Река времен. Портной

Очень быстро Родион завел приятелей в Ялте, близких по духу, которые также как и он не хотели признавать «кукольное» Временное правительство. Это были офицеры, отошедшие от службы, но не нашедшие себя в гражданской жизни. Вечерами они кутили в ресторанах, или играли в карты, бесконечно обсуждая положение в стране и строя прожекты в новой ипостаси – гражданской жизни. Но все их планы неизменно откладывались на неопределенный срок.

Со спутницами приятелей Родиона, две из которых были артистками, и явно не были венчаны со своими «мужьями», как они их называли, Настя как-то не сошлась. Жена третьего приятеля, Зинаида, которая была старше своего мужа Дениса Свешникова, судя по всему, была дамой из высшего общества, и всем своим поведением выказывала Насте и другим дамам явное пренебрежение. Это тоже досаждало Насте, если не сказать больше. Родион поначалу настаивал, чтобы Настя сопровождала его в дружеских застольях и вечерних прогулках. Но Настя, ссылаясь то на занятость, то на плохое самочувствие старалась избегать совместных увеселений. Кроме того, она считала, что ей, как замужней даме, не прилично находиться в обществе «артисточек», как она прозвала их. А Родион и не настаивал на ее присутствии, понимая, что это далеко не Настин круг общения. Настя чувствовала, что он даже немного стесняется ее перед своими друзьями, но уверенная в чувствах Родиона, все же она отпускала его одного, и только в шутку советовала «не терять головы».

Пригодились Насте и курсы французской кухни, против которых она так была настроена, считая их пустым времяпрепровождением. Неожиданно для себя, она приохотилась к стряпне, потчуя Родиона диковинными блюдами, ничуть не хуже ресторанных. Особенно ей понравилось печь. И почти каждый вечер к чаю у нее были то пироги, то плюшки, то печенья.

Нередко оставаясь по вечерам одна, она занималась домашними делами, чуть ли не ежедневно писала письма сестре, много читала. Пока Настя жила с Нюсей, она часто спорила с ней, даже раздражалась на ее невозмутимость и спокойствие. А сейчас, в разлуке ей так не хватало их вечерних посиделок, ее поддержки, и рассудительных советов. Она бы с удовольствием вернулась в Екатеринодар, но Родион не заводил на эту тему разговора, а самой ей было неудобно спрашивать его об отъезде, чтобы он вдруг не подумал, что их просят с квартиры. Тем более и Нюся писала, что бы они не торопились назад, потому что в городе голодно и беспокойно. И, если Родиону вольное житье на пользу, чтобы жили, сколько понадобится.

Читала Настя все, что попадалось под руку. Однажды, когда она в книжной лавке выбирала себе книгу, к ней неожиданно подошел незнакомый мужчина. Высокий, худой, ничем не примечательный, кроме очков и шляпы:

– Вы ищете что-нибудь почитать? Вот, рекомендую, – он непонятно откуда вытащил тоненькую брошюрку, чуть ли не насильно сунул ее Насте, и стремительно вышел. Настя даже не успела его спросить, сколько она ему должна.

Про эту брошюрку она вспомнила только вечером, когда Родион ушел с приятелями «расписать пульку», как он говорил, то есть поиграть в карты. С этой целью они собирались, как правило, у Свешниковых. У тех был свой дом недалеко от набережной, не идущий в сравнение с Нюсиной квартирой, куда Родион стыдился приглашать своих новых друзей. Настя, как обычно отказалась идти вместе с Родионом. Ей было жаль убивать время за бесконечными разговорами с «артисточками» о шляпках, кружевах и перчатках. Точно также неприятна была и «мадам» Свешникова с ее молчаливым высокомерием. Настя не понимала, как Зинаида – такая чванливая особа выносила в своем доме этих артисточек. Впрочем, когда Родион рассказал историю брака Свешниковых, все стало понятно. Сама Свешникова была вдовой генерала, который оставил ей богатое наследство. В том числе и этот летний дом-дворец. Денис Свешников долгое время пребывал у нее в фаворитах, пока она не настояла на их венчании, чтобы хоть как-то спасти свою репутацию в Санкт-Петербургском высшем обществе. И теперь была готова на все, чтобы только сохранить этот брак, или хотя бы его видимость.

Оставшись в одиночестве, Настя в предвкушении любимого занятия расположилась на диване. Ее слегка смутило не совсем понятное название «Апрельские тезисы». Она не знала значения слова «тезисы», и решила, что это, скорее всего название каких-нибудь цветов. А, значит, похоже, что это будет рассказ о любви. По ее мнению это был самый занимательный жанр, когда узнаёшь, как складываются отношения у других людей, и невольно сравниваешь со своей жизнью.

Но когда она начала читать, поняла, что это совсем не то, чего ожидала. В какой-то момент она даже хотела выбросить эту брошюру. Но была у Насти такая черта: ей почему-то было стыдно бросить книгу недочитанной. То ли потому что привыкла все, за что бралась, доделывать до конца, то ли потому что, как она считала, человек старался, писал, может быть, даже мучился, и бросить книгу на половине – это просто неуважение к автору. Настя мало что поняла из прочитанного. Но и этой малости ей хватило, чтобы разбудить чувство раздражения. «Господи, да что же это такое? Сектанты что ли, какие?» – Она посмотрела на оглавление, чтобы узнать кто автор: «Кажется, это тот самый каторжник, про которого мужики в госпитале болтали. Чего они хотят-то, эти большевики, никак не возьму в разумение? Царя уже нет, и эта власть их не устраивает? Свою власть поставить? Пролетариат и беднейшее крестьянство? Это что же получится, если крестьяне станут страной править? А кто ж тогда землю пахать будет? Ведь хлебушек-то сам собой не родится. А еще что навыдумывали: убрать полицию и армию, а взамен вооружить весь народ. Так все друг дружку и перестреляют, поди. И что же тогда от России останется? А то еще что сочинили: «распределение продуктов». Это как так? Сиди себе на печи, как Емеля, а тебе продукты с неба будут валиться? Ну, просто сказка какая-то»… Но от этой жутковатой сказки на душе было неспокойно. Умом Настя понимала, что такого никак не может быть, что все это чья-то злая выдумка, но от этого не становилось спокойнее…

Она долго размышляла на эту тему, о которой никогда до этого даже не задумывалась, и сама не заметила, как задремала. Разбудил ее Родион. От него слабо попахивало спиртным. Он присел на диван и стал нежно целовать ее:

– Чем это мы так зачитались, что даже заснули? И где наш «миротворец»?

Он взял в руки брошюру, и в один момент лицо его преобразилось. Глаза зло сузились и словно подернулись белой пеленой:

– Ах ты дрянь! – неистово кричал он. – Ты где взяла эту гадость? Я из-за этих тварей потерял все! Я стал никто, червяк, а ты!.. Дрянь!.. Революционэркой захотела стать?! Я покажу тебе революционэрку!..

Этой брошюрой он принялся хлестать Настю по щекам. Он еще много кричал обидного и оскорбительного для Насти. Что сколько волка не корми,.. что быдло, оно неискоренимо,.. что кухарка должна знать свое место…

Таким взбешенным Настя еще никогда не видела своего мужа. На него словно напала падучая. Сначала она пыталась ему объяснить, как у нее оказалась эта книжка, но от этого Родион приходил в еще большую ярость. И Настя, обхватив голову руками, горько заплакала. Только это и остановило Родиона. Он разорвал брошюру на мелкие клочья, и, хлопнув дверью, ушел. В эту ночь он не пришел домой ночевать. Это была их первая серьезная размолвка.

Примирение было долгим, тяжелым и безрадостным. Словно от безвыходности. Так часто бывает в жизни: сначала мы молчим, потому что обиделись, потом – потому что не знаем, с чего начать разговор, а потом просто забываем язык, на котором разговаривали прежде. Незаслуженная обида и осознание их социального неравенства рубцом отложились на сердце у Насти. А Родион, считая себя правым, и не очень стремился загладить свою вину. Так и остались каждый наедине со своей обидой, с трудом затолкнув ее в сердечные загашники, всецело положившись на время, как на лучшего лекаря.

Заканчивалось лето, пустела Ялта. Разъехались друзья Родиона, а новыми он не обзавелся. Потому все его время и внимание теперь всецело были отданы Насте. С одной стороны Настю это радовало. Но с другой… Настя стала замечать, что постепенно муж превращается в того – прежнего Родиона, вернувшегося с фронта – ожесточенного и нервного. Теперь он мог часами лежать на диване, уставившись в одну точку, совершенно не замечая Настиного присутствия. Он даже внешне изменился: скулы его зло заострились, глаза ощетинились, поблескивая недобрым холодным блеском. Он стал резким и насмешливым. Настя понимала, что Родиону, потерявшему основной стержень, очень сложно смириться и найти себя в новой, еще не устоявшейся жизни. Она не знала, как помочь, но знала определенно, что ему непременно нужно заняться каким-то делом и мучительно думала, как начать неприятный разговор. Однажды, когда после прогулки по набережной, Родион был в прекрасном расположении духа, Настя не выдержала:

– Родион, а ты не думал о том, чтобы открыть здесь какое-нибудь дело? – словно мимоходом спросила она.

– Дело? – насторожился Родион. – Какое дело можно открыть в курортном городе?

– Ну, может быть, открыть небольшой пансионат, или магазин, как дядя Николай?

– Ты вообще понимаешь, что ты мне предлагаешь? Чтобы я стал лавочником?! – взорвался Родион. – Я – потомственный дворянин, а не купчишка какой-то!

Настю опять неприятно уколола это откровенная спесь, на которую она только растерянно развела руками:

– Ну, я тогда не знаю… Может, тебе куда-нибудь на службу устроиться?

– А если не знаешь, так и не лезь со своими советами!

«Всяк сверчок знай свой шесток», – горько усмехнулась Настя про себя.

Тем не менее, через некоторое время Родион устроился на службу в местную гимназию преподавать общественные науки. Чтобы восстановить в памяти утраченные знания, он обзавелся учебниками, справочниками, и засиживался за ними до поздней ночи, что-то скрупулезно выписывая в тетради. Особенно его увлекла история. Он даже читал Насте вслух выдержки из учебников и статей, чем-то особенно восхищаясь, а с чем-то не соглашаясь. Иногда даже спрашивал ее совета, как будет лучше преподнести какой-нибудь материал.

Насте за эти два летних месяца надоело сидеть без дела. Она тоже устроилась в один из госпиталей сестрой милосердия. Теперь они с Родионом по вечерам за тихим сопением самовара делились всем, что пережили за день, шутили, подтрунивали друг над другом.

Настя не могла нарадоваться этим совместным вечерам, и вновь узнавала в муже того – прежнего Родиона, которого она полюбила два года назад. Кажется, жизнь налаживалась.

VI

Октябрьская Революция застала Вельяминовых в Ялте. Казалось, в феврале 1917 года, когда в стране, измученной войной, не стало царя, когда образовалось Временное правительство, страшнее и хуже уже ничего и быть не может. Оказалось, что может. В город хлынули толпы беженцев. Кого здесь только не было: татары, греки, евреи – все бежали, ища спасения от новой власти. Но небольшой курортный городок не мог вместить всю Россию. Люди ютились даже в храмах. Еды не хватало, повсюду побирались нищие. К беженцам прибавились еще французские и турецкие матросы с кораблей, которые как коршуны в любой момент были готовы кинуться на растерзание Крыма.