Вернуться

– Что вам нужно?

Непримечательный мужчина в черной одежде с бегающими глазами вызывал неприязнь. Пожалеть его никак не получалось.

– Я хотела выразить вам соболезнования по поводу смерти вашей мамы. Она добрый… была добрым человеком.

– И?

– И я хотела спросить, вы заберете Барни к себе?

– Я только что потерял мать, а ты задаешь мне вопросы о какой-то псине?!

– Барни – не «какая-то псина», а любимая собака мадам Лабиш. После Вас она больше всех любила Барни. Поэтому я и подумала, что Вы захотите его забрать, как память о маме.

– Девушка, как тебя там, ну, ты точно не в своем уме!

– Где он?

– Откуда мне знать, где эта чертова псина? У меня что, проблем других нет?

– Барни! – закричала Бланш, – Барни! Иди сюда, малыш.

Сначала никакой реакции не было, Анри Лабиш наступал на нее, всем видом показывая, как хочет ее побыстрее выпроводить. И тут очень медленно с кухни мадам Лабиш появился спаниель Барни. Пес шел, словно нехотя, опустив рыжую голову. Бланш кинулась к нему.

– Я его заберу.

– Сделай одолжение.

Бланш схватила Барни в охапку и почти выбежала из дома, который еще вчера был домом милейшей старушки мадам Лабиш.

***

– Не хочешь же ты сказать, что этот пес теперь будет жить у нас?

– Папа, я постараюсь найти Барни хороший дом где-нибудь неподалеку. Но если не получится, то да, я хочу, чтобы он остался у нас. Он и так пережил большой стресс.

– И кого ты хочешь осчастливить своим новым проектом?

– Посмотрим.

Несмотря на уклончивый ответ отцу, у Бланш уже возникла в голове мысль, которая вызвала прилив сил. «Значит, я на правильном пути», – одобрила себя Бланш.

Она в такой поспешности уходила от Анри Лабиша, что не подумала попросить еду Барни, хотя очевидно, что у мадам Лабиш в достаточном количестве имелся запас провианта для ее любимца.

Вечером того же дня Бланш решительно постучала в дверь Антуана Делилля.

Открыл он не сразу. У девушки успела промелькнуть мысль о том, что, может, сосед взялся за старое? Хотя в последнюю встречу, когда Антуан разговаривал с ее отцом, он выглядел совершенно трезвым.

Но спустя пару минут дверь распахнулась.

– Можно я войду? Мне нужно с вами поговорить.

Своей решительностью она заставила хозяина отступить вглубь дома. Он кивнул в сторону, приглашая внутрь.

– Чем обязан?

– Ночью умерла мадам Лабиш, соседка из дома номер семнадцать.

– Понятно.

– У мадам Лабиш остался пес, трехлетний спаниель Барни. Ее сын, Анри, не хочет заботиться о нем. Барни нужен дом. Я работаю волонтером в собачьем приюте, но мне бы не хотелось его туда забирать. Хорошо, если Барни сможет остаться где-то поблизости от своего прежнего дома, в знакомых местах. Я подумала, что вы могли бы взять его к себе. Он вполне здоров и при хорошем уходе проживет лет десять, а то и больше. У вас никого не осталось, и у него тоже. Вы могли бы помочь друг другу.

– Бланш, вы на ходу это все придумываете?

– Послушайте, Антуан, Барни уже сегодня негде жить!

– Почему бы вам не оставить его себе?

– Если я не смогу найти ему дом, я так и сделаю. Но мне кажется…

– Вот именно, вам кажется…

– Вы всегда такой несносный?

– А вы всегда знаете, что будет лучше для меня, для Барни и для всех вокруг?

– Нет… – Бланш понуро опустила голову, но в следующую секунду вновь ее подняла. – Но, может, вы все же взглянете на Барни? Вдруг вы друг другу придетесь по душе? Не отказывайтесь сейчас. Что вы теряете?

– Хорошо, пойдемте, – нехотя согласился Антуан. В некотором роде он все же чувствовал себя обязанным этой активистке. Он перестал пить.

Первые дни после решения завязать с алкоголем, когда ноги сами поворачивали в сторону бара или в магазине рука тянулась к бутылке виски, Антуан отвлекал себя долгими пешими прогулками по Лиону. Временами катался на велосипеде по набережным зеленоватой беззвучной Роны, поднимался улочками Старого города на холм Фурвьер[4 - Фурвьер – холм на западе Лиона и центральный квартал, расположенный на этом холме. Поселение на вершине холма было основано еще римлянами. В настоящее время на нем расположены античный театр, античный Одеон и храм Кибелы.], гулял от площади Сен-Поль с одноименным зданием вокзала к югу до старой Еврейской улицы, с ее старинными домами богатых лионских торговцев, смотрел на оживающую природу в Парке Золотой Головы[5 - Парк Золотой Головы расположен на севере Лиона. Это один из крупнейших городских парков Европы, занимающий 105 гектаров, на которых находятся озеро, зоопарк, ботанический сад, развлекательные и спортивные объекты.], проводил пальцами по шершавой рубчатой коре деревьев. Носились ли с цветка на цветок, громко жужжа, насекомые, вздрагивали ли молоденькие листочки от ударов крупных дождевых капель, шелестел ли белый трамвай, похожий на рыбу-мурену, уводила ли в неизвестность лестница Старого города – все открывалось перед Антуаном в первый раз, и он старался жить мгновением настоящего. Вытирал бумажными салфетками мокрое от пота лицо, пил теплую воду, нагревшуюся на солнце во время прогулки. Она не заглушала жажды. Но именно благодаря жажде Антуан чувствовал себя более живым. Ему вспомнилась книга Френсис Бернетт «Таинственный сад» из далекого детства. Казалось, что Лион – это его таинственный сад, в котором все неизведанно и все принадлежит ему.

– Барни, Барни, где ты? Выходи, я тебя кое с кем познакомлю.

Но пес не появлялся. Он лежал, свернувшись клубочком, за диваном и смотрел на людей такими грустными янтарно-крапчатыми глазами, словно собирался заплакать. И Антуан увидел в нем себя. Такого себя, каким он предстал перед этой девушкой однажды ночью. Несчастным, побитым жизнью, не готовым жить дальше. Пес молодой, у него впереди много-много дней. Если кто-то сейчас протянет руку помощи.

Они стояли так несколько минут, не шевелясь, не разговаривая. Барни смотрел на Антуана, Антуан смотрел на Барни.

– Хорошо. Я его заберу, – наконец сдался Антуан. – Но не уверен, что из меня выйдет хороший хозяин. У меня никогда не было собаки. А последний раз я возился с псом у бабушки и дедушки за городом, когда мне было лет двенадцать-тринадцать.