Пока дремлют аспиды

Но Ева уже рыдала взахлеб, а Ламия с тревогой ощущала, как кончик палки, упирающийся в ее спину, дрожал все сильнее.

– Разлучница! Негодяйка! – не унималась молодая женщина. – Думаешь, тебя из посудомоек в зеленщицы за красивые глаза перевели? Дудки! Это Крист Хозяйку подговорил. Я слышала, как он ее вчера просил, чтобы тебя горничной сделали. А знаешь, горничные в нашем замке не только постели убирают.

– Это правда? – изумленно переспросила Ламия.

Что ответила Ева, она не расслышала. Внезапный треск под ногами мог быть чем угодно, но, когда Ламия стремительно полетела вниз, внезапно проснувшийся глас разума спокойно объяснил, что не стоило стоять на краю так долго, потому что там была трещина, которую она заметила, но не придала ей значения. Кусок выступа не выдержал ее веса и отломился, увлекая ее за собой.

– Ламия! – послышался наверху крик зеленщицы, и Ламия поняла, что та ни за что не столкнула бы ее вниз, а собиралась только попугать. Но от осознания этого легче не стало. Несколько бесконечно долгих секунд девушка летела среди клубов теплого пара, а потом над ее головой сомкнулась вода – горячая и ядовитая.

Впрочем, вынырнув на поверхность, Ламия уже ни в чем не была уверена. Возможно, ядовитое действие воды скажется потом – если она выживет, – но прямо сейчас неприятных ощущений не возникло. Вода была просто водой: умеренно горячей и где-то даже приятной. А вот сюрпризом стало необычно сильное течение, которое не дало ей разглядеть грот или крикнуть о помощи. Река подхватила ее и уверенно поволокла в глубину пещеры, и, хотя Ламии удавалось держать голову на поверхности, повернуть против течения не получалось.

Меня спасут, убеждала себя девушка. Возможно, не сразу, но Ева не трусиха, она расскажет, что я упала. С другой стороны, зачем ей спасать соперницу? Убивать ее она не собиралась, но раз обстоятельства сложились таким образом, их можно расценить, как везение для одной, и трагический случай для другой. Еву в замке знают, ей поверят.

Но по мере того как течение успокаивалось, а вместо ожидаемой темноты над головой забрезжили пятна света, настроение Ламии улучшалось, и мысли о смерти отступали. Свет на потолке подземного тоннеля был странным и походил больше на солнечные зайчики, чем на сквозные дыры, ведущие на поверхность. Пятна беспорядочно мельтешили, меняя окрас, размер и интенсивность свечения. Чем дальше плыла девушка, тем ярче становилось в подземелье. Ламия закрутила головой, пытаясь найти источник света, и тут осознала, что больше не является пленницей течения. Почти одновременно она увидела небольшой грот с песчаной отмелью и покатым сводом, но когда разглядела его в подробностях, то едва не ушла под воду.

У кромки реки была установлена каменная плита, больше всего похожая на жертвенный алтарь. Человек уместился бы на ней в самый раз – и по длине, и по ширине. Сходство усиливали ножи, аккуратно разложенные рядом на тряпице вместе с пустыми чашами и сосудами. Под потолком грота висел, лениво вращаясь в воздухе, огромный разноцветный кристалл, который и порождал блики. Они отделялись от него, словно светлячки, временно присевшие на фонарь, а потом разлетавшиеся по всей пещере. А еще стены речного грота были исписаны зловещими знаками и символами. Их начертали размашисто, чем-то красным и явно со знанием дела. Рядом с плитой и ножами валялась груда тряпок, похожая на одежду. Разглядев все это, Ламия поняла, что идея плыть к берегу, на какой-то момент показавшаяся спасительной, на самом деле была очень, очень плохой.

Надо вернуться обратно, к сильному течению, решила она. Возможно, ей удастся зацепиться за стену и… Додумать план действий Ламия не успела. В ее лодыжку вцепились сильные пальцы и рывком дернули вниз, утащив с головой под воду. Она дернулась и лягнула свободной ногой, но ни в кого не попала. В следующую секунду ее ступню отпустили, зато обручем сдавили горло, одновременно схватив за волосы. Решив, что настали ее последние мгновения, Ламия забилась, как рыба, попавшая в сети, но тут хватка на шее ослабла, и ей позволили глотнуть воздуха. Она и не заметила, как ее выволокли на берег – к той самой плите, предназначение которой не вызывало сомнений.

– Помогите! – хотела крикнуть она, но лишь закашлялась, выплевывая воду. Ее бесцеремонно перевернули и, запрокинув руки за голову, крепко связали. Поморгав, Ламия уставилась на высокого мужчину, который управлялся с веревкой так ловко, словно каждый день связывал девиц, выловленных из воды. А может, так оно и было, и Ева просто сговорилась с подземным речным богом, принеся Ламию ему в жертву в обмен на любовь Криста.

Ламия выросла в деревне, где природные божества были такими же реальными существами, как налоговые инспекторы, приезжавшие раз в полгода из города. Ламия не знала, как должны выглядеть боги, но напавший на ее тип был, по меньшей мере, странным. И дело было даже не в том, что он был абсолютно голым. Голых мужчин Ламия видела, ведь не раз подглядывала за парнями в мужской банный день. Так делали все ее подружки, и она не сомневалась, что парни в женский банный день поступали точно так же. Странным в незнакомце было контрастное сочетание черных глаз и почти белых волос, разметавшихся по плечам, словно бесцветные водоросли. Сосредоточенный взгляд показался ей знакомым, но на воспоминания времени не было – Ламия отчаянно сопротивлялась. Она не кричала, понимая, что в подземном гроте ее вряд ли услышат.

По-настоящему Ламия запаниковала, когда мужчина, отвернувшись к тряпице, стал перебирать ножи. Все происходило так быстро, что с момента, когда ее извлекли из воды, вряд ли прошла минута. Втайне она надеялась, что сначала будет насильная любовь. О насильной любви ей рассказывала бабуля, пережившая не один набег угеритов.

– Насильная любовь – скверная штука, но она же – твой путь к спасению, – говорила бывалая старуха. – Тут главное не растеряться, подыграть, а там глядишь, и камушек какой под руку подвернется, или нож с пояса у мужика достать получится. Ну, а если ничего не выходит, ни оружия, ни камней не видать, или, хуже того, руки связаны, то надо поговорить. Не рыдать, а спокойно пообещать райское блаженство за свободу. Мне так два раза удавалось откупиться. Правда, если уж договорились, то слово надо держать.

Сейчас из всех бабулиных советов подходил только один – договориться. Плохо только, что Ламия складно говорить не умела, поэтому и первые слова, вырвавшиеся из горла, прозвучали дико и неуместно.

– Райское блаженство, – прохрипела она, – хочешь? За свободу.

Тут ее застал приступ кашля, который пришлось подавить быстро и безжалостно, потому что над ее лицом возникли внимательные черные глаза.

– Ты не нимфа, – произнес мужчина, и в его голосе прозвучало такое разочарование, что Ламии на секунду даже стало его жаль.

– Нет, – уверенно помотала она головой, – но райское блаженство умею… И эээ… договоримся? Свобода в обмен на…

– Заткнись, – беззлобно сказал мужчина и разрезал веревки, освобождая ее.

Ламия такого поворота не ждала, но оказалось, что тело было к нему готово. Почувствовав, что ноги больше ничто не держит, она бросилась к воде с такой поспешностью, что не заметила, как перебирает ступнями в воздухе. Какая-то неведомая сила оторвала ее от песчаного берега и не совсем плавно перенесла вглубь грота, бесцеремонно бросив на землю. Вторая попытка к бегству увенчалась тем же успехом, а третью Ламия предпринимать не стала. Она все-таки считала себя умной девушкой. Забилась под самый свод, прижала ноги к груди и уставилась на пальцы мужчины, по которым еще бегали золотистые молнии.

Незнакомец, между тем, оказался вовсе не незнакомцем. Той же рукой, которая сотворила магию, не дав Ламии нырнуть в реку, он провел по своим волосам, мгновенно преобразив их цвет из белого в черный, а потом, ткнув пальцем в груду одежды на берегу, поднял ее в воздух – куда бережнее, чем Ламию до этого, – и заставил подлететь к себе. Затем мужчина принялся одеваться, а Ламия поспешно отвернулась, так как вспомнила слова Криста о том, что главный маг страны ненавидит, когда за ним подсматривают. А это был именно Крон, тот самый драконий колдун, который видел, как она висела на краю башни, и даже не подумал ей помочь. Стоило ли удивляться, что сейчас он ее едва не зарезал.

– Я тебя перепутал, – мужчина произнес слова буднично, словно разговаривал сам с собой. Извинений в них не было ни капли. Наоборот – Ламию обвиняли.

– Образно выражаясь, ты преступница, – заявил он, изящным движением застегивая манжеты на рукавах камзола. – Поймать нимфу нелегко, ее приходиться долго приманивать, готовить воду, пещеру, чистить все от человеческих запахов. Ты своим купанием все испортила. Теперь это место не очистится еще месяц, а на поиски другого у меня нет времени. Я очень занят, знаешь ли. Если прибавить то, что случилось сейчас, к тому, что произошло три недели назад, то ты за короткий период времени провинилась дважды, – взглянув в ее недоумевающие глаза, Крон любезно пояснил, – ты упала с башни и распугала закатных духов, которыми питается моя вторая сущность – дракон. В результате, мне пришлось съесть отшельника в горах.

«Какой ужас», – подумала Ламия. – «Сейчас он обвинит меня в том, что из-за меня погиб человек. Хотя мог ведь сожрать овцу или корову, зачем сразу отшельника?»

Неприязнь к Крону росла прямо на глазах, и похоже, это чувство было обоюдным. Надо было придумать что-то в свое оправдание, но тут Крон неожиданно навис над ней, уперев руки в скалу над ее головой. Ламию обдало запахом озера, каким его вода всегда пахла в начале лета, а еще от мужчины исходило такое сильное тепло, что ей невольно захотелось подвинуться ближе – казалось, будто над ней вырос горячий очаг, от жара которого стали быстрее сохнуть одежда и волосы.

– Мне совершенно не интересно, как ты оказалась в этом гроте, – заявил маг, буравя черными глазами ее макушку. Ламия хотела было бросить ему в лицо презрительный взгляд, но в последний момент струсила и уткнулась в колени. Близость Крона действовала… подавляюще. Хотелось очутиться где-нибудь далеко, хоть в стране угеритов, лишь бы не видеть эти черные глаза и сверкающие в свете кристалла острые ножи рядом с алтарем.

– Я уважаю число три, поэтому в этот раз просто скажу Сандре, чтобы она тебя оштрафовала. На половину заработка. И поверь, я жалею, что мы отменили физические наказания для слуг десять лет назад. Иначе я лично бы тебя выпорол. Но в следующий, третий раз, я тебя уволю.

Помолчав, он задумчиво добавил:

– Или не ждать третьего раза? Ты представить не можешь всю глубину моей злости. Нимфы заплывают в Маро Озеро только в это время года и остаются в нем не больше недели. Я готовил ловушку пять дней и вряд ли успею повторить все за оставшиеся пару суток.

У Ламии на языке так и вертелось спросить, зачем ему понадобилось убивать бедных нимф, но она сдержалась. Крон был злым, беспощадным и самым отвратительным колдуном в мире. Она не удивилась, если бы узнала, что он крадет младенцев из деревень, вытапливает из них жир и готовит на нем снадобье для полетов. Бабуля рассказывала, что все черные колдуны так поступают, а в том, что Крон был хоть и главным, но самым черным из магов, она не сомневалась.

На голову ей опустилась горячая рука, и Ламия поняла, что не может пошевелить ни пальцем.

– О том, что видела, не расскажешь никому, – медленно произнес Крон, а перед ее глазами забегали золотые молнии. – А теперь убирайся и больше мне не показывайся. Для тебя это опасно, а мое время слишком ценно, чтобы тратить его на таких, как ты. Дверь там.

Он повернул ее мокрую голову налево, словно она была куклой, и Ламия уставилась на массивную деревянную дверь, которая возникла в скале там, где секунду назад был только камень.

Ничего не говори, ничему не удивляйся, просто уходи, велела она себе, поднимаясь на негнущихся ногах. Хорошо, что еще проклятия никакого не наложил. Можно сказать, легко отделалась.

Ламия покинула грот, не оглядываясь на Крона, но до последнего шага чувствуя, что тот смотрит ей в спину. Она не удивилась, когда обнаружила, что дверь вывела ее на привычную винтовую лестницу, поднимавшуюся от теплиц к кухне. Карабкаясь по ступеням, девушка кипела от злости, потому что Крон прочно поселился в ее мыслях, не позволяя думать ни о чем другом. Вспоминалось каждое его слово, каждое движение и жест. И хотя ей хотелось стереть его образ из памяти, облик главного мага, будто нарочно, мельтешил перед глазами. Особенно много вопросов вызывала его внешность. Например, почему он красил волосы в черный цвет? Стеснялся белого цвета, боялся быть «не модным», стремился быть первым во всем, в том числе, и первым красавцем в стране? Но для этого не только цвет волос нужно было менять, но и весь облик тоже. Особенно постараться над глазами. Они были слишком цепкими, слишком неприятными. А еще уставшими, словно видели слишком много. К тому же, тело у Крона было хоть и поджарым, но чересчур худым. В ее деревне такое телосложение у мужчины считалось признаком болезни. Если бы она не знала, что он главный маг, которому на стол должны подавать лучшие блюда, то подумала бы, что колдун периодически недоедает.

Когда Ламия, наконец, поднялась, то поняла, что отсутствовала не так уж долго. Судомойки еще возились с котлами, а все главные помещения кухни начинали готовиться к ужину. Пекари колдовали над хлебом и пирогами, привычно суетились поварята, бегая вокруг вертелов с мясом, главный повар плавно перемещался между котлов с супом, пробуя варево и раздавая тычки помощникам, виночерпий считал запыленные бутылки, принесенные служкой из кладовой, а по всей кухне ловко двигались помощники с корзинами, подносами и поручениями, умудряясь не сталкиваться друг с другом в тесных рядах между столами, буфетами и очагами. Все шло своим чередом.

Ламия тихо подошла к столу зеленщика, заваленного морковью и петрушкой, и присев рядом с Евой, принялась, как и она, сосредоточенно рубить зелень. Заметив ее, Ева удивленно подняла заплаканные глаза, которые тотчас же попыталась скрыть прядями волос. Наверняка, оплакивала утопленницу. Ламия же подумала и решила, что не станет тратить время на то, чтобы вымачивать нижнее белье Евы в соке морницы, как она задумала вначале. Однажды сестренка подшутила так над Ламией, и та два дня не могла сидеть. Да и вообще мстить хотелось не Еве, а совсем другому человеку. Ева хоть поплакала над ее воображаемым трупом, таких врагов стоило беречь. А вот Крон зарезал бы ее и даже бровью не повел, если бы ошибка выяснилась чуть позже – после вскрытия не-нимфы.

Наглядевшись на мокрую Ламию, Ева перевела взгляд обратно на доску с салатом, который резала, и подумав, отдала ей свой нож, который был острее и удобнее.

Вечером за Ламией привычно зашел Крист, чтобы пригласить на вечернюю прогулку по крепости. Девушка посмотрела в его веселые, слегка пьяные глаза, а потом, размахнувшись, залепила ему пощечину. И боясь потерять инициативу, быстро добавила, что больше они не друзья, и ходить в ее комнату нельзя. Раньше Ламия всегда осуждала девушек, которые выставляли парней за дверь таким способом – без объяснений и на эмоциях, но поступить иначе не могла. Лично ей Крист ничего плохого не сделал, более того – спас ей жизнь, но сейчас в ее глазах он был воплощением всех магов в одном лице, и прежде всего, самого отвратительного мага на свете – Крона.

Какое-то время ей казалось, что Крист ударит ее в ответ, но тут почувствовала, как подошла и встала за спину Ева, а с ней еще несколько девчонок. Молодой ведьмак, бросив на Ламию недобрый взгляд, ушел, ни сказав ни слова. А Ламия запоздало подумала, не может ли этот случай стать тем самым, третьим разом, о котором предупредил ее Крон.

Глава 3. Кормака тебе на голову

Утром Ламия чувствовала себя так, словно по ней прокатили телегу, груженую наковальней. Тело ломило, от озноба не спасла даже теплая шерстяная кофта, подаренная бабулей, а в голове поселились злобные черти, которые стучали изнутри молотками по вискам и глазам. Раньше у Ламии никогда не болела голова, и она с удивлением прислушивалась к новому чувству. Приложив ладонь ко лбу, девушка поморщилась – кожа была потной и горячей. Все указывало на то, что купание в подземной речке не прошло бесследно, и кажется, она подхватила ту самую страшную болезнь, о которой в деревне говорили только шепотом – простуду.

Пошло оно все к чертям, подумала Ламия, поразившись, что первой осознанной мыслью было увольнение. Жаль, конечно, терять такое место и столько денег, но интуиция подсказывала, что дальнейших встреч с магами на службе у Крона не избежать. Как при этом сохранить здоровье, честь и гордость, девушка не знала. Больше всего на свете ей хотелось завернуться в одеяло и, уткнувшись в подушку, провалиться в сон, ведь простуду лечили именно таким способом.

Кровать Ламии находилась рядом с окном, за которым уже виднелась серая полоска приближающегося рассвета. Эх, поспать бы еще часа три, но нет – надо вставать. А может, действительно, уволиться? Вернуться в деревню, попроситься к отцу на поле, по вечерам помогать по хозяйству матери. Впрочем, именно это и делали ее шесть малолетних сестер и четыре брата. Ламия была самой старшей в семье, ее догонял одиннадцатилетний Йорн, но даже если бы он устроился на работу, вряд ли сразу стал получать столько же, сколько она. Вспомнив о Йорне, Ламия вздохнула. Мать мечтала отправить его на учебу в духовную семинарию Хартума, и если бы Ламия продержалась еще полгода, то они смогли бы оплатить первый семестр.

– Ты чего сидишь в одеяле? – дверь приоткрылась, впустив в полутемную комнату полосу яркого света, а вместе с ней удивленное лицо Мирры. Ламия растерянно огляделась. Оказывается, она умудрилась не только проспать, но даже не заметить, как собрались и ушли на работу другие девушки.

– Хозяйку сейчас на куски от злости порвет, – сказала напарница. – Тебя с утра ищет. Ну, ты даешь! Давай собирайся, на полчаса я тебя прикрою, но на большее не рассчитывай.

«Спасибо, добрая женщина», – подумала Ламия вслед захлопнувшейся двери и потащилась в уборную, только на пороге вспомнив, что еще куталась в одеяло. В том, что ее искала Хозяйка, ничего удивительного не было. Неужели у главного мага Альцирона с утра нет других дел и обязанностей, кроме как ябедничать на слуг и раздавать приказы об их наказании? Черт с ним, с Кроном, успокоила себя Ламия, зато ты молодец: спасла несчастную нимфу.

В кухню она зашла с видом кротким и покорным. С несправедливой потерей половины заработка Ламия, конечно, вряд ли когда-нибудь смирится, но злить Хозяйку сильнее не стоило. Да и, в конце концов, Сандра лишь выполняла приказы Крона.

Поэтому, когда Хозяйка подошла к ней, грозно нависнув сверху, девушка склонила голову и приняла самый благообразный и почтительный вид, на какой была способна. Видимо, получилось плохо, так как сверху заскрежетали зубами.