Углами острыми в зигзаг.
Совсем устал, обледенел,
Сточил свой шип каблук стальной,
Как старостью сточенный зуб,
Тупая боль.
И по прямой от можерги
Пошел поношенный цоколь,
Раздался приглушенный стук,
Ритмичный, словно сердца тук,
Тук-тук, тук – тук, тук – тук…,
Как метронома мерный звук.
И тянет за собой ногу,
Почти, что выгнувшись в дугу,
Буксует нитками в снегу.
Планету всю метет пороша,
Мир не плохой и ни хороший,
Он просто чист в убранстве пуст,
Слетела маска злобных уст,
Смеющихся над ней,
Разорваны их рты!
Пал в своей славе лицедей,
В след, мимы,
Копии людей пошли за ним.
Стих бесноватый дикий смех
Былых чудачеств и утех.
И мир испуганно притих,
Взяла его кручина,
Взгрустнул, уныл, безлико сник,
И тело сбросивший старик,
На одре смертном с ним расставшись,
Не обрядился в новый лик.
Ушел, оставив этот мир,
Тот, кто недавно был Кумир!
Месть Матери всегда,
Страшна и очень беспощадна,
И этим женщина отрадна,
И этим женщина ценна,
И этим, святостью полна,
Сумеет зло вернуть сполна.
Разыщет сына своего,
Сама дорогу ему выбьет,
Тропу протопчет и пробьет,
Ту, что к порогу приведет Его,
К порогу дома своего.
Зима плела и вышивала
Земли атласное одеяло.
Мело – мело, белым – бело…
В особый переплет жаккарда
Все нити разом заплело,
И серебро к ногам бросала,
Кидала пух в земли чело.
Холст простегала в мелкий шаг,
Мережку повела в овраг,
Как батог для врагов тянула,
Потом сквозь поле на леса
Плеть положила волоса,
Все распустила, растрепала,
Хвостом махать не успевала.
Дорога тропами вилась,
Игла утаптывала бязь.
Ходила вдоль и поперек,
В диагональ,
Наискосок проложен стежки шаг,
И, вновь петляющий зигзаг.
Накатом бисерным лег кант,
Оплел ажурно диамант
Мерцающий в снегу,
Теперь он в вышитом кругу,
Хрустальным озером застыл,
Флаконом хрупкого стекла,
Но, жизнь внутри еще текла.
И густо выстлался над ним
Холодный и туманный пар,
В трико затянутый фигляр
На сцену вышел пантомим,
Миниатюрами пленим.
Молчаньем скованы уста,
Иглой хирурга неспроста,
Зима стянула порванные рты,
Ланцетовидные видны швы.
Теперь в плену у немоты
Зашитый узловато рот,
Ни возгласа, ни хрипоты не издает.
Молчит и дни, и ночи напролет,
В нем только мимика поет.
Пластично изгибая тело,
Фигляром гибкость овладела.