Чёрные продолговатое брюшко и почти круглая грудь. Необычной формы голова с овальными фиолетовыми глазами. Голову венчала пара длиннющих усиков, которые то поднимались, то опускались: вверх, вниз, вверх, вниз. Вдобавок к усикам голова имела хоботок, вытягивающийся в струну и вновь скручивающийся, словно часовая пружина. Каждое крыло бабочки было размером с человеческую ладонь. Они не были какого-то одного цвета, а непрестанно менялись: зелёный плавно перетекал в синий, затем в красный, после в фиолетовый и опять в зелёный. А говоришь – трудно описать словами, справилась же!
– Ничего себе! – выдохнула Серафима.
Парящая бабочка зависла на одном месте, как зависают колибри возле цветка, и смотрела на девушку. Та знала, что на неё смотрят, она чувствовала на себе этот взгляд. Будто бабочка обладала сознанием и сейчас внимательно изучала находящегося перед ней человека, решая про себя, представляет ли тот какую-нибудь угрозу.
Не желая упускать такой невероятный момент, Серафима подняла руку с телефоном, чтобы сделать фотографию насекомого. Бабочка отреагировала на этот невинный жест непонятным свистом. Её хоботок вытянулся в тугую струну, и она с невероятной скоростью полетела к девушке. Та ойкнула от удивления, однако успела слегка присесть, и бабочка пронеслась в нескольких сантиметрах от головы Серафимы.
– Ты что такое вытворяешь, негодница?!
Пока Серафима буквально задыхалась от возмущения, бабочка развернулась и пошла в новую стремительную атаку. На этот раз девушке пришлось уже отпрыгивать в сторону, при этом едва не потеряв равновесие и не завалившись в кусты. Решив, что испытывать судьбу себе дороже и думать над тем, как безобидная гусеница могла превратиться в опасную порхающую бестию, она будет потом, Серафима ринулась вперёд по тропе, тем не менее считая, что спасаться бегством от крылатого насекомого глупо само по себе. Гораздо глупее недооценивать опасность. Позади слышались взмахи крыльев, похожие на шелест бумаги, и угрожающий свист. Бабочка преследовала человека и, судя по всему, не планировала отставать.
– Да откуда же ты тут взялась такая?! – в сердцах бросила Серафима и порадовалась, что не прогуляла ни одного занятия физкультурой, благодаря чему бегала достаточно быстро.
Уносить ноги от толпы разъярённых хулиганов или хищной бабочки ей было одинаково легко. Единственным неудобством при беге были многочисленные корни сосен, торчащие из-под земли. Ноги постоянно норовили за них зацепиться. Случись такое, Серафима растянется на земле, а бабочка вопьётся в неё своим хоботком. Девушку всю передёрнуло, едва она представила подобный исход. Это придало ей дополнительных сил.
Три-четыре минуты стремительного бега и в поле зрения показался Лесник. Завидев его, у Серафимы созрел безумный план. Она обернулась назад, чтобы посмотреть, насколько ей удалось оторваться от бабочки. Оказалось, что совсем немного, и их отделяло каких-то три метра.
– Сейчас я тебе устрою.
Серафима самую малость сбавила скорость, дабы подпустить насекомое к себе. Опасный манёвр, ты не находишь? Свист бабочки зазвучал уже у самого затылка, пробивая собой толщу черепной коробки и проникая в самые недра мозга, где вот-вот должен был родиться страх. До Лесника оставалось всего метров десять, и тогда девушка рванула к заветной ели словно выходящая на орбиту ракета, вложив в этот рывок все свои силы. Она не стала сворачивать, а неслась прямиком на дерево, истово надеясь, что её план сработает. Сделав прыжок, Серафима пробежала вверх по стволу почти два метра, а затем оттолкнулась обеими ногами и совершила головокружительное сальто в воздухе, приземлившись на землю. Девушка расправила руки в стороны, как это делают гимнастки в конце выступления, и ликующе произнесла:
– И Серафима Родионова получает наивысший балл за акробатический трюк «Побег от бабочки»! Название трюка получает самый низший балл!
Не ожидавшая от девушки таких выкрутасов, бабочка впечаталась в Лесника своим хоботком, который вошёл в кору дерева, будто нож в масло, и застрял там. Крылатое создание дёргалось из стороны в сторону, безуспешно пытаясь освободиться. Глядя на это, Серафима заливисто засмеялась, согнувшись пополам и держась за живот. Переигрываешь!
– Ну, что, выкусила?! – уже ничего не боясь, девушка подошла ближе.
Бабочка оглушительно свистела, и в этом свисте слышались нотки злобы и ненависти. Даже крылья больше не переливались разными цветами, а стали тёмно-чёрными.
– Что теперь с тобой делать? – Серафима потёрла лоб. – Убить жалко, но и оставлять тебя так нельзя.
Бабочка опасна, в этом не было никаких сомнений. Если оставить её торчать в дереве, то рано или поздно она всё равно освободится и нападёт на первого ничего не подозревающего встречного. Серафима хоть и любила людей куда меньше насекомых, но не могла допустить такого.
– Прихлопну я тебя, засушу и дело с концом. Тебе только что было жалко её убивать!
Серафима побродила между деревьев, нашла достаточно большой плоский камень и вернулась к Леснику, где хищное насекомое продолжало дёргаться, не оставляя попыток освободиться. Девушка отошла на несколько шагов, намереваясь запустить камень в бабочку издалека. Очень не вовремя проснулась дремавшая до того совесть, которая требовала оставить несчастное крылатое создание в живых. Мол, оно не виновато, что природа сотворила его таким.
– Потомки меня простят, – сказала Серафима и, прицелившись, бросила камень.
Произошедшее дальше повергло девушку в шок, который буквально пригвоздил её к тому месту, где она стояла. На стволе Лесника проступили большие круглые глаза с чёрными зрачками с отсутствующей радужной оболочкой вокруг них, а там, где трепыхалась бабочка – рот, который последнюю и проглотил заодно с камнем. Раздались звуки перемалываемого зубами камня и противное чавканье. Серафима поморщилась, вздрогнула и вся покрылась мурашками.
– Тьфу ты, гадость какая, – покашливая, проговорило трескучим голосом дерево. Святые угодники, говорящее дерево!
– Чур меня, чур, чур, чур! – Серафима оправилась от шока и попятилась назад. – У меня галлюцинации, точно, галлюцинации! Говорящая ель, чур меня!
Девушка зацепилась за сосновый корень и плюхнулась пятой точкой на землю, при падении сделав несколько бесполезных взмахов руками. Продолжая лепетать, Серафима отвесила себе пару звонких оплеух, надеясь, что глаза и рот у Лесника исчезнут, и он снова станет тем, чем был до этого – обыкновенной елью. Однако, вопреки всему, ожидания девушки не оправдались.
– Что ты там кудахчешь? – деловито поинтересовался Лесник. Один его глаз прищурился, а второй, наоборот, стал немного больше.
– Мамочка! – взвизгнула Серафима, прикрывая уши ладонями. – Я тебя не слышу!
От финта, выкинутого реальностью, рассудок девушки слегка помутнел. Он не был морально готов к тому, что подобное может когда-нибудь произойти. Да кто будет готов к такому?!
– Ты что, совсем отбитая? – грубо спросил Лесник. Любезничать он определённо не собирался.
– О-отбитая? – Серафима удивлённо вскинула брови.
– Ну, больная на голову. – ворчливо пояснил Лесник. – Чего разоралась? Вроде не камыш, а шумишь…
Серафима прозрела. В каком бы ужасе она сейчас не пребывала, но её-таки оскорбляла ель, у которой выросли глаза и рот, а сносить всяческого рода унижения от дерева… Да ни в жизнь!
– Слушай ты, деревяшка! – резво подпрыгнула черновласка. – Ты кого отбитой назвал?!
– Ой, не кричи ты так, буйная, – бросил Лесник.
– Будь у меня топор, я бы тебе показала, какая я буйная. Тебе и топор для этого не нужен!
– К чему эти нелепые угрозы? Какие же вы люди злые. Неужели нельзя поговорить со мной тихо-мирно? Без этих ваших нелепых угроз…
Серафима захотела проверить, не чудится ли ей всё это. Она осторожно вытянула вперёд руку, собираясь указательным пальцем потрогать глаз Лесника. Тот быстро разгадал, что с ним планируют сделать, и пронзительно завопил:
– Руки прочь от советской власти! Я сказал прочь!
Одёрнув руку, Серафима пробубнила:
– Он ещё меня называет буйной. А сам-то тоже хорош! Ты своей истерикой всю живность вокруг распугал.
– Я же не пытался ткнуть тебе в глаз веткой, – оскорбился до глубины души Лесник.
– Мне доподлинно неизвестно, что там у тебя на уме. Сейчас ты ничего не делаешь, а потом начнёшь ветки распускать.
– Пф-ф, больно ты мне нужна, – Лесник показал жуткого вида розовый язык. – Я хоть и дерево, но знаю про сто тридцать пятую статью. Откуда?! А вот была бы ты голубой елью или стройной лиственницей, я бы, возможно, за тобой и приударил. Но ты всего лишь самый обычный человеческий детёныш.
– Фу, какой ты вульгарный.
– А ты буйная.
– Повторяешься, придумай что-нибудь другое. Ты разговариваешь с ожившим деревом. Веди себя подобающе – начинай удивляться!
Рот и глаза Лесника переместились по стволу немного вверх, побыли там какое-то время, а затем опять вернулись на прежнее место. Серафима наблюдала за этим как заворожённая, даже жужжащие над ухом комары не могли её отвлечь.
– Ничего я придумывать не собираюсь, – сказал Лесник.
– Я тысячу раз здесь ходила, но никогда не подозревала, что ты живой, – Серафима подумала, что конфликтовать с деревом по меньшей мере глупо.
– Вообще-то, к твоему сведению, все деревья живые. Это на случай, если ты в школе прогуливала уроки биологии.
– Но не все разумные. Ты первый такой. Как же так получилось, ума не приложу…