Потомки песчаных бурь
– Что это было?
Человек, стоя у двери, молчал, рассматривая напарников. У него были темные волосы, заплетенные сзади в косицу, лицо наполовину скрывали небольшая бородка и усы. Одет он был в вылинявшую брезентовую куртку с капюшоном, болтавшимся на спине, вытертые до белизны джинсы и потрепанные кроссовки без шнурков. Не ответив на вопрос, он сказал:
– Пошли, – и шагнул назад, за дверь.
Напарники встрепенулись. Бурый сбегал за сумкой, валяющейся у щитов и нагнал Дэна, уже шедшего к двери.
Незнакомец ждал напарников в темном коридоре, освещенном тусклой лампочкой. После того, как они вошли, он задвинул на двери допотопный засов, грубо приваренный к ней, щелкнул массивным рубильником на стене, гася, по-видимому, свет в цехе и двинулся дальше по коридору. Миновав коридор, прошли еще одно обширное помещение, чуть меньше предыдущего цеха и еще более темного. Дэн с Бурым на ощупь двигались за своим проводником, уверенно шедшим в темноте на слабо освещенный проем в стене, оказавшимся очередной дверью. Прошли еще один коридор, совсем уже темный, так что если бы не маленький фонарик, очутившийся в руке незнакомца, напарники непременно налетели бы на него, когда тот остановился возле небольшой двери прямо в стене коридора.
– Хватайтесь за меня, – сказал проводник, натянув на голову капюшон, и толкнул дверь. Налетевшим порывом ветра напарников качнуло, забив им глаза песком, они торопливо ухватили незнакомца за полы его брезентовой куртки, и он потащил их куда-то сквозь свистопляску, творившуюся на улице. Буквально через несколько шагов человек приостановился и втянул напарников в какое-то помещение.
Это был небольшой тамбур, предваряющий жилище. Здесь оказалось две двери, и незнакомец открыл ту, что слева, приглашая войти.
Продрав от песка глаза, товарищи осмотрелись.
Это была просторная комната с бетонными неоштукатуренными стенами, из-за скудости обстановки казавшаяся просто огромной. В единственное, зато большое окно, рассыпчато стучался песок. Под окном стоял щелястый короб климатической установки, из которого вяло струился очищенный воздух и колыхал старомодные занавески с нарисованными сентиментальными цветочками. У стены справа стояла застеленная койка, у стены слева располагался маленький пластиковый стол и рядом с ним единственный в комнате стул на колесиках. На столе одиноко лежал раскрытый ноутбук, по экрану которого медленно ползала картинка-плакат: темный контур дома с остроконечной крышей, каким его обычно изображают дети, одновременно похожий на стрелку, указывающую вверх. Снизу домика-стрелки располагалась надпись, гласившая: «ИДИ ДОМОЙ». Маленькая приписка пониже уточняла: «по стрелке вверх». Справа от двери в углу приткнулся еще один стол, обшарпанный и очень старый, зато из редкостного материала – дерева. На нем стояли электрочайник и комбинированная микроволновка с двумя электроконфорками сверху.
– Умывальник через тамбур, в другую дверь, – своевременно подсказал хозяин и Дэн, первым стянув свою куртку, резво улизнул из комнатки.
Когда напарники привели себя в порядок и расположились на застеленной грубым полотном кровати незнакомца, на которую он молча указал, Бурый повторил свой вопрос:
– Так что же это было?
Незнакомец, усевшись на стул с колесиками и развернувшись к гостям, ответил:
– Очередная иллюзия.
Сделав небольшую паузу, он добавил:
– Созданная, впрочем, не людьми, но предназначенная именно для них.
– Ясно. Еще один философ, – сердито проворчал Бурый, а Дэн, подавшись вперед, сказал:
– Объясните, ради Бога. Мы ничего не понимаем. Мне кажется, вы не знаете, что у вас здесь происходит. Там, в этом цехе…
Незнакомец вяло кивал, как бы смиряясь с неизбежной миссией, и перебив Дэна, сказал:
– Я постараюсь объяснить вам все, что знаю сам. Но прежде хочу вам сказать, что вы в безопасности и никакие монстры вам не угрожают.
– Но как же… – подал голос Дэн, но незнакомец вновь не дал ему закончить:
– Но чтобы было меньше тех иллюзий, свидетелями которых вы оказались, постарайтесь всегда сохранять спокойствие.
Дэн опять попытался что-то сказать, но незнакомец продолжал, не обращая на него внимания:
– Что бы вы ни увидели, главное – оставаться хладнокровным и не поддаваться панике и страху. Вы меня поняли?
Бурый хмуро смотрел на него, но молчал, а Дэн, растерянно поморгав, спросил:
– Значит, мы снова можем что-нибудь такое увидеть? – он неопределенно покрутил в воздухе руками. – Но вы же сказали, что мы в безопасности!
Незнакомец, как показалось Бурому, весело сверкнув глазами, ответил:
– Знаете, на заре кинематографа зрители в ужасе бросались вон из зала, увидев на белом полотне экрана движущийся на них поезд. Представьте, что вы в кинозале. Ясно?
Дэн беспомощно потер ладонью лоб, и что-то пробормотал, а Бурый небрежно спросил, равнодушно разглядывая плавающую по экрану компьютера картинку:
–А этот… завод был заброшен по этой причине?
Незнакомец просто и буднично ответил:
– Да.
Бурый оторвался от экрана и посмотрел на него:
– А вы? Что здесь делаете вы? Как вы можете здесь находиться?
– Как видите, могу, – спокойно пожал плечами незнакомец. – Если подобные… киносеансы происходят, то они проходят мимо меня. Я из тех зрителей, которые спят в зале во время фильма.
– Но для чего вы здесь живете? – вступил в разговор Дэн. – Разве на любой из баз не спокойнее?
– Не спокойнее, – терпеливо ответил незнакомец.
– Но почему?
– Я ведь вас не спрашиваю, как вы здесь оказались – ведь все авиатрассы проходят в стороне от этого места.
– А я могу вам сказать…
– А я не хочу – ни слушать, как вы здесь оказались, ни отвечать на ваш вопрос, – совершенно спокойно, но твердо сказал незнакомец.
– Простите… – осекся Дэн.
– Все в порядке, – дружелюбно улыбнулся незнакомец. Повисло тягостное молчание. Дэн кашлянул, спохватился и представился:
– Я Дэн. А это…
– Можно просто Бурый, – угрюмо перебил Бурый товарища. Дэн подождал немного, но незнакомец молчал, и не думая представиться в ответ. Тогда Дэн, кивая незнакомцу головой, напомнил:
– А вы…
Незнакомец понял, что ему нужно представиться тоже, странно замялся и сказал, неловко улыбнувшись:
– Зовите меня… Абрам.
Повисла пауза. Бурый оторвался от созерцания картинки на мониторе компьютера и уставился на хозяина:
– Вы?! Да какой же вы Абрам? Вы абрамов-то хоть видали? Вот у нас на «Миссури-2» Абрам так Абрам. Вайнштейн. Шляпа и пейсы у него. И еще кой-чего…
Незнакомец немного смущено рассмеялся:
– Вы правы. Я не Абрам.
– А кто? – удивленно пробормотал Дэн. Хозяин пожал плечами:
– Вот незадача… Да называйте как хотите, – махнул он рукой. Напарники переглянулись и Бурый презрительно фыркнул:
– Тоже мне, конспиратор. Не хотите назваться – не надо.
Дэн ткнул Бурого в бок, стараясь унять его грубость. Незнакомец примирительно поднял руку вверх:
– Вы не поняли. Я действительно давно обхожусь без имени.
Оба гостя смотрели на него, ожидая продолжения. Но хозяин молчал, будто раздумывая о чем-то.
– Постойте… – пытаясь осмыслить услышанное, сказал Дэн. – Но раньше ведь у вас было имя?
– Мама вас называла как-то? – тоном, каким принято разговаривать с идиотом, рявкнул Бурый. Хозяин снова рассмеялся, но не так весело, как прежде:
– Я сирота (Дэн побледнел от неловкости за бестактность товарища). А то имя, которым меня нарекли в приюте, мне никогда не нравилось. Потом я попал в артель… Впрочем, это долго рассказывать. У меня было прозвище. А потом я попал сюда и лишился и этого импровизированного имени.
Помолчали. Потом неутомимый Бурый тихо, но настойчиво спросил:
– Но начальство-то у вас имеется, и оно непременно вас как-нибудь называет.
– О да, у меня очень интересный начальник – по части того, как он меня называет, – снова улыбнулся хозяин, то ли делая вид, то ли действительно не замечая напористой издевки в словах Бурого. – Каждый раз, когда мы общаемся, он дает мне новое имя.
Бурый нервно хохотнул, а незнакомец продолжал:
– Видимся мы редко – раз в два – три месяца. Его личный помощник, который везде с ним таскается, рассказывал, что он вообще часто путает имена и помощнику постоянно приходится напоминать, кого как зовут. Относится это, правда, лишь к подчиненным. Имена своего, более высокого начальства, он никогда не путает и не забывает. То же самое касается цифр – каких-либо сроков и особенно денежных сумм. Тут его память безотказна. Однако даже своего помощника он именует Бобом, хотя того зовут Оливером. Но в этом хоть какое-то постоянство, чего не скажешь обо мне. Абрамом, кстати, он меня назвал. А еще Артемом, Арменом и Адамом. Даже Абреком как-то назвал.
– Похож, – отреагировал Бурый. Дэн снова пихнул его локтем. А человек без имени добавил:
– Вот так и вышло, что у меня всю жизнь не было своего имени. И это не так плохо, как может показаться.
– Вы так считаете? – неприветливо глядя на него, сказал Бурый. – А, по-моему, человек всегда должен помнить о том, кто он и откуда.
– Однако человечеству это не помогло. И теперь воспоминания – это все, чем ему приходиться довольствоваться.
Бурый недовольно засопел.
– Вы можете сказать, что хорошего в патриотизме? – спросил незнакомец.
– Как что хорошего? – удивился Дэн. – Он объединяет нацию!
– Вернее, несколько миллионов человек. Но при этом разобщает миллиарды. Гитлер объединил Германию и прошелся кровавым катком по десяткам других народов. Благими намерениями выстлана дорога в ад. А черепами праведников – в рай. Вспомните олимпийские игры, возрожденные наивным Пьером де Кубертеном и то, во что это вылилось. Вместо триумфа духа, воли к победе и объединения человечества под знаком всего этого – выкачивание денег, допинговые войны и национальная неприязнь. Слишком поздно их догадались прикрыть…
Повисла пауза.
За окном стало совсем темно. Ветер и не думал стихать, неутомимо швыряя в стекло щедрые пригоршни песка. Молчание нарушил Дэн:
– Так как же нам вас называть?
– Да как хотите. Можно даже «эй!» Я не обижусь.
– Вот и познакомились, – проворчал Бурый. Человек без имени поднялся со стула и спросил:
– Давайте что-нибудь съедим. Вы ведь голодные.
– Сыты мы, – отозвался Бурый, изучая свои сцепленные на коленях руки. Дэн поморщился, но подтвердил:
– Да, знаете ли, что-то не до еды. Мы перекусили еще там… – он махнул рукой, пытаясь вспомнить, где остался цех, который они покинули. – Да и в горло сейчас вряд ли что-нибудь полезет. Вот если бы чайку…
– Кофе. Со сливками, – с вызовом бросил Бурый.
– Сливок, к сожалению, нет, – развел руками человек без имени и опять обезоруживающе улыбнулся. Бурый смягчился и буркнул:
– Чаю… Только покрепче.
– Можно и покрепче, – добродушно согласился человек без имени. – Чай пока еще есть.
И он принялся хлопотать возле деревянного столика.
Чай настаивался, заваренный по старомодному – не в пакетиках, а насыпанный из какой-то фарфоровой кубышки, откуда пахнуло чарующими ароматами, прямо в средних размеров кастрюльку, поскольку древний керамический чайничек оказался слишком мал. Пока ждали желанного настоя, молчали, прислушиваясь к вою ветра.
Когда уже приспела пора разливать чай, оба присмиревших на хозяйской койке напарника одновременно увидели парящий в воздухе прямо перед собой электрический чайник с курящимся сверху парком, из которого несколько минут назад человек без имени наливал в кастрюльку кипяток. Сам хозяин в это время все еще возился у деревянного столика. Товарищи обомлели, и когда чайник опрокинулся прямо на них, с шумом снялись с койки.
– Спокойно! – прикрикнул на них, сгрудившихся у двери, человек без имени, обернувшись на шум. – Не забывайте о том, что я вам говорил. Настоящий чайник вот.
И он приподнял над столом оригинал, так же попыхивающий паром, как и коварный двойник, уже тающий в воздухе над койкой. Напарники сконфуженно вернулись на место, возбужденно дыша. Человек без имени беззлобно и необидно посмеивался, разливая из кастрюльки чай:
– Заискрили, так заискрили. Вашим новым знакомым теперь этого страха надолго хватит.
Держа в руках большую пластмассовую кружку с какой-то поблекшей банальной надписью, Дэн сказал:
– Вы обещали рассказать об этих… пришельцах. Вернее…
– Вот именно, – отозвался человек без имени, сидя на своем стуле с ковшиком чая в руках (кружек на всех не хватило). – Они не пришельцы. Это их земля. Они здесь живут.
– Но для чего они это делают? – шумно отхлебнув и обжегшись, спросил Дэн.
– Они добывают себе пищу.
– Мы – их пища? – распахнул глаза Дэн.
– Не мы, а наши эмоции.
– Бред…
– Если бы. Эмоции – такой же продукт жизнедеятельности человека. Только их нельзя пощупать, повертеть в руках и сунуть в мешок. Правда, ими научились торговать. Особенно в этом преуспели кинематографисты. Всегда найдется кто-то, кого заинтересуют отходы. Помнится, вороны и крысы на несчастной Земле замечательно столовались на многочисленных помойках, коими заполонил всю планету его величество homo sapiens.
– Постойте… Но ведь эмоции, наверно, не единственная пища этих существ. Ведь вороны и крысы тоже могли бы выжить без человека, – позабыв про чай, сказал Дэн. Бурый молча прихлебывал из большой бульонной чашки, делая вид, что не слушает.
– Верно, – кивнул человек без имени. – Для здешних невидимых обитателей эмоции – не основная пища, а, скажем так, десерт. Этакая пищевая забава, вроде торта или мороженого. И заметьте, такая же высококалорийная.
– Ага, мы чаек пьем, а они тортиком балуются, – невесело усмехнулся в чашку Бурый. Дэн машинально отхлебнул из кружки и спросил:
– Но, наверно, это не так уж безвредно для нас, да?
Человек без имени отпил из ковшика чаю и спокойно и буднично ответил:
– Не без этого, хотя, честно говоря, для нас куда опаснее именно проявление этих самых эмоций.
Он немного помолчал, взглянул на окно и добавил:
– Но есть верный способ избавиться от их общества. Ведь они все еще здесь, в этой комнате, – хозяин повел рукой вокруг, – хоть их и не видно. Просто после фокуса с чайником они были заняты едой и сейчас, вероятно, сыто дремлют.
И человек без имени озорно посмотрел на притихших гостей.
– Хватит глумиться, – проворчал Бурый. – Что за способ-то?
– Перестать бояться! – выпалил Дэн, чуть не расплескав чай. Хозяин покачал головой, не то соглашаясь, не то от чего-то еще:
– Если вы перестанете бояться, сердиться, завидовать и еще много чего в том же духе, то просто лишите их пищи. Но это не значит, что они оставят вас в покое. Согласитесь, что день ото дня отмахиваться от летающего чайника как от назойливой мухи, или раздумывать, является ли настоящим бульдозер, движущийся прямо на вас было бы утомительно. Тут и железные нервы изрядно проржавеют.
– Что же делать? – спросил Дэн.
– Перестать разговаривать самим с собой.
– Что за хрень? – немедленно отозвался Бурый.
– Их привлекают наши мысли. Как запах тлена привлекал падальщиков. Разумеется, пока они все не сгинули в Красной книге.
– Ну и сравнение, – поморщился Дэн. Человек без имени продолжал, не обращая внимания на замечание Дэна:
– Люди имеют обыкновение постоянно рассуждать, не раскрывая рта, выбрав самого лучшего и благодарного собеседника и слушателя – самого себя. Каждому из нас – за редким исключением – свойственно вести эту молчаливую беседу. Скажете, нет?
Напарники молчали, размышляя над услышанным.
– Вы ведь оказались здесь, на этом объекте потому, что побывали у ущелья и летели оттуда, верно?
Бурый громко судорожно глотнул.
– И, конечно, видели то, что принято называть «городищем». Это то, что осталось здесь от цивилизации, обитавшей на этой планете много сотен лет назад.
За окном буянил ветер, а в комнате невозмутимо гудел вентилятор климатической установки. Человек без имени поставил пустой ковшик на стол и продолжал говорить, глядя в темное окно, словно бы забыв о своих гостях, мрачно слушавших его:
– Давным-давно те, кто жил на этой земле, своими эмоциями кормили этих невидимых существ. Кормили до отвала. Люди, населявшие эту планету, были очень похожи на нас с вами: они тоже обожали жить в свое удовольствие и за собственное благополучие бросались во все тяжкие. Они с упоением завидовали соседу, злились на него и очень хотели стереть в порошок. Этим невидимым вампирам, жившим среди них, не очень-то было и нужно обманывать людей какими-то иллюзиями – люди сами с удовольствием обманывали: друг друга и себя в том числе. Они не успели изгадить свою планету до неузнаваемости, как это сделали мы, они просто сгинули с ее лица, захлебнувшись страхом, завистью и злобой друг к другу. Мы тоже чуть не пошли этим путем – помните все эти гонки вооружений, ядерные чемоданчики и зловещие красные кнопки? А существа, уже знакомые вам, выжили, научившись питаться другими энергиями – вернее, вспомнив, как это делается, ведь этими энергиями просто пронизана вся вселенная. И вот теперь, спустя много-много лет, здесь появились мы – незавидные наследники тех, кто жил здесь до нас.
– Откуда вы все это знаете? Кто вам сказал? – встрепенулся Бурый и поставил пустую чашку прямо на пол. Хозяин молчал, разглядывая гостей.
– Может, эти энергетические паразиты нашептали? – добавил Бурый.
– Может и они, – невозмутимо пожал плечами человек без имени. – Только вы зря их так костерите. Мы еще бо́льшие паразиты, чем они. Они не приносят никакого вреда планете, на которой живут. Или вы уже забыли, где наша Земля и что с ней?
– Нет, не забыл! – тряхнул лохматой головой Бурый. – Тогда, может быть, ваши домочадцы и нам расскажут зловещие байки о сгинувшей цивилизации, а? – и он гаркнул, задрав лицо к потолку: – Эй, дармоеды, где вы там?!
Человек без имени усмехнулся:
– Тот, кто любит говорить, молчит редко, поэтому вряд ли услышит что-нибудь, кроме самого себя.
Дэн вцепился в рукав Бурого:
– Да успокоишься ты, наконец? – и тут же обернулся на спокойного хозяина: – Не слушайте вы этого дурака, не любит он эти разговоры!
– Больно гладко вы говорите – прямо заслушаешься! – не унимался Бурый, сердито глядя на человека без имени. – Что-то не верится, что вы и молчите так же красиво.
– Да заткнись ты! – пихнул товарища в плечо Дэн так, что тот чуть не слетел с койки.
– Друзья, если вы не угомонитесь, мне придется выбросить вас за дверь, – сказал, добродушно улыбаясь, человек без имени. – Ветер с песком вас быстро утихомирят.
Бурый, отдуваясь, уселся прочнее на своем месте и угрюмо насупился, а Дэн, опасливо оглядевшись, спросил, глядя на незнакомца:
– Подождите! Что же вы предлагаете, вовсе не размышлять? Вы тут так и живете, что ли?
Человек без имени усмехнулся:
– Во-первых, молча болтать и мыслить это не одно и то же. Размышлять можно и без слов. Слова только мешают. Вы слышали о технике скорочтения? Там воспринимают текст, не проговаривая его «про себя». Приблизительно так же и здесь. А во-вторых, настоящее внутреннее молчание очень полезная штука. «Не думать» таким образом, значит разгрузить и очистить свой рассудок, и вовсе не означает быть бездумным болваном. Вы, конечно, слышали о медитации. Так вот, она начинается именно с внутреннего молчания. И это не просто глупое сидение с закрытыми глазами ни о чем не думая, как может кому-нибудь показаться. Это серьезная техника, настоящая дисциплина духа и упорный труд. Наши далекие предки с Земли не были столь говорливы – ни вслух, ни мысленно – и умели слышать голос Вселенной. А этот самый голос не имеет слов. Это чистая информация. И наши предки пользовались этой информацией, и обходились без жгучих плодов технократической цивилизации – смердящих грохочущих монстров, называемых транспортом, без традиционной медицины, борющейся с последствиями, а не с источником болезней, а также такого мусора, как основная масса книг, газеты и телевидение. Они были куда цивилизованнее нас с вами, умеющих изысканно беседовать и изящно кушать лобстеров специальными щипцами, но до сих пор ломающих головы над теми же египетскими пирамидами, считая их памятниками тщеславия древних правителей, хотя, к слову, сами гораздо преуспели в строительстве этих самых памятников. То, что было естественным для них, умевших хранить молчание, для нас является китайской грамотой. Мы просто мыслили по-разному. Наше с вами мышление, как ни крути, зиждется на словах, а слова придумали люди и они отражают тот мир, который эти самые люди построили, а не тот, который существует на самом деле. Вернее, существовал… Любой психолог вам скажет, что человеческий мозг устроен таким образом, что постоянно сравнивает получаемую информацию с той, которая ему уже известна. Если полученная информация будет неполной, мозг попытается ее дополнить, исходя из знаний, которые в нем хранятся. И вовсе не факт, что полученная таким образом информация будет соответствовать действительности. Человек получает знания всю жизнь и львиную долю – в раннем детстве. И знания эти в большинстве своем либо бесполезны, либо ложны – так как, в основном, сформированы обществом. Мозг каждый день услужливо подсовывает нам очередную иллюзию о мире, тщательно очищенную и рафинированную и мы привычно принимаем ее за чистую монету. Вспомните несчастных мучеников, сожженных на костре невежественными церковниками за то, что утверждали, будто Земля не плоская, а имеет форму шара, да еще вращается вокруг Солнца. Современная наука и сегодня, подобно тогдашним умникам, в плену множества иллюзий, и вряд ли сможет разгрести хотя бы половину. Наука погрязла в аксиомах. Один из старых учебников по квантовой физике начинался словами: «Как известно…» За этой банальной, похожей на штамп фразой, скрывается множество других штампов. Мы заслонили истинный мир декорациями, сотканными из слов, но ведь слова придумали люди, не умеющие молчать и не знающие, как пользоваться собственным мозгом.
Бурый встрепенулся и немедленно отозвался со своего места:
– Что вы говорите? Ну, и как же надо им пользоваться? Вы-то уж, надо думать, опытный пользователь. Поде́литесь, может?
Человек без имени искренне рассмеялся и ответил:
– Охотно. Боюсь, только, что за один вечер это не получится. Чтобы использовать мозг не на несчастные пять процентов, о чем сумели догадаться ученые, нужно очистить его от массы ненужной информации, и в том числе от цепочек, несущих эту информацию – вихря слов, словно мусор кружащемся в наших головах. Чтобы в тайге (когда она еще существовала) почувствовать себя более-менее уверенно, современному человеку, избалованному собственной цивилизацией, потребовалась бы куча всевозможных предметов – от спичек и консервов до бигуди и телевидения. А немногословный таежный охотник не только способен был выжить без всего этого хлама, но и прокормить несколько дармоедов. Мы стали носить удобную обувь на слишком толстой подошве и забыли о том, как щекочет трава босые ноги, и как свежа и чиста роса, и теперь навсегда утратили это чудо.
– Ой, перестаньте, а то я сейчас заплачу, – язвительно сказал Бурый, подхватил свою чашку, стоявшую на полу, и отнес на деревянный столик. Там он покосился на электрочайник, негромко выругался и, обернувшись к человеку без имени, хмуро спросил:
– Может, нам стоит немного позлиться или, там, позавидовать друг другу, а то они снова появятся?
Дэн посмотрел на товарища и понял, что он говорит серьезно. Человек без имени ответил:
– Не стоит. Вы достаточно боитесь. И раздражены. Думаю, они пока не проявят себя.
– Когда мы разговариваем друг с другом, они ведь тоже слышат нас, да? – спросил Дэн. Хозяин кивнул головой:
– Они слышат не звуки, а наши мысли. Когда мы мыслим, это можно сравнить с тем, будто мы громко разговариваем. Когда мыслим без слов – шепчем. А внутреннее молчание – оно и есть молчание. А когда кто-то рядом громко разговаривает, да еще с самим собой, кому же это понравится?
И человек без имени снова весело рассмеялся. Вслед за ним захихикал Дэн и даже Бурый улыбнулся, но тотчас же отвернулся, чтобы это скрыть. Дэн поднялся и тоже отнес свою кружку к столу.
– Я до ветру, – невнятно пробормотал Бурый и нерешительно вышел в тамбур. Немного потоптавшись, и буркнув: «Вдвоем веселей», скользнул за ним и Дэн. Человек без имени улыбнулся, понимающе кивнув головой.
Когда напарники вернулись, Дэн прямо с порога воскликнул:
– Подождите, а как же любовь? И радость? Ведь это тоже эмоции! Их что, тоже этим проглотам отдать?
Он стоял у двери и яростно жестикулировал.
– Ведь не все человечество – сборище эгоистов! А как же врачи и ученые-естествоиспытатели? А как же художники, поэты, музыканты? Может, на них все и держалось до сих пор? А?
– Не злиться и не завидовать, там, это все понятно, – поддержал товарища Бурый. – Но любить! Радоваться! Как с этим-то? Тоже отказаться? Вона, пускай выкусят!
