Ночная прогулка

– Нам часто Анна Владимировна включают диск с этим фильмов. Вам нравится моя собака Анна Владимировна?

– Очень.

– Если хочешь назвать щенка Бимом – пожалуйста, – сказал Виктор.

– Хочу–хочу!

– Тогда я могу официально поздравить тебя, теперь у тебя появился самый верный друг – овчарка Бим. Поздравляю! Ура!

– Ура! – Катя уткнулась лицом в мягкую шерстку овчарки и расцеловала ее.

– Кстати, Лиза…

– Не, я не Лиза.

– Я знаю. Может, познакомимся уже? По–настоящему?

– Меня Катя зовут.

– Очень приятно с тобой познакомиться Катя. Меня, как ты помнишь, зовут Виктор.

– Помню, – Катя стала говорить шепотом, – знаешь, я хотела кое–что сказать…

– Почему шепотом?

– Я хотела извиниться, чтобы Анна Владимировна не слышала. Я обычно не вру так–то. Но с тобой, Овчарка, пришлось. Простишь?

– Прощу, если пояснишь, – Виктор тоже шептал, – почему со мной тебе пришлось согрешить?

– Я стесняюсь.

– Не прощу тебя, узнаешь, – шутил Виктор.

– Но это секрет.

– Я умею хранить секреты. Честно.

– Ну ладно. Тебе можно доверять.

– Можно.

– Ты мне понравился.

– Правда?

– Очень даже правда. А хочешь ещё один секрет?

– Хочу.

– Ты знал, что в детском доме нельзя содержать собак?

– Я…

– Но раз теперь Бим – моя собака, ты должен каждый день приходить ко мне. Хотя бы по вечерам. Чтобы я гуляла с Бимом. Ты ведь так и хотел? Я угадала? Я все знаю, да–да.

– Каждый день я не смогу приходить. Я работаю.

– Тогда как я буду гулять с Бимом? – Её глаза налились слезами. – Зачем тогда мне собака, я не понимаю?

– Подожди, Катя, не плачь. Я объясню. Я купил собаку для тебя. Чтобы тебе не было скучно, когда я буду засиживаться на работе. Понимаешь?

– Я буду жить у тебя?

– Да. Ты хочешь?

– Ты хочешь меня удочерить?

– Да.

Катя громко завизжала, прыгнула приемному отцу на руки, дрыгая от нахлынувших эмоций ножками, и так крепко обняла, как никогда прежде, положив голову на его плечо.

Смех перемешался со слезами.

Плакала не только Катя.

***

Субботний день выдался поистине монументальным с драматическими вкраплениями – с несвойственными семейными разборками на повышенных тонах, плачем, смехом и безосновательными обвинениями. Анастасия думала, что готова сказать детям о разводе. Оказалось, к такому невозможно заранее приготовиться. Дети не понимали и не хотели понимать, почему они должны жить с мамой, вдали от папы.

Она валилась с ног от усталости, словно отработала в огороде весь день на палящей летней жаре.

Настя приглушила свет, задвинув плотные нежно кремовые шторы, удобно расположилась на диване и открыла увесистую китайскую плетеную шкатулку с маленькими медными застежками, в которой хранила памятные сувениры, фотографии, простые безделушки из далекого и не очень дальнего прошлого.

Глядя на сломанную статуэтку – фарфоровый одноухий котенок, озорно играющий шляпой с бантиком в синюю крапинку, – она вспоминала отца. Степан Васильевич вручил этот маленький, но приятный подарок на ее восемнадцатилетние после окончания праздничного застолья, когда они вдвоем мыли посуду на кухне и пели русские народные песни. Не все песни Настя знала наизусть, но все равно с большим удовольствием подпевала отцу, будь это семейные посиделки или обычные рутинные домашние дела.

Вытащив пожелтевшие от неизбежного хода времени листы бумаги, неумело скрепленные фиолетовой ленточкой, Настя отложила их на диван, чтобы выбросить признания мужа в любви на целых восемь страниц неразборчивого и размашистого текста, с кучей исправлений и грамматических ошибок. Анастасия не один десяток раз перечитывала признание из прошлого, когда, казалось, не было больше сил терпеть и любить мужа.

Скрепленные медной проволокой миниатюрные ракушки. Их собрали мальчишки со дна морского во время прошлогоднего отпуска на северо-восточном побережье Черного моря. Они гостили у двоюродного брата мужа, который уехал в командировку на три недели и попросил присмотреть за домом и домашними животными. Долго собирались, думали, решали, а в итоге весело и непринужденно провели время. Прежние обиды забылись и воцарилась любовь и взаимопонимание. Однозначно, белая полоса в семейной жизни Анастасии, которая, к ее большому сожалению, быстро сменила окрас в родных краях: сначала посерела от повседневной обыденности, а потом и вовсе почернела от взаимной отчужденности и последующей неверности супруга.

Рисунки, поделки из бумаги, глиняные статуэтки, которые умело и не очень умело (а от этого ещё ценнее) смастерили сыновья, всегда грели её душу и радовали любящее материнское сердце. Настя могла часами разглядывать то, что творили ее дети – и каждый раз гордиться ими.

Настя нашла то, что искала: серебряную брошь и малахитовый кулон, внутри была спрятана фотография её бабушки Валентины Григорьевны.

Все детские и юношеские – светлые и грустные – воспоминания были связаны с ней, с ее миром. Ее мир – сказка, созданная по воле и желанию бабушки. Домик на краю мира, в Богом забытой деревне в сердце Тайги, подальше от стремительно развивающейся цивилизации. Поражающий воображение, неизменно благоухающий в летнюю пору сад, а в зимнюю стужу превращающийся в излюбленное место для потех местной детворы; по разрешению Валентины Григорьевны почти все мужчины деревни, коих было немного, приходи в ее заснеженный сад в начале ноября, чтобы расчистить его от снега и построить такую горку, чтобы детский смех не переставал литься всю студеную зиму до первой весенней капели. Валентина Григорьевна знала каждого мальчугана или девчушку – и каждого угощала горячим травяным чаем и блинчиками с малиновым вареньем; её дом был полон чужих детей.

Анастасия отдала бы многое, чтобы вновь очутиться в бабушкиных скромных, но волшебных владениях. На стенах избы десятки нарисованных бабушкой сельских пейзажей, не лишенные глубины и таланта, скрипучий пол, на котором неизменно красовались разноцветные дорожки, сшитые из неугодного тряпья, запах навоза, козьего молока и выпущенной из горна русской печи стряпни, неизменное блеяние коз, лая дворовых собак, кудахтанья кур и неумолкающего крика боевого петуха. Сад, полный плодоносных деревьев и всевозможных кустарников, и целая рота невысоких лакированных деревянных скульптур.

Настя с томительным ожиданием и трепетом ждала школьные каникулы, чтобы уехать от повседневности к любимой бабушке, которая в отличие от матери, понимала её и видела то, что другим было неподвластно увидеть в Настиных глазах. Поэтому внучка с открытым сердцем нараспашку делилась с бабушкой самым сокровенным, самым личным, зная, что в ответ получит поддержку (и никого осуждения и лишних тревог по пустякам) и ценный совет столь необходимый для несведущей девочки, ищущей ответы на непростые вопросы. Они могли болтать часами напролет в долгие зимние вечера, когда Валентина Григорьевна была не обрамлена домашними заботами, которым не было ни конца, ни края с наступлением теплых весенних деньков (что нисколько не пугало ни трудолюбивую Валентину Григорьевну, ни упрямую Настю, неуклонно тянущуюся к земле). А когда наступала пора ночной вакханалии, они предавались фантазиям и мечтам, как и полагается натурам творческим.