Брюсова жила

– Уже стреляют.

– Конечно, стреляют. Комбинат, что в Чирках – это целый залп, – Пирог говорил убежденно, словно неделю над этим думал. Почему нет?

– Комбинат. Или то, что хотят построить под видом комбината.

– Ну да. Под видом. Волк в павлиньих перьях.

Санька представил себе этого волка в перьях. Волк встал. Замахал, захлопал лапами-крыльями и взлетел на дерево. Забавно, даже смешно. Но тут Санька заметил, какие у волка злые глаза и какая огромная пасть – и смеяться расхотелось. Хорошо, что все это лишь фантазия, морок.

Наверное, схожие мысли были и у Пирога, потому что он вздохнул вместе с Санькой.

Следом вздохнул и Джой, но о чем подумал пес, представить Санька не брался. Вдруг ему просто домой хочется. Под родное голубое небо. А здесь не нравится. Вон как шерсть на загривке стоит. Да что на собаку валить, это ему, Саньку домой хочется. Здесь, конечно, здорово, оранжевое солнце, зеленое небо, люсиды сверкают в небесах, воздух наполнен силой, но… довольно для первого раза.

– Он, хоть и смежный, а все же чужой, мир этот, – сказал он вслух.

– Тогда давайте возвращаться.

Назад Джой шёл куда охотнее, чем сюда, но все равно замыкал путь, охранял тылы, и жарким дыханием подгонял остальных. Домой, домой!

На крыльцо они влетели – что твои люсиды. Прежде, чем зайти в дом, оглянулись.

– Славное место, сказал Пирог. – Только скучное, пустое. Коровам хорошо будет. Или дом престарелых устроить. Солнышко, тепло, покой.

– Пустое? – удивился Корнейка. – Тихое – да, сейчас, днем. Но не пустое. Вокруг нас кого только нет.

– Кого? – завертел головой Пирог. – Одна ботаника, травы, бриллиантики. Никакой зоологии не видать.

– Джой, похоже, думает иначе, – заметил Санька.

– Думать-то думает. Да ведь не скажет. Или здесь, как в стране Гудвина, звери говорящие? Джой, а Джой, скажи что-нибудь!

Пес внимательно посмотрел на Пирога, открыл было пасть, но тут же и закрыл. Не в настроении, или просто не умеет говорить.

– Здесь много всяких тварей, больших и малых, зубастых и шипастых. Сейчас они затаились, попрятались.

– Света боятся? – догадался Санька.

– Света тоже. А больше – Джоя.

Все опять посмотрели на собаку.

Пес продолжал молчать.

– Джой, конечно, собака могучая, но вдруг выскочит какой-нибудь саблезубый тигр…

– Видишь, ты заметил, – сказал Корнейка Пирогу.

– Заметил? Кого?

– Саблезубого тигра.

– Просто к слову пришлось…

– Кажется, что – просто. Ты увидел. Но не осознал. А он был здесь. Да и сейчас есть. Прячется.

– Зачем прятаться, все-таки тигр не кошка. Или он карликовый?

– Саблезубые тигры размером с современного леопарда, семьдесят килограммов массы, мяса и костей. Просто Джой здесь. Джой – истребитель драконов, а уж с саблезубым тигром справится без сомнений.

Ужасно хотелось узнать, как это Джой справиться с тигром, но Санька опять решил не спрашивать. Ничего, как-нибудь сами скумекаем. Увидим. Лучше бы, конечно, не видеть. Это в кино схватки чудищ интересны, но видеть своими глазами что-то не хочется. Джой ведь не компьютерная проекция, не игрушка. А схватка на то и схватка, что по-разному кончиться может. Даже победителю случается получать раны, и какие раны. А к Джою он привязался. Хорошая собака. Славная.

– Что это за Стрельцы, которые на бой вместо себя собак посылают, – сказал он вдруг.

– Да! – поддержал Пирог, положив руку на голову Джоя. – Стрельцы мыльных пузырей!

– Мыльные пузыри отнюдь не безобидны, – ответил Корнейка, но продолжать разговор не стал. Открыл дверь в дом и шагнул внутрь.

Пришлось идти за ним.

Какое солнце светила в витражи? Вдруг каждое окно открывается в отдельный, особенный мир?

Но – не разглядеть за разноцветными стекляшками.

Тут Санька понял, отчего пришла ему в голову эта мысль. Одни витражи просто горели от света и, главное, располагались они на противоположных сторонах зала. Как солнце может одновременно освещать северную и южную стороны? Другие же, опять независимо от стороны света, оставались темны, словно глядели в ночь.

А ставни снаружи закрыты на всех окнах.

Вот так-то…

Они прошли по Залу Трофеев.

Санька мог бы поклясться – если бы он вообще умел клясться – что морда главного страхозавра сейчас выглядела иначе: теперь она смотрела не прямо, а чуть вбок, и глаза ее, дотоле пустые, безразличные, смотрели живо, внимательно. Зрачки, вертикальные, кошачьи, прежде широкие, были сужены до тонких щелей.

Приглядывается…

Джой зарычал – но не страхозавра, а на тот угол, куда устремлен был взор чудовища.

По счастью, шли они другой стороной зала, но все равно Корнейка предостерегающе поднял руку: давайте, не задерживайтесь.

Так дошли они до самого входа-выхода и, открыв его, оказались в Буденновском лесу.

И это привычное, до былинки знакомое место выглядело теперь, после поля Стрельцов иначе: ярче, объемнее, и в воздухе прежде смутные, стертые запахи ощущались необыкновенно ясно.

– Да… – сказал Пирог. – Нюх теперь у меня просто собачий.

– А глаз орлиный, – прибавил Санька. – Я раз погреб чистил, увлекся. А вышел наружу – словно заново родился. Свет чуть не слепит, шум чуть не глушит. Сейчас похожее на то.

Корнейка согласно кивнул.