Трущобы империй

Под его давлением…

– Давай, вспоминай! – Фред напоминал поскуливающего щенка, выпрашивающего косточку, – это же БОКС! Тебя явно какой-то мастер учил или ученик мастера. Но какая школа!

… пришлось согласиться, и теперь два-три раза в неделю они тренировались – по возможности. Пришлось потратиться и заказать кожаные скакалки, и несколько кожаных мячей, набитых песком. Не так давно договорился с Мопси, та выделила закуток в подвале, где они смогли оборудовать сравнительно приличный спортивный уголок, где нашлось место гимнастическому коврику из потёртой лосиной шкуры, шведской стенке, турнику и нескольким грушам.

– …не могу больше, – простонал Фред, – плечо отваливается. Алекс настаивать на продолжении не стал, характер у друга железный, если он говорил, что не может, то действительно не мог, даже через не могу.

– Хорошее упражнение, – тяжело дыша, сказал англичанин довольно, – перебрасываться такими тяжеленными мячами, да ещё и вроде как бьёшь… Удар потом будет, как копытом.

Фред не договорил, с удовольствием пощупав свой бицепс. За последние пару месяцев, на регулярной сытной кормёжке с мясом и бобами, он здорово вытянулся вверх – дюйма[39 - Мера длины, равная 2,54 см.] на три, не меньше. В плечах при этом почти не раздался, так что и без того неширокий, теперь напоминал швабру – очень жилистую, нужно сказать.

А ещё – самого попаданца… Из-за схожести телосложения и дружбы их принимали за родичей. Алекс из приличной ветви семьи, а Фред – из скатившейся. Попаданец не разубеждал никого, а Фред, кажется, слегка гордился этим.

– Раунд, – сказал Алекс, глядя на песочные часы, – по груше лупи. Прямые сперва – левой-левой лёгкие удары, хлыстом. Потом подшаг и правый боковой. На точность упирай, не дави на силу.

Фред подскочил и принялся обрабатывать лёгкий, мотающийся на вёрёвках туда-сюда, снаряд. Реакция и координация у англичанина на высоте, но…

– Может, по тяжёлой постучу? – Заныл он в перерывах между ударами?

– Хорош! – Рявкнул попаданец, обрабатывающий соседний снаряд, – двадцать отжиманий на кулаках!

Вот же… вроде умный парень, а иногда вылезает трущобная дурь – чтоб непременно одним ударом быков валить… и никак не вдолбить, что при его телосложении это дурость. Скорость, скорость и ещё раз скорость! И главное здесь – не столько удачно попасть самому, сколько не допустить, чтобы врезали тебе… У обоих то ещё теловычитание.

А быка свалить дело нехитрое, кастетом в девятнадцатом веке пользоваться не стесняются даже джентльмены. У нью-йоркской полиции так и вовсе – табельное оружие, наравне с дубинками.

– Раунд! Уф… сейчас с оружием будем работать – в левой тычковый кинжал[40 - Рукоять тычкового ножа (кинжала) расположена перпендикулярно лезвию, его держат как кастет. Опять-таки, очень популярное и распространённое оружие в 19-м веке.], в правой кастет. Схема та же – скоростные удары левой в лицо, подшаг и правой под сердце или по почкам – через раз. Работаем!

Час спустя закончили заниматься, помылись тут же – Мопси подогрела им воды. Дополнительная услуга в виде горячей воды, тазика и чистого полотенца – пять центов с каждого. Мелочь вроде бы… но таких вот мелочей изрядно набегает.

– Куда сейчас?

– Да на прогулку, – с тоской ответил Алекс, кривя рот, – подарки буду выгуливать.

– Х-ха! Когда поклонники дарят тебе что-то после спектакля, так иной раз и зависть берёт – хочется и самому, не без этого… А вот в когда твои выгулы вспоминаю, так смех разбирает.

– Иди ты! Сам ещё недавно декорациями занимался, а сейчас? Роли может и мелкие, зато в каждом почти спектакле играешь.

– Ну… типаж у меня такой, – хмыкнул весело Фред, растираясь полотенцем, – если о бандитах, то моя рожа – самое то в спектакле. Ну или мошенника какого в комедии играть. Сам же знаешь, не столько талант, сколько морда лица.

– Два месяца всего играешь, – не согласился попаданец, – а талант дело такое… порядок бьёт класс[41 - Немецкая поговорка, которую можно перевести так, что «Организованность и трудолюбие сильнее неорганизованного таланта»].

Дома Алекс, морщась от получающейся безвкусицы, оделся и начал натягивать на пальцы перстни. Четыре серебряных с камушками, два золотых из низкопробного золота… потом серебряный портсигар, безвкусная золотая цепочка на руку. Всё это – подарки поклонников.

По местным неписаным, но свято соблюдавшимся законам, подарки требовалось демонстрировать. Подарил тебе перстенёк владелец мясной лавки – будь добр, выгуляй перстень в том районе, где живёт мясник. Лавочник должен видеть, что подарок оценён, тыкнуть пальцем в него, показывая домочадцам и приятелям – Я подарил!

Не соблюдаешь неписанные правила, не выгуливаешь подарки? Ну… их количество точно сократиться, а ещё – местные обидчивы. Бауэри пусть и не совсем трущобы, но рядышком, нравы здесь ещё те. Каждый второй так или иначе крепко с бандитами связан.

– Грамматику повтори, – дал задание Фреду. Тот неохотно, но решительно кивнул – знал, что язык у него корявый, трущобный. Потому-то английская грамматика и переписывание английских классиков занимали большую часть учёбных часов англичанина. Увы… несмотря на то, что Фреду хорошо давалась математика, давить приходилось прежде всего на язык.

Какой бы он ни был умный, но пока не научится говорить правильно, да желательно с оксфордским акцентом, в кругах его просто не примут. И бог бы с ними… вряд ли Фред сможет пробиться в высший свет… Но правильный язык и манеры требовались и от среднего класса. Да и с работой проще – хочешь устроиться приказчиком в лавку, а не грузчиком в ней же? Изволь говорить и вести себя должным образом.

Попаданец и сам занимается английским всерьёз – не грамматикой, здесь всё хорошо. Да и язык ставили оксфордский, на Диккенсе и классической английской литературе. Собственно, ещё мать поставила. А вот умение писать металлическим пером, которое требовалось окунать в чернильницу… с этим куда хуже, только недавно начало получаться, пришлось даже брать уроки каллиграфии. Хороший почерк считался одним из показателей качественного образования – есть деньги на бумагу и чернила, да время на всё это? Значит, не выходец из низов, а человек из хорошей семьи.

Не менее важно умение составлять письма, здесь это целая наука. Родственнику, другу, деловому партнёру, правительственному чиновнику – везде свои правила, отличавшиеся весьма заметно. Образованный человек должен хорошо в этом ориентироваться. Не то чтобы очень строго… но одно дело, когда плавает кто-то свой, с родственными связями и общими знакомыми. И другое – непонятный тип, невесть откуда взявшийся.

Хватало и другой учёбы. Так, приходилось читать светскую хронику, заучивая – кто, с кем, где и как. А главное – какие правила у этой светской жизни, что считается должным, что – моветоном. Пару раз Алекс по незнанию крепенько влип, выручило КВНовское прошлое, неловкий момент стал удачной шуткой. И ведь твёрдо уверен, что манеры вполне хороши… для двадцать первого века, в девятнадцатом слишком многое по другому.

* * *

В Нью-Йорке зимой не столько холодно, сколько ветрено и промозгло – сказывается близость моря. Да и огромные пустыри между кварталами никак не преграждали путь ветрам. Алекс никак не мог привыкнуть к такому климату – вот прямо сейчас почти тепло, хочется снять пальто, а потом порыв жуткого, сбивающего с ног ледяного ветра с дождём, и на пальто хочется натянуть тулуп.

Но нельзя, нужно прогуливаться по общественно значимым местам Седьмого округа и усиленно светиться на публике.

– Мистер Гросс, – раскланялся с бюргером актёр, сверкая перстнями и обаятельнейшей улыбкой, – миссис Гросс. Как поживаете?

– Недурственно, – горделиво ответил бакалейщик, – а вы, мистер Смит?

– Тоже недурственно, – улыбнулся попаданец и подмигнул слегка, демонстрируя перстень, – вашими стараниями.

Гросс с супругой надулись от гордости – все ли слышали? Все или нет, но момент сближения Алекс рассчитал так, чтоб имелись свидетели. Будет лишний повод Гроссам поговорить о подарке актёру, о покровительстве искусству…

Это в общем-то безобидные экземпляры, встречал и похуже. Один из местных бандитов подарил всего-то серебряный перстенёк, а отдачи хотел никак не меньше, чем от золотого портсигара. Раз двадцать уже громогласно орал при встречах что-то вроде.

– Как вам мой подарок?!

И ведь мелкая по сути гнида… но напрочь отмороженный тип. Не принять от такого подарок – обидеть. Не поблагодарить в очередной раз… обидеть. А гнида эта убивала и за меньшее, всем известно. Непроста ты, доля популярного актёра в бандитском районе.

Глава одиннадцатая

Элизабет считалась красавицей – лицо сердечком, маленькие полные губы бантиком, взгляд с поволокой, красивые руки, маленькие ступни, пышное тело и мелодичный голосок. В сочетании с достаточно грациозными движениями, получался этакий секс-символ, и влюблены в неё очень многие мужчины из высшего света Нью-Йорка.

Алекс же… каноны красоты в двадцать первом веке очень заметно отличались от канонов красоты девятнадцатого. Излишняя полнота, да ещё и не слишком здоровая, со складочками на талии и пышным, но несколько обвисшим задом…

Любовная связь с замужней дамой для него достаточно обременительна. Несмотря на то, что попаданец далеко не первый, с кем она изменяет мужу, в постели любовница оказалась достаточно зажатой, да и темперамент не так чтобы очень. Кузнецов считал, что своими изменами она решает скорее проблемы психологического, чем физиологического характера.

С другой стороны, выбора у него и нет. Не то чтобы девятнадцатый век такой уж пуританским… скорее ханжеский. Любовницу при желании найти легко. Другое дело, что получалось шило на мыло.

Связываться с незамужними рискованно, если это только не девчонки из рабочих кварталов – нравы там достаточно простые. Но там другая проблема – братья, отцы, ухажёры… Да и с гигиеной проблемы – не то чтобы они вонючки идейные… проблема именно в деньгах на гигиену – в домах бедняков даже водопроводов нет.

Бордели? Рассадники сифилиса, коего попаданец отчаянно боялся – видел уже людей с провалившимися носами, кошмары потом долго не отпускали. Понятно, почему среди среднего и высшего класса так популярны перчатки, которые таскали даже в летнюю жару.

Оставались только замужние, из числа тех легкомысленных особ, что считают любовную связь на стороне непременным атрибутом светской женщины. Хочется, не хочется… положено!

Вот и Элизабет нашла себе Алекса – любовник из актёрской среды считался у женщин чем-то пикантным…

– Молилась ли ты ночь, Дездемона!?

Женщина с трепетом смотрела на разыгрываемую сценку, восхищённо округлив глаза и положив левую ручку в область сердце. Сейчас, в шёлковом пеньюаре, лежащая на двуспальной кровати дорогого гостиничного номера, она смотрелась очень даже…