– А мне тогда что, в пригороде лагерь разбить? У всех на виду?
Тут шикаланку крыть было нечем.
– Может, хоть, до ближайшей деревни дойдем? Подождешь под крышей.
– Нет, здесь лучше.
Здесь, в лесу, несомненно было лучше. Никаких подозрительных людей. Кроме своих.
Юный княжич в итоге плюнул, собрал своих и ушел. Для связи и ориентирования на местности с нами осталась пятерка шикаланков, которые помогли найти очередную уютную ложбинку с удобно нависающим козырьком скалы, так что даже периодические дожди меня сильно не донимали.
Ждали мы долго – почти целый местный месяц, но Ичтакауэка все-таки вернулся. На этот раз с ним была лишь небольшая свита. И жрец.
Странный жрец. Сравнительно молодой, лишь немного старше моего местного биологического возраста. Лицо его было практически чистым: никаких татуировок или краски. Только отвисшие мочки ушей с внушительными жадеитовыми украшениями. Голову венчал мудреный головной убор с обилием перьев и бисера, но даже он не скрывал, что эта самая голова выбрита. По крайней мере, большей частью (я уже знал, что в здешних краях люди крайне ценят волосы на темени и стараются их не стричь). Невысокий, слегка полноватый и с легким пушком волос над верхней губой! Я бы усами это назвать не решился, но в здешних гололицых краях он бы точно взял приз за самые густые усищи. Интересно пошутили гены у этого товарища.
– Хуакумитла, я привел к тебе жреца, который поговорит с тобой, – шикаланкский княжич всем видом показывал, что уговорить священника тащиться в горы было нелегко. – Знакомься: это Тлакатль.
– Тлакатль? Человек? – изумился я. – Что это за имя такое?
– Но ведь я человек, – медленно ответил жрец исподлобья.
– А какому богу ты служишь, Человек?
– Меня пригласили сюда, чтобы я задавал вопросы, – Тлакатль даже смотреть на меня перестал.
«Хамло какое!» – возмутился я, но молча. Вслух же сказал:
– Ну, пойдем к костру… Человек.
– Юный Ичтакауэка поведал мне, что ты был пленником астеков. Куда тебя вели и зачем?
Ну, вот что ему отвечать? Началось наше знакомство не очень хорошо, а мне надо ему понравиться. Если я хочу, чтобы меня укрыли в безопасном месте. А чтобы понравиться – надо знать, что ему нужно. Знать, как он сам относится к астекам. Очень надеюсь, что, раз его привел Ичтакауэка, то и этот жрец моим пленителям не друг. А значит, надо показать, как много вреда и страданий я им причинил. И сколько смог бы еще.
Но, если он как раз сторонник астеков?.. Что ж, тогда мне, в любом случае, не удастся понравиться.
– Астеки вели меня в Теночтитлан, чтобы принести в жертву Уицилопочтли. Они считали мою кровь ценным даром, потому что… – и тут я в красках расписал, как разгромил армию аколуа в землях чумбиа; как потом не давался им в горах Четландии; как дошел до Страны Облаков и за полгода создал там большую базу по производства оружия, создал новое войско…
– Где находится твоя родина? – оборвал мою речь Тлакатль.
– Я думал, ты спросишь меня о том, как я смог создать новое войско, как оно было организовано, как мои люди делали тумбагу?
Жрец покачал головой.
– Раз тебя связанного вели в Теночтитлан, то, видимо, от твоего войска уже ничего не осталось?
– Большей частью, – скрипнул я зубами.
– Значит, мне о нем знать не нужно. Где находится твоя родина?
И я начал рассказывать про Четландию. Про свой маленький народ на великой реке. Пытался ввернуть снова что-нибудь «нужное»: как мы превратили Сухотье в плодородные поля, как построили большое судно, как обустроили привлекательный рынок, как делали дивные товары… Но Тлакатля всё время интересовали какие-то непонятные моменты. Что четлане любят есть, и имеются ли запреты на пищу? Умеют ли четлане плавать? Как хоронят женщину, умершую во время родов? И что делают с ее ребенком, если тот выживет?
Я совершенно опешил. Прежде всего, потому что не знал, какие ответы могут ему понравиться, а какие – наоборот.
– Каких богов чтит твой народ? – продолжал свой неспешный допрос жрец.
– Своих! – рыкнул я, устав уже от расспросов. Но потом решил все-таки пояснить. – У каждого четланского рода есть свой дух покровитель. Но все четлане уважительно почитают Речного Наездника. Опасаются Чужака. Боятся Утренней Звезды. Но моя семья всегда чтила одного бога – Золотого Змея Земли…
– Как?!
Я даже отшатнулся. Не мог себе представить, что эта ходячая флегма способна на столь резкие движения. Жрец взял себя в руки, но в глазах явно сиял знакомый блеск алкоголика в завязке.
– Теокуитлаликоатль, – повторил я имя желтого червяка на науатле.
Жрец тут же попросил произнести название на родном языке. Я повторил на четланском. А потом – уже шутки ради – на русском. Ну, он же на родном хотел. Тлакатль едва ушами не шевелил, вслушиваясь в незнакомые слова.
– Этот Змей… Он бог только твоего рода или и других четлан?
– Не понимаю. Я и мои предки требовали, чтобы все четлане чтили Золотого Змея Земли.
– Нет, я не об этом. Были ли еще четланские рода, которые чтили Змея? Сами по себе.
– Нет. Змей был покровителем только моей семьи.
– А ваша семья… Вы сами несли службу богу? Оказывали ему почести, приносили подношения?
– Нет. Были специальные жрецы.
– Они есть здесь, с тобой? – Тлакатль еще больше оживился.
– Нет. Все остались в Четландии. Некоторых убили астеки. А, может быть, и всех убили.
Жрец с дурацким именем Человек занервничал. Я с волнением смотрел на этого психа. Понятно, что я, наконец-то, его заинтересовал! Но вот в каком ключе?
– Владыка, – Тлакатль впервые обратился ко мне по титулу. – А ты сам… Ты забрал бога с собой?
Чего?! Как можно забрать с собой бога?
– Идола? – уточнил я.
– Нет. Бога. Ты взял с собой бога?
Я взял паузу, многозначительно уставился на огонь костра и лихорадочно размышлял. Чего он хочет? Как ответить?.. И вообще: а на самом-то деле, я забрал червяка?
Вспомнилась ночь в темной долине, ряды людей с горящими лучинами и огромный образ Змея на скале, подсвеченный кострами… И тут же – с болью где-то в районе сердца: да он же бросил тебя! Ни словечка от него не было за все эти годы скитаний!
Так, стоп! Выдохнуть. И до десяти досчитать. Общение с попами не идет мне на пользу: уже начинаю о своих фантазиях, как о реальных существах рассуждать.
А Человек ждал. Впившись в меня взглядом, словно клещ, ждал ответа. Да что ж ты мне душу теребишь?!