Платон: агатофилософия. Монография

Отсюда понятно также то уважение, с которым Платон пишет в «Алкивиаде I» о воспитании царевичей-персов: их учат наилучшему четыре старца – наимудрейший (знать магию Зороастра, почитать богов), наисправедливейший (быть правдивым в течение всей жизни), наирассудительнейший (быть свободным человеком, властвуя над своими порывами и наслаждениями) и наихрабрейший (не знать страха). Христианские платоники почти повторяли эти мысли философа: «Мы научились у праведного Григория (скорее всего, св. Григория Нисского. – В.К.), что добродетелей и умозрений… четыре: благоразумие, мужество, воздержание и справедливость»

.

Этим же ценностям служило и воспитание эллинов: быть мужественным, справедливым и устремленным к истинной мудрости, к познанию самого себя, к обучению всю жизнь, поскольку старость сама по себе не делает человека умнее.

Учиться тому, что следует знать; «искать путь к наивысшему совершенству» (Алкивиад I 124 bc). А для этого заставлять «…души мальчиков свыкаться с гармонией и ритмом, чтобы они стали более чуткими, соразмерными, гармоничными, чтобы были пригодны для речей и для деятельности: ведь вся жизнь человеческая нуждается в ритме и гармонии»

(Протагор 326 b).

Таким образом, становится понятной необходимость следования пайдейе, которая пронизывает все творчество Платона. Это идея такого воспитания и жизни, когда, согласно французскому исследователю А. – И. Марру, реализуется «состояние полного, осуществившего все свои возможности духовного развития у человека, ставшего человеком в полном смысле»

.

Наилучшее для каждого человека и «долг каждого» (Алкивиад I 134 с) – жить и действовать справедливо и рассудительно, «вглядываясь в ясный блеск божества» (Алкивиад I 134 d), то есть солнечного, бытийственного Блага.

И тогда возможно все, что Платон открыл и гениально аргументировал как истину жизни и деятельности человека и государства. Эта истина для Платона столь важна, что ради нее он готов не щадить ни поэтов, ни толпу, ни нарушителей порядка и гармонии. Обходиться с нарушителями в общем-то язычески – без милости и без Божьей благодати. Разум и разумно (хотя и нравственно) понятый бог-Солнце (образ идеи блага) ограничили и приземлили его мудрость, низвели ее до великой человеческой философии.

Но эзотерический свет блага чудесно сияет в творчестве Платона. И он явно перекликается с ценностями христианства, которое тоже по-своему вглядывается в «ясный блеск» Господа Бога Иисуса Христа. Соизмеряет наилучшее человеческое с Божественными заповедями, призывает простить и помиловать каждого человека, даже врагов.

Как пишет Е. Н. Трубецкой, основная мысль «Государства» Платона (но, оказывается, это так же справедливо и для раннего Платона!) – «чтобы человек совершил поворот от мира тленного к безусловному, сверхчувственному благу, в с е ю д у ш о ю»

. Но, как и в «Государстве», в ранних диалогах «и н д и в и д у а л ь н о с т ь не умещается в рамки метафизической системы Платона: для него она тожественна с материальным, греховным»

. Индивидуальное должно уступить общему и единому, и даже беспрекословно.

Действительно, не Бог, а Отечество, Государство, Законы – важнее родных детей, отца и матери, самой жизни. Не от Бога, а от анамнезиса снова и снова рождающейся бессмертной души – самое глубокое, точное знание причин явлений. Да и не живой Бог, на самом деле, в философии Платона, а скорее высший предмет умозрения, высшая идея (блага, единого). Однако философ искал «вышний город» (Е. Н. Трубецкой), был близок к нему. Но историческая и культурная среда, сама философия и религия Эллады крепко удерживали его.

Он так и остался мудрецом-волхвом, звезда которого, тем не менее, «приводит к яслям Спасителя»

. Но волхвы, как известно, возвращаются на родину и остаются не со Спасителем, а со своими идеями и демонами.

§ 1.3. Алетейя и псевдос

Не менее важными, чем благо, в философии Платона предстают связанные с благом истинное мышление и подлинное знание. Они тоже бытийственны и системны. Системны в очень высокой степени: без них нельзя постичь благо и нельзя реализовать ничего благого. Не умеющий мыслить и далекий от истинного знания человек обречен на беспорядочную жизнь в нравственном отношении и на псевдоистинные знания и цели. Без мудрости представление о благе и благая жизнь невозможны.

Христианство же допускает – даже в качестве основных! – другие пути: сердечное знание благого Бога, Божественное вмешательство и вразумление любого человека, обожение путем борьбы со страстями и грехами.

Платон называет целый ряд помех на пути к подлинному мышлению и знанию. Во-первых, это многоликое невежество большинства. По-другому, как написал А. Ф. Лосев, – «туманное, алогичное и некритическое обывательское мышление»

. Во-вторых, лучшие из большинства довольствуются самоуверенной лжемудростью. В-третьих, люди могут обладать действительными конкретными знаниями и умениями, но при этом не знать наилучшего (как бы философского или смысло-жизненного). Как написал М. Хайдеггер, – такие люди «суть то, чем заняты»

. И все это в ранних диалогах Платона имеет отношение к понятию лжи, псевдосу (греч. ??????).

Хайдеггер по поводу этой проблемы высказывался и соглашаясь с Платоном, но и не соглашаясь, – в силу своего персонализма и гуманизма: «…Самость присутствия других себя еще не нашла, соотв. потеряла. Люди существуют способом несамостояния и несобственности»

. Хотя «ч е л о в е к как н и к т о вовсе не н и ч т о». Он тоже экзистенциален, но как бы спит (разумно, познавательно, смысло-жизненно).

А Платон об этом «сне» написал еще на заре мировой философии: «…Имя «ложь» (??????) выражает лежание спящих» (Кратил 421 b)

. То есть чересчур не мыслящих, но при этом спокойных и самоудовлетворенных. Не они ли изображены у Платона в виде узников пещеры? И не их ли почти невозможно (а иногда и опасно!) оторвать от «сна»?

Спят те, кто уже оказался или был изначально вне «божественного порыва сущего (???? ??? ????? ????)» (Кратил 421 b), вне потока несущихся вещей. Они так и не открыли ясные имена (логос) вещей и их вечные идеи. Они так и остались вне трудного искания истины (греч. ???????). И поэтому – таковы смыслы Платона – столь много «спящих» и несостоявшихся.

Тем не менее у Платона нет особого христианского понимания истины: «Говорящий право должен и сам благодарить Бога, как от Бога приемлющий то, что следует говорить. Ибо истина есть дело не говорящего, но действующего (в нем или на него) Бога»

. Платон же – по преимуществу философ, то есть свободный человек-мыслитель.

Не-ложь вдохновляет философов (греч. любящих мудрость), контрастно и необходимо противостоящих (в этом отношении) толпе, большинству. По сути, это люди становления, мудрого личностного становления, то есть, как понимали платоники, люди «движения к бытию, причастности к бытию, поступательного шага к тому, чтобы быть(выделено нами. – В.К.)» (Определения 411 a)

. Они любят совсем не то, что все, – не богатство и своеволие, не славу и почести, а в силу своей посвященности, – «умное видение»

бытия, то есть «умное видение идей». Это люди, как полагал С. Н. Булгаков, – люди «особого рода откровения»

, люди, одаренные от природы и в большей мере открытые припоминанию (анамнезису).

То, что их занятие совсем не ложно, хорошо показывает, говоря о Платоне, С. Л. Франк: «Основная мысль Платона неопровержима: так как наши общие понятия, поскольку они истинны, имеют объективное содержание, то, следовательно, кроме единичных вещей, есть и бытие общее (идеальное или бытие идей)»

. А Лев Шестов Платона понимал по-своему: его вдруг озарил «солнечный» (как бы откровенный) свет иного мира, мира вечных идей.

И сам философ связывал истину с озарением, а точнее с «божественным наитием (???? ???)» (Кратил 421 b)

. То есть этимологическая интуиция Платона открывает ??????? (истину) как «наитие божественное», особенно необходимое, когда складывается парадигма учения, или главная идея, из которой конструируются другие идеи, чувственный мир. Наитие Платон получил мощное и подлинное – оно повлияло на феноменологию, трансцендентализм Канта, диалектическую логику, математику и многое другое. А. Ф. Лосев определяет метод мыслителя как «феноменолого-трансцендентально-диалектический»

.

Но вернемся к философам Платона. Их мир, как правило, – не придуман, не ущербен (хотя большие и малые ошибки – скорее норма в философии), а мир «самого важного» и, конечно, реального. Этот мир, например у Платона, чаще всего разрознен и противоречив, и к тому же многозначен, даже в своих основаниях, таких как понятие «идея». Платон не скрывал своих сомнений, неуверенности и слабости в вопросах, тяжелых усилий понять предмет. Его путь к истине оказывался даже беспомощным, безрезультативным

.

Но острейший критицизм и диалектика влекли его туда, где возникали и, в божественном порыве, неслись вещи, где его душа могла стоять и «стоит (???????) подле (???) вещей» (Кратил 437 a), «не отставая от них и их не опережая» (Кратил 412 a)

. То есть точно и конкретно схватывая (Платон говорит «захватывая») суть данных вещей в данном пространственно-временном интервале. Так философ приближался к истине, к сути познания и знания (????????). Мудрость, или София (?????), которую боготворил философ, – это «захватывание… такого порыва (выделено нами. – В.К.), поскольку все сущее как бы несется» (Кратил 412 bc)

.

Мудрое знание, как следует из его ранних диалогов, не поспешно и не оторвано от самопознания. Оно не изолировано и от справедливости, нравственности и благочестия философа. У русских славянофилов такое знание было признано наилучшим и получило имя «живого знания».

Это мудрое знание Платона не чуждо частичным и случайным истинам вещей (как бы вторичному знанию), но устремлено главным образом к первичному знанию — предельно обобщенному и вневременному. Аналогично, но, разумеется, по-своему, высказывались и святые отцы: «Иное есть знание дел (деятельное благоразумие), и иное – познание истины. Сколько солнце превосходнее луны, столько последнее полезнее первого»

.

Первичное знание Платона, например, в ранних диалогах – это идея прекрасного сама по себе; идея благочестивого, как такового, как образец любой благочестивости. Идея Платона – субстанциально-данная, порождающая модель – как явлений, так и всего космоса.

Мудрое знание связано, главным образом, с божественной частью души, позволяющей познавать и разуметь. Но более полно и конкретизировано можно раскрыть его платонический смысл только тогда, когда прояснится система его (мудрого знания) составляющих– это анамнезис, софросина, собственно знание, мудрость и влияние даймония.

Анамнезис Платона означает, что вечно рождающаяся и везде побывавшая (и здесь, и в Аиде) душа человека имеет верные мнения о том, что человек как бы не знает. Но, созерцая нечто земное, он вдруг может, с неописуемым восторгом, вспомнить о его первообразе, идее. Эта потенциальность духа человека, эта таинственная энергия души позволяет говорить об особом, платоническом понимании сущности творчества – «творчестве из ничего» (об этом писали и русские философы Л. И. Шестов, Н. А. Бердяев). Человеку нужно только не уставать и мужественно искать, спрашивая самого себя. Так, стремясь к неведомому, он не только находит точное и устойчивое знание, но и становится лучше, мужественнее и деятельнее тех, которые полагают, что неизвестное не найти, да и искать его не нужно. Годы его жизни самовыявляются и выводят на свет эту душевную потенциальность. Как пишет Н. Я. Грот, есть потенции «мысли и духа, которые пробуждаются, а не вновь создаются опытом и процессом мышления»

.