– Лорд Эрлот! – прозвучал гневный женский голос. – Ты испортил нам всю игру!
Эрлот улыбнулся, язык скользнул по окровавленным губам. Кровь, выпитая из горла живого человека, да еще в таком количестве, будоражила. Чувства обострились, мысли разбежались в разные стороны, вопя от наслаждения. Взяв себя в руки, Эрлот окинул взглядом охотников. Та, что вышла вперед – миледи Атсама. Хотя капюшон скрывал лицо, голос не оставлял сомнений. Остальных пока опознать не получалось. Они застыли на почтительном расстоянии, пряча лица.
– Ну так пожалуйся королю, – сказал Эрлот. – Впрочем, не беспокойся – сам доложу. Тем более что я здесь по его просьбе.
Эрлот сделал вид, что хочет уйти, но миледи Атсама схватила его за руку. Нет, она не была смелой – просто находилась в своих владениях. К тому же помнит об участи герцога Освика.
– Ну, погоди же, милый, – проворковала миледи. – К чему торопиться? Давай поговорим, посмотрим, что можно сделать…
Белая ладонь с изящными длинными пальцами отбросила капюшон, и по плечам рассыпались густые темно-рыжие волосы, почти черные в лунном свете. Безупречные черты надменного лица кривились в непривычной заискивающей гримасе. Остальные охотники тоже сняли капюшоны. Эрлот узнал вытянутое лицо Варэлла, седые нечесаные патлы Каммата, приглаженные жиром волосы Мэросила и широкие скулы Олтиса.
– Давно не виделись! – Эрлот развел руки, словно для объятия. – Надо же, какая неожиданность. Все лорды здесь. Неужели кроме меня у короля не осталось верных соратников?
– Давай ближе к делу. Чего ты хочешь? – сказала Атсама.
Эрлот смотрел на нее холодным взглядом.
– Речь не о том, чего хочу я, а о том, чего хочет король, – заговорил он. – Король хочет, чтобы я разобрался с вами так же, как с Освиком. Король хочет, чтобы его слово означало закон. И я его в этом прекрасно понимаю. Уничтожить ради одного ужина девушку, которая может кормить тебя еще лет сто – что может быть нелепее?
Атсама рассмеялась.
– Ты так и не запомнил человеческих сроков, Эрлот? – сказала миледи. – Сто лет? Пятьдесят – в лучшем случае. Может, шестьдесят. Считая со старостью, а кровь стариков, сам знаешь, никуда не годится.
– Что ж, если тебе хочется обсудить это…
– О, нет, нет! – взмахнула руками миледи. – Давай обсудим другое. Что мы можем для тебя сделать, чтобы король остался доволен докладом? Хочешь поучаствовать в следующий раз? Поверь, нет ничего увлекательнее! Мы можем взять побольше жертв, чтобы добавить игре огоньку.
Мысль о том, чтобы еще разок вонзить клыки в тело человека, дать им, наконец, выполнить данное природой предназначение, заставила Эрлота непроизвольно вдохнуть. Ночь полнилась ароматами.
– Я не играю в игры, – покачал головой Эрлот, пряча взгляд. – Меня интересует только то, что годится в пищу. Люди и их кровь. Поговорим об этом? Есть некоторые соображения.
Но миледи заметила его замешательство. Она оглянулась на сообщников, шагнула вперед и, понизив голос, заговорила:
– Брось, Эрлот. Хватит играть в послушную собачку. Как насчет встретиться в более приятной обстановке? Мы можем запустить наши сердца, выпить по бокалу вина, а потом… Ну, вспомним, каково это – быть людьми.
– Ночь перед казнью? – улыбнулся Эрлот. – Что ж, вряд ли я смогу тебе в этом отказать.
Миледи отстранилась. В глазах мелькнуло что-то крайне опасное, что очень понравилось Эрлоту. Атсама злилась и боялась, теперь все стало на свои места.
– Король пообещал мне тридцать производителей из твоих деревень, – заговорил Эрлот громче. – Я почти выполнил работу, так что могу и успокоиться. Эти тридцать – уже мои. Если ты хочешь меня заинтересовать, то давай начнем с шестидесяти.
– Сколько? – Миледи отшатнулась. – Да ты сошел с ума! Эрлот, ты соображаешь, что это такое – вырвать из деревни шестьдесят лучших? Ты понятия не имеешь! Если их столько и наберется, то деревне придет конец!
– Можно подумать, у тебя одна деревня, – пожал плечами Эрлот. – Переживут.
Атсама выглядела как ребенок, у которого взрослый отбирает куклу.
– Ты же понятия не имеешь, каково это – управлять деревней, – прошипела она. – И уж, само собой, не знаешь, как важны производители.
– Вот и займусь на досуге. – Эрлот похлопал ее по плечу. – Идем к тебе? Хочу посмотреть записи и выбрать тех, что мне понравятся.
– Эрлот! – Она сбросила его руку с плеча. – Давай сойдемся на тридцати – это разумное требование.
– Но их я получу, не преступая королевской воли.
– Вдобавок могу дать кровь. У меня есть запасы. Кроме того, мое предложение остается в силе.
– Первое или второе?
– Оба.
Они смотрели друг другу в глаза. Атсама – с надеждой, Эрлот – с насмешкой.
– Хорошо, – сказал он. – Пятьдесят производителей.
– Эрлот! – взвыла миледи.
– Я не настаиваю, чтобы ты одна выделила всех. Вас тут пятеро. Всего по десять с каждого. Мое последнее слово.
Заговорил Мэросил – высокий юноша с приглаженными волосами:
– С чего бы нам идти на жертвы? Я так понимаю, король говорил только о ней. – Кивнул в сторону миледи.
Атсама метнула на него гневный взгляд.
– Хочешь соскочить так просто, Мэросил? Попробуй. Я отдам пятьдесят производителей и уйду к этому стервятнику в служанки, если потребуется, но до короля дойдет то, что вы самовольно устроили охоту на моих землях.
– Это мы устроим, – с улыбкой кивнул Эрлот.
Мэросил переглянулся с остальными. Четверо вампиров один за другим склонили головы.
– Проклятый закон, – поморщилась Атсама. – Что плохого в том, чтобы немного поиграть перед ужином?
– Ничего, – развел руками Эрлот. – Но у короля свои требования. Мы усадили его на престол, зная, как он смотрит на жизнь.
– Ну да, мы усадили, – задумчиво произнесла миледи.
– Что ж теперь жаловаться, да?
Они снова обменялись взглядами.
– Пошли к тебе, – сказал Эрлот. – Нам есть о чем поговорить. А вы, парни, – обратился к лордам, – подходите тоже. Со своими списками. Хорошо бы успеть до рассвета, иначе мне придется содержать крайне строптивую служанку.
Мэросил исчез, обратившись облаком тумана, которое тут же понеслось к югу. Остальные рассыпались стаями крыс, летучих мышей и волков. Лорд Эрлот, взяв под руку Атсаму, пошел к ее дому, не меняя обличия. Кое-что, самое важное, они могли обсудить по дороге.
***
На берегу играли в костер – традиционная, хотя и опасная, осуждаемая старшими игра. Возле реки (обязательно возле реки – если дело зайдет слишком далеко, будет, куда откатиться) раскладывали большой костер. Девушка, желающая найти счастье, становилась на плоский камень в центре костра, и тот, кто ее оттуда вытащит, считался суженым. Нередко случалось, что какую-нибудь дурнушку или скверную характером девицу никто спасать не собирался. По древней традиции она должна была мужественно гореть до конца или пока все же не найдется кто-нибудь, в ком жалость возьмет верх над разумом. На деле ни одна девушка до такого не доводила. Прыгнув в костер и окинув взглядом собравшихся, она тут же с матерщиной вылетала обратно под всеобщий хохот, спасая себя тем самым как от позора, так и от смерти. Сами по себе случаи «спасения» были редки, и происходили все больше по сговору.
Санат сидел на пригорке неподалеку, наблюдая за действом. Он не знал, плакать или смеяться. В деревне, где он родился, такого обычая не водилось, но даже беглого знакомства с историческими хрониками хватало, чтобы понять, откуда он пошел. В годы Второй Великой Войны император Киверри, поправ все уложения и правила, не исключая продиктованных здравым смыслом, огнем и мечом прошел по людским поселениям. Одна из его забав, самая безобидная, легла в основу нынешней игры.
Тогда костры разводили не в пример больше, и ставили в них всех деревенских девушек и женщин. Их привязывали к столбам для верности. Потом толкали вперед мужчин. Им предлагалось либо смотреть, как женщины сгорают заживо, либо спасти. Не многие успевали развязать тугие путы…
Сначала, как водится, несколько девчонок поплоше попытали счастья. Никто из парней даже не двинулся в их сторону. Санат заметил, что когда очередная девушка вставала на камень, все замирали и смотрели, раскрыв рты. Люди сами не понимали, чего ждут. Они хотели увидеть смерть. Боялись – да, но хотели. Санат нахмурился. Все-таки люди есть люди, и ради зрелища они готовы наплевать на все.
Интерес проснулся, когда в костер встала Бечра. Крупная, но симпатичная девушка с грубым, почти мужским голосом. Санат заметил, что нравилась она многим, но большинство ее опасалось. Теперь же настал момент истины. Бечра стояла посреди огня, уперев руки в бока, и придирчивым взглядом осматривала парней. Выбрав одного, кивнула, и парнишка бросился на выручку.
Санат отвернулся. В мгновение ока увидел всю жизнь этой пары до самого конца. Сильная, голосистая жена и робкий тщедушный муж. Она будет им помыкать, а он, лишь только схлынет первый вал эйфории, начнет втихую пить. Она станет его колотить, а он будет чувствовать себя виноватым и пить еще больше. Впрочем, Бечра, наверное, сделала верный выбор. Другой парень, поздоровее, мог бы побить в ответ, и все закончилось бы куда как хуже. А таких семей везде полно – живут как-то, детей рожают.
Смех и крики утихли. Санат повернулся к костру и вздрогнул. В огне стояла Исвирь, ее взгляд устремлен на него. Санат не двинулся. «Уходи», – мысленно попросил он. «Нет», – ответили ее глаза.
Санат перестал дышать, сердце остановилось. Он не думал, поступая так, просто приготовился на всякий случай. Слишком уж далеко от костра он сидел. Слишком уж решительно сверкали глаза девушки.
К костру, захохотав, бросился Саквобет. Медленно, убийственно медленно он двигался! «Как только он ступит в костер – я запущу сердце», – пообещал себе Санат.
Исвирь взмахнула рукой, рассыпала под ноги что-то белое и блестящее. Перед носом у Саквобета взлетела в небо огненная стена. Парень с криком отшатнулся, упал на спину и принялся отползать. Все отпрянули. Все тянули головы вперед, а шли назад. Вот она, вот она, смерть! В какофонии криков Санат не услышал лишь одного голоса – голоса Исвири. Девушка все еще стояла там.
Вампир бросился вниз. Несмотря ни на что, он упивался этим восторгом – двигаться так стремительно, как и не снилось людям. Ощущать, видеть и слышать гораздо больше, чем дано им. Отшвырнул поднимающегося Саквобета, прыгнул в огонь. Руки обхватили тонкий стан девушки. Не останавливаясь ни на миг, Санат выбежал с ней из костра и нырнул в реку. Он полностью погрузил Исвирь в темную воду, а потом разжал руки. Голова девушки тут же появилась над поверхностью. Она закричала – только теперь.
Санат выдернул ее из воды, поставил рядом и трижды ударил по лицу ладонью. Слишком сильно – от последнего удара девушка упала. Санат снова поднял ее, встряхнул за плечи.
– Ты же чуть не сгорела! – зарычал он.
– Ну и ладно! – крикнула Исвирь. – И сгорела бы! Что мне…
Оттолкнув его, она выбежала из реки, понеслась куда-то, не разбирая дороги. Санат двинулся следом.
Провожаемые взглядами, они скрылись из виду. На берегу стало тихо. Все произошло так быстро, что никто не успел сообразить, смеяться или расстраиваться. Один щуплый парень, первым вырвавший из огня счастье, усмехался.
– Бежит курица от петуха и думает: «Ой, хоть бы догнал!» – громко сказал он, чем вызвал дружный хохот и крепкий подзатыльник от суженой.
В костер, однако, лезть больше никто не захотел. «Купаться! Купаться!» – родился в толпе крик, и его поддержали целым хором. Сорвав одежды, юноши и девушки бросились в теплую реку.
Исвирь выбежала на дорогу, захлебываясь слезами. Мокрая насквозь, с пылающими от ударов щеками, она не знала, куда направиться дальше. В деревню? Там нет больше счастья. Так может, в другую сторону, в город? Или в лес, на съедение волкам?
– Остановись, – приказал знакомый, но такой чужой сейчас голос.
Исвирь замерла. Санат рывком развернул ее, заглянул в глаза. Луна светила ему в затылок, и глаза показались девушке чернее самой ночи.
– Ты не представляешь себе, что натворила, Исвирь, – говорил Санат. – Зачем ты так?
– Все равно мне без тебя жизнь – не в жизнь, – всхлипнула Исвирь. – А ты… Как камень, хуже даже! Камень вон обнять можно, он не оттолкнет никогда, а ты… ты…
Санат положил руку ей на плечо. Холодные пальцы пробежались по пылающей коже, коснулись шеи, ласково приподняли подбородок.
– У меня нет времени сейчас принимать осмысленное решение, – пробормотал Санат. – Ты все это начала, тебе и нести ответ. Стой спокойно.
Сердце замерло, когда губы приблизились к ее лицу. Исвирь задрожала, предвкушая и боясь первого поцелуя. Руки обхватили спину Саната. Девушка закрыла глаза. Холодные губы не коснулись лица, скользнули по шее, мимолетно касаясь кожи, выискивая определенное место. Острая боль заставила девушку вскрикнуть, но тут же странное, ни на что не похожее наслаждение разлилось по телу. Боль и сладость, причудливо сплетаясь, подхватывали, несли все дальше и дальше. Исвирь не могла пошевелиться, не могла раскрыть глаза. Задыхаясь, она хватала ртом воздух и все сильнее прижимала к себе того, кого любила.
Санат оттолкнул ее. Ноги девушки подкосились, она села прямо на дорогу. Воздух мягко заполнил грудь, голова кружилась. Послышался шепот Саната:
– Нет… Они ведь видели, что я пошел за ней…
А потом – тихий вдох. Что-то изменилось. Как будто другой человек стоял над ней, протягивая руку. Исвирь приняла предложенную помощь. Пальцы ее скользнули к шее, но Санат остановил это движение.
– Не трогай, – сказал он. – Пошли ко мне, я наложу повязку. Потом ты уйдешь домой и забудешь об этом навсегда. Поняла меня? Скажешь, что обожглась, или еще чего придумаешь. Но если ляпнешь хоть слово…
Она и не могла сказать ни слова – язык не слушался. Санат шел по дороге, а Исвирь, спотыкаясь, плелась следом. Он несколько раз оглянулся, потом взял девушку под руку. Она едва не упала на него.
– Да держись ты, в конце концов, – тихо сказал Санат.
Они медленно двигались к деревне – счастливая парочка, уставшая от гуляний. А что еще могли подумать случайные свидетели?
За всю дорогу Санат не проронил ни слова. Исвирь тоже молчала, благословляя невероятную слабость и туман в голове. Мысли путались в этом тумане и не могли соединиться в единую цепь. А если бы смогли, то что бы сказала она себе? Может, что вместо жарких объятий наполучала оплеух, а вместо страстного поцелуя – укус? Или что вместо любви, от которой сердце колотится быстрее, а душа будто воспаряет в небо, обрела лишь презрение? Туман не позволил задуматься об этом, и она просто радовалась, что рядом идет Санат. Идет и держит ее, подстраивается под шаг.
Отворив дверь, Санат легонько подтолкнул девушку в спину. Она зашла. Остановилась у порога, сложив руки перед собой. В голове по-прежнему лишь туман. Только сердце колотится все сильнее.
Санат зажег лампу, стало светло и уютно. Исвирь огляделась. Она впервые была тут, в отличие от более решительных соперниц. Взгляд скользнул по голым стенам, чистому дощатому полу, закрытой печи. Исвирь увидела аккуратно застеленную лежанку, посмотрела на полку. Там несколько бутылок и кувшин, в котором она заваривала чай. Санат взял одну из бутылок, вынул пробку. Красная жидкость, булькая, полилась в кружку. По комнате разлился терпкий густой аромат вина.
– Выпей. – Санат сунул кружку ей в руки.
Исвирь покорно поднесла напиток к губам. Первый раз она пила вино. Содрогнулась от необычного вкуса, но потом распробовала и сделала еще глоток, побольше. Как ни странно, туман в голове начал рассеиваться, и девушка с ужасом посмотрела на Саната, который перебирал тряпки в одном из тюков. Вытащил чистую простынь, оторвал от нее полосу. Исвирь вскрикнула, услышав звук рвущейся ткани, и выронила кружку. Вино разлилось по полу, впитываясь в доски.
– Ничего, оставь, – сказал Санат, приближаясь к ней.
Исвирь смотрела на пустую кружку, лежащую на полу, и не могла остановить дрожь. Трясло, как в лихорадке. Пытаясь отступить, она зацепилась каблуком за половицу и начала падать. Санат подхватил ее, притянул к себе стремительным движением. Исвирь сжалась, прикрывая горло руками. Глаза широко распахнулись.
– Нет, пожалуйста, не надо больше! – залепетала она.
Санат усмехнулся. Поставив Исвирь на ноги, он бросил лоскут ей на плечо.
– Перевяжи сама, раз так боишься, – сказал он. – Что, хватило любви? Как вы все ее настойчиво добиваетесь! Только и слышишь от вас: любовь, любовь! А как придет время пожертвовать ради нее парой капель крови, так всю решимость будто ветром сдуло.
Исвирь смотрела на него, держа в руках лоскут. Никак не могла понять, что же такое он говорит. Смеется? Или злится? От бесстыдного намека в его словах у нее заалели щеки. Вернулась боль от ударов. Наконец, Исвирь снова почувствовала себя цельной, не рассыпавшейся на куски. И вместе с этим чувством пришло понимание. Она посмотрела в глаза Санату и сказала:
– Ты-то чего боишься?
Он вздрогнул, отвел глаза.
– Боишься, что я всем расскажу? Не бойся. Молчать буду, пока не сдохну. Когда эта гадость заживет?
Санат поднял взгляд.
– Ну? – торопила Исвирь. Она легко, словно шарфом, обмотала шею куском простыни. – Говори, чтоб я знала. Не сдохну, пока не заживет, чтоб вопросов не было.
Одним прыжком Санат преодолел разделившее их расстояние, схватил Исвирь за воротник платья и с силой прижал к стене. Сквозь плотно сжатые зубы вырвалось рычание, но Исвирь не дрогнула под этим натиском.
– Пугаешь? – спросила она. – Или убить хочешь? Мне не страшно. Решил – так убивай. Мне же заботы меньше.
Он разжал пальцы, опустил голову.
– Зачем ты так? – шепнул он.
– А зачем ты так? – отозвалась Исвирь. – Все вы там такие, что ли? Все за нас решаете. Когда жить, как умирать. А я вот не хочу. Не хочу вас кормить до самой старости! У других хоть радость жить есть, а у меня – ничего нет. Решила для себя: пойду и сгорю принародно, хоть так, может, запомнят. Хоть чем-то отличусь. Если уж возлюбленный мой на меня не смотрит. А он взял меня и вытащил с Той Стороны. Вытащил, избил, обругал, дал тряпку и прогнал пинком, как кошку заблудшую. Как мне еще быть? Не стану я тебе обузой, не волнуйся! Но вот смерть – моя, и мне решать, звать ее или нет.
Она оттолкнула Саната и пошла к двери. Хотя плечи дрожали, шаг стал ровным. Она коснулась рукой двери, и в этот момент пальцы Саната стиснули ее плечо.
– Останься, – сказал он.
Исвирь опустила руку. Санат ловко освободил ее от «шарфа» и поцеловал чуть зудящее место укуса. От поцелуя по телу девушки снова прошла сладкая дрожь.
– К утру заживет, – сказал Санат. – Утром – пойдем к тебе домой.
Она резко повернулась, уставилась в глаза Санату.
– Ты… Ты, – лепетала она.
– Пока я человек, – сказал он. – Это не продлится долго, и у тебя будет время до утра подумать, хочешь ли ты этого. То, что будет потом… Я не знаю, что случится, и куда понесет меня Алая Река.
– Я согласна!
– До утра, Исвирь. Подумай.
Их губы встретились. Первый настоящий поцелуй, на который Исвирь уж не надеялась. Сладкий и нежный, как во сне. Все, что последовало, тоже оказалось нежным, сладким и сказочным, будто греза, ставшая явью.
Глава 6
Арека
Отмечая переход на вторую половину лета, жара спала. Но пасмурное утро не принесло людям радости. Сидящие на повозках мужчины, женщины и дети, зевая и поеживаясь, смотрели на серое небо и морщились. Лучше бы жара и прежние порядки!
Дети чувствовали себя лучше взрослых. Они верили, что жизнь наладится, что взрослые решат все проблемы – так всегда было и так всегда будет. Взрослых голосов почти не слышалось, а вот детские переклички то и дело звоном раскалывали угрюмую тишину.
Левмир опять ехал с Санатом, и, единственный из всех, не мог убрать с лица улыбку. Он толком не успел поспать, вернувшись домой, как его разбудила мать и, сунув в руки узелок с едой, выпроводила на улицу. Голова гудела от недосыпа, но зато сон не успел смазать воспоминания. Стоило прикрыть глаза, как он видел улыбающуюся И, которая прижимается к нему, напевая сказочную мелодию.
В очередной раз поймав себя на том, что сидит и улыбается, глядя в пустоту, Левмир сделал серьезное лицо и покосился на Саната – не заметил ли? Но Санат точно так же смотрел перед собой с печальной улыбкой на губах. Заметив внимание мальчика, не стал скрываться, а улыбнулся еще шире:
– Что, тоже хлопотная ночка выдалась?
Левмир покраснел и отвернулся, пытаясь придумать непринужденный ответ. Санат вздохнул.
– Паренек, я ведь предупреждал тебя… Ничего хорошего не выйдет. Дело, конечно, твое, да только и мучиться потом тебе одному.
– Ты-то откуда знаешь? – буркнул Левмир.
– На лицо твое посмотрел и все сразу понял. Не лезь туда, откуда выйти не сможешь, Левмир. Без того тяжело будет.
Левмир открыл рот, чтобы высказать все. Он готов был объяснить этому зануде, строящему из себя всезнающего старца, что все и так плохо, хуже некуда. Что никогда он еще не видел, чтобы посреди лета люди ходили такими понурыми. Хотел сказать, что лишь благодаря этой непонятной девчонке ему хочется проживать день за днем, чтобы увидеть хоть одно искренне счастливое лицо. Чтобы танцевать при луне, несмотря на то, что ночь коротка…
– Левмир, привет! – раздался девчоночий голос.
Мальчик вздрогнул и повернул голову. Рядом с повозкой идет Арека – сестра Саквобета. Ей четырнадцать, она все больше походит на взрослую девушку. Грубоватые черты, роднящие ее с братом, уравновешиваются открытым выражением лица, подростковая угловатость постепенно переходит в девичью стройность. Левмир мысленно поставил ее рядом с И. Нет, даже думать об этом не хочется! Даже глаза – скучные серые глаза Ареки – не идут ни в какое сравнение с сияющими изумрудами ночной красавицы.
– Привет, – отозвался Левмир. – Чего тебе?
– Так. Пойдем, поговорим? Пошли в конец, потом нагоним – все равно едва плетутся!
Левмир оглянулся на Саната, почему-то ожидая, что тот его остановит. Санат махнул рукой, словно благословляя. Левмир спрыгнул с повозки.
Они с Арекой медленно шли, пропуская вперед караван. Дети хихикали, глядя на них, взрослые скользили равнодушными взглядами. Когда последняя повозка ушла вперед на три сажени, Арека заговорила:
– А ты знаешь, что Санат на Исвири женится?
Левмир споткнулся на ровном месте и выпучил глаза на Ареку. Санат? Женится? Такого он даже вообразить не мог.
– Как так?
– Так вот. – Арека сорвала сухую травинку, вставила ее в зубы. – Саквобет вчера пришел поздно, пьяный, и все рычал, пока не уснул. Говорит, из костра он ее вытащил. Так-то вот.
Левмир молчал, обдумывая новость. Надо же, а ведь ему Санат ни слова не сказал. Только всю плешь выел непрошенными советами.
Арека тем временем изжевала травинку, сплюнула и выбросила ее. Посмотрела на Левмира.
– Ну? – спросила она.
– Чего?
– Ну, что думаешь?
– А чего тут думать? Ну, женится и женится. – Левмир пожал плечами.
– А восстание как же?
Тут Левмир остановился, глядя на девчонку.
– Какое восстание? Ты что, с крыши шмякнулась?
– Тихо ты! – широко раскрыв глаза, цыкнула Арека. – Разорался! Не все ведь еще решились.
Левмир вспомнил постоянные заседания у Саната. Все чаще там всплывали разговоры о том, как убить вампира. Раньше мальчик не придавал этому значения, но теперь занервничал. Санат ведь сам рассказывал, чем закончилось его предыдущее «восстание».
– А что, будет? – чуть тише спросил, продолжая идти. – Ты знаешь?
– А то! – вздернула нос Арека. – Мне Саквобет все рассказывает, особенно когда выпьет.
– И когда?
– Кто ж знает? Подготовиться нужно, чеснок высадить…
– Чеснок?
– Ну да. Ты не знал разве? Вампиры чеснока боятся. Запах им не нравится. Мы с мамкой сегодня в городе купим, чтоб на всех хватило!
Она свысока смотрела на Левмира, хотя они были почти одного роста. Постепенно уголки губ Ареки опустились вниз. Левмир должен был восхищаться, приставать с расспросами, но он лишь угрюмо молчал. Тогда девочка решилась на еще одну попытку:
– А куда ты ночью ходил? – спросила она.
Левмир медленно повернул голову, и Арека испугалась, увидев в его глазах готовность убить или умереть сей же миг.
– На рыбалку, – процедил он сквозь зубы.
– Ого… – Арека промолчала о том, что не заметила у него удочек. – А ты часто так ходишь?
– Не очень. Тебе-то что за печаль?
– Ну… Я бы тоже ночью на рыбалку сходила!
– Не женское это дело, – повторил Левмир отцовские слова.
– Ну и что ж? Я так посижу. Посмотрю просто.
– Там видно будет…
Впереди показался город, и Левмир, попрощавшись с Арекой, побежал догонять повозку. Усевшись рядом с Санатом, оглянулся и увидел, что Арека все так же идет в самом хвосте. При виде одинокой, поникшей фигурки у Левмира защемило сердце. Может, правда как-нибудь позвать на рыбалку?
