Прага сквозь века

«По пути домой Северин часто заглядывал в открытые двери церкви. С того вечера, в Малой Стране, его тянуло побыть в темноте бокового алтаря, где в нишах застыли статуи с серьёзными лицами, а в красном стекле мерцал неугасимый огонь. Он садился на скамью и замирал на четверть часа. В это время в церковь мало кто заходил, разве что одинокая старушка тенью шаркала по плитам пола. Северин вбирал в себя тишину с жадностью человека, долго прожившего среди шума. В сумраке избранного им укрытия плавным потоком текли мысли, увлекая сердце в загадочный, как в детстве, мир. Словно во сне, перед глазами проплывали видения утра, и в полутьме он смотрел на волны Влтавы и низкие фронтоны Градчан…»

«Улица с дрожкой» (иллюстрация с картины Я. Шиканедера)

Между тем, наступление темноты приближающейся ночи уже приводило Северина в смятение и рождало у него чувство страха. П. Леппин вновь проникает во внутренний мир своего героя и как бы сопереживает вместе с ним тревожную атмосферу современного ему города. Автор честно признаётся:

«Нет, иным взором он прежде обозревал кварталы этого старинного города… Улицы словно спутывались в лабиринты, на пороге каждого дома, подсознательно, ощущалось предчувствие беды. Сердце, казалось, будто бы „трепыхалось“ между сырых, враждебных стен; а тьма проникала в слепые окна, умертвляя души спящих. Сатана уже везде успел расставить силки – в церквах и в домах блудниц. В их смертельных поцелуях обитало его дыхание; облачившись в рясу монахини, он отправлялся на разбой…»

Франц Кафка в «Описании одной борьбы» создаёт откровенную картину гротеска. Он описывает гололёд в Праге и заставляет персонажа, от лица которого ведётся рассказ, буквально, метаться по мрачным улицам, время от времени теряя равновесие. Предвестием грозных катаклизмов для него становится игра лунного света на статуи Карла IV и её символическое падение во тьму, намекающее на конец «старого мира» и наступление меркантильной буржуазной эпохи.

Под сводом башни Карлова моста (фото автора 2010-х годов)

Герой произведения Кафки, чтобы насладиться видом луны, мечтает найти для себя укрытие под сводом башни Карлова моста, чтобы окончательно привести в порядок собственные мысли. Покидая суетный мир кабачков, пивных и прочих увеселительных заведений, персонаж будто бы стремится «раствориться» в исторических реминисценциях и преклонить голову перед фигурами мучеников. Анонимный герой, несущий в себе мысли писателя, уходит далеко в своих фантазиях и подмечает:

«Я, взяв более быстрый темп, поднялся над перилами и вплавь кружил возле каждой статуи святого, которую встречал на пути…»

Мир Франца Кафки весьма сложен для понимания. Образы, которые рождает его сознание, понятны далеко не каждому. Тем не менее, следуя за героем «Описания одной борьбы», мы незаметно перенеслись с холма Вышеграда к подножию Староместской башни на Карловом мосту. Путешествие в пространстве всегда занимает определённый временной отрезок, но для полёта фантазии достаточно лишь мгновения.

Староместская башня Карлова моста (фото автора 2010-х годов)

Непревзойдённое творение Петера Парлержа! Башня простояла уже не одну сотню лет и, даже трудно себе представить, сколько же самых разных событий пережила?! Её восточный фасад с эпохи Средневековья сохранился почти без изменений. Только верхняя неоготическая галерея относится к концу ХIХ столетия. Она была достроена по проекту известного в Праге архитектора Йозефа Моцкера. Там, наверху, с давних пор на поверхности стен остались начертанные на непонятном языке причудливые надписи. Не исключено, это были какие-то заклинания против злых духов.

Со Староместской мостовой башней тоже связывали некоторые из пражских легенд. В старину поговаривали, что под покровом ночи в город с малостранской стороны иногда приезжает запряжённая огненными козлами чёрная карета. Ей, дескать, управляют злые силы, которые грозят жителям всевозможными бедами. Но преодолеть ворота башни упряжка не может и раз за разом срывается в реку.

Существовало также и поверье о таинственной ночной птице – сыче, который неизменно появляется на башне и своим печальным криком предвещает наводнения и пожары.

Однако в реальности здесь некогда произошли гораздо более страшные события. Почти десять лет под сводами башни висели головы 12 чешских панов, казнённых за участие в восстании против Габсбургов в первой трети XVII столетия. Впрочем, это событие уже никак не было связано со Средневековьем. Оно, скорее, являлось формой надругательства над магическим для каждого из пражан местом.

В Средние века Влтава слыла бурной и непокорной рекой. В Праге время от времени случались наводнения. Нижний город неоднократно затапливало, что заставляло жителей покидать свои дома, а затем, вернувшись, подолгу вычерпывать воду из подвальных помещений и нижних этажей.

Обустройство прочного каменного моста на месте бывшего моста Юдифи тоже не было исключительно причудой императора Карла. Прежде существовавшую переправу неоднократно сносило потоками воды. А мост, сам по себе, имел большое значение для чехов. В Праге пересекались важные торговые пути, идущие из Центральной Европы в страны Востока. На бывшем мосту Юдифи, сооружённом ещё в романскую эпоху, с проезжающих купцов с обозами товаров взимались немалые пошлины, заметно обогащавшие государственную казну.

Пожалуй, единственным положительным моментом было только то, что Влтава обеспечивала пражанам достойное пропитание. В Средние века рыба в реке водилась в изобилии и часто подавалась к столу. Подмастерья из ремесленных лавок даже иногда жаловались своим хозяевам на то, что их чуть ли не каждый день кормят лососиной.

У Влтавы в старину была, ко всему прочему, и дурная слава. О жестоких нравах прошедших столетий говорят написанные готическим шрифтом манускрипты. В реке в специальных ивовых корзинах топили людей, замеченных в воровстве и иных преступных деяниях. В мутные воды Влтавы некогда сбросили и тело Яна Непомуцкого – каноника, в чём-то сильно не угодившего чешскому королю Вацлаву IV. Впоследствии, его как мученика за веру причислили к рангу святых. Иезуиты в XVII столетии даже стали насаждать культ Яна Непомуцкого, и тогда же на Карловом мосту появилась одна из скульптур работы Я. Брокофа, посвящённая легендарному герою национальной истории.

На сводах готической арки, прорезанной в «теле» старинной мостовой башни, до наших дней сохранились фрески. Поверхность восточного фасада украшают рельефы, изображающие гербы городов, которыми в далёкую эпоху управлял Карл IV. А чуть выше помещено скульптурное изображение святого Вита – покровителя чешских земель – в обрамлении двух портретов наиболее прославившихся чешских королей. Раньше, в Праге, ему неизменно приписывали патронаж над Карловым мостом. Культ святого проник в Чехию ещё в десятом столетии, когда князь Вацлав лично получил от римского короля Индриха I Птицелова ценную священную реликвию – руку мученика Вита.

Фасад башни расчленён карнизами на четыре яруса. Они также подразумевают некое символическое прочтение. Как известно, по представлениям средневековых астрологов, мир состоял из нескольких сфер – подземной, лунной, солнечной и звёздной.

Зоркий и внимательный глаз, наверное, заприметит и на некоторых рельефах изображение птицы. Зимородок – олицетворение человеческой души – в народе верили, что он может защитить от молнии и даже усмирить шторм. Красивую птицу издревле считали одним из символов бессмертия и вечности.

Любое крупное строительство в Средние века не обходилось без предварительного похода к астрологу. В далёком прошлом он считался учёным, которому было под силу предсказывать грядущие события. Астрологи внимательно наблюдали за движением небесных светил в непроглядной тьме ночного неба. Кроме того, они хорошо владели основами математики и имели определённые знания в других прикладных науках. Неизвестный пражский астролог, по свидетельствам историков, даже назвал королю Карлу IV точную дату и время закладки нового моста через Влтаву. Первый камень в его основу был положен ранним утром, в 5.31 по местному времени, 9 июля 1357 года. Любопытно, что это ряд цифр одинаково прочитывался и в ту и в другую сторону (1357 9.7. 5.31). Такая «фантасмагория» чисел, по мысли астролога, гарантировала новому сооружению нерушимость.

Однако сама жизнь опровергла наивное предсказание средневекового учёного-астролога. Карлов мост пережил несколько наводнений, но при этом дважды оказался разрушенным.

Впервые это произошло в феврале 1784 года. Тогда разломанные плоты и тяжёлые льдины забили арки моста и его пять пилонов серьёзно пострадали от мощного напора воды. Ещё более разрушительным оказалось наводнение в сентябре 1890 года, когда затоплению также подверглась значительная часть Старого Места. И как будто в насмешку над заклинаниями астролога мост разрушился именно в полшестого утра. Массы брёвен и разнородный плавающий мусор, несомые могучим течением реки, снесли две опоры моста и вызвали обрушение арочных конструкций. В мутных водах Влтавы тогда навсегда исчезли четыре барочные скульптуры, стоявшие на парапетах.

Вновь отреставрированный мост в мае-июне 1902 года увидел знаменитый французский скульптор Огюст Роден, посетивший Прагу в связи с открытием персональной выставки его работ, устроенной по инициативе Союза чешских художников имени Йозефа Манеса. В воображении «мэтра» нового искусства возникла довольно необычная ассоциация. О. Роден сравнил мост с фигурой кентавра. Башня на Староместской стороне напомнила ему головогрудь мифического древнегреческого существа, а мощь пилонов, поддерживающих широкие арки, его сильные звериные лапы. Похоже, что Карлов мост более всего произвёл впечатление на французского скульптора в Праге.

Перейдя на левый берег Влтавы, мы оказываемся у подножия ещё двух башен. Через арочные ворота, расположенные между ними, открывается проход на Малую Страну и Градчаны. Более низкая и тяжеловесная башня осталась ещё от бывшего моста Юдифи. Она была заложена в романскую эпоху, а затем существенно перестроена в пору Ренессанса. Более высокую и стройную башню датируют XV столетием. По замыслу архитекторов, своим обликом сооружение должно было перекликаться со знаменитым творением Петера Парлержа на правом берегу. Тем не менее, башня не получила столь богатого внешнего оформления, а в конце ХIХ века претерпела реконструкцию, проведённую под руководством зодчего Йозефа Моцкера. А насколько известно, признанный в Чехии мастер реставрации был поклонником старой готики, освобождённой от излишнего декора и наслоений последующих архитектурных стилей.

Малостранские башни, хотя и не менее импозантны, вряд ли представляют интерес для пытливого ума исследователя. А потому снова облачимся крыльями и за несколько мгновений перенесёмся на центральную площадь Градчан, к стенам знаменитого собора в честь святого Вита.

Можно сказать без преувеличения, что это подлинный шедевр чешской готики. Длина центрального нефа храма составляет около 124 метров, сводчатые перекрытия уходят на высоту более 30 метров, а Южная башня вздымается к небесам на сто метров!

Кафедральный собор св. Вита в Праге (фото автора конца 1980-х годов)

Собор, как и великолепный мост через Влтаву, начали строить в годы правления славного короля Карла IV. По его приглашению в Прагу специально приехал видный фламандский зодчий – Матьё из Арраса. Он активно принялся за дело и руководил строительством храма вплоть до своей кончины в 1352 году. За основу проекта были взяты традиционные планы французских готических церквей. Почти за 8 лет были сооружены аркады главного нефа собора и несколько часовен.

Начинания Матьё Арраского продолжили Петер Парлерж и его сыновья. К 1366 году плодом совместных усилий зодчих стало появление часовни св. Вацлава, богато оформленной вмонтированными в стену полудрагоценными камнями и росписью на тему Страстей Господних. А через 20 лет состоялось освящение полностью законченной восточной части собора. До рубежа XIV—XV вв. семейство Парлержов ещё успело приступить к сооружению хоров, трифория и части трансепта храма. Под их руководством были возведены и знаменитые Золотые ворота, а также заложен фундамент гигантской южной башни-колокольни, которую уже впоследствии достроил мастер Петрилк.

«Золотые ворота» пражского собора (фото автора конца 1980-х годов)

Неожиданно грянувшие в 1419 году кровопролитные гуситские войны надолго приостановили работы по сооружению кафедрального собора в Праге. Несколько столетий он так и стоял недостроенным. Вступавшие на чешский трон монархи уже не могли позволить себе настолько значительные финансовые расходы. Государственная казна заметно истощилась не только после гуситского восстания, но и последовавших в XVII столетии кровопролитных баталий Тридцатилетней войны, охватившей значительные территории Центральной Европы.

В то время, когда сооружались отдельные элементы собора св. Вита в Праге, на чешской земле началось строительство и ещё одного величественного готического храма – церкви св. Барбары в Кутна Горе. Жители небольшого провинциального города, заметно разбогатевшие на доходах от серебряных рудников, не побоялись бросить вызов столице. В XIII—XIV вв. в Кутна Горе проживало немало состоятельных бюргеров, как чешского, так и немецкого происхождения. Многие из них даже могли позволить себе строить каменные дома, богатством внешней отделки не уступавшие пражским.

Чудом уцелевший готический каменный дом в Кутна Горе (фото автора конца 1980-х годов)

Собор св. Барбары, посвящённый покровительнице горняков и шахтёров, заложили в 1388 году. И автором его проекта стал ни кто иной, как один из представителей прославленного в Чехии семейства зодчих – мастер Ян Парлерж Младший. Храм и на этот раз был задуман по образцам французских соборов. Бросая вызов столице, «кутногорцы» решили сделать свою базилику не с тремя, а с пятью нефами.

До начала гуситских войн были сооружены из местного сорта песчаника внешние стены храма, а сводчатые перекрытия начать строить не успели. Вплоть до 1547 года внутреннее пространство базилики, по сути, не было защищено от дождей.

В конце XV – первой половине XVI века собор в Кутна Горе всё-таки почти удалось достроить. Работы были произведены под руководством двух хорошо известных в Чехии в пору господства поздней или так называемой интернациональной готики мастеров – Матея Рейсека и Бенедикта Рида. В храме появилось новое перекрытие с сетевыми крещатыми сводами, просветлённое рядами больших окон.

Собор св. Барбары в Кутна Горе (фото автора конца 1980-х годов)

На рубеже XIX—XX вв. над внешним обликом храма в честь св. Барбары (Варвары) потрудился вместе со своими коллегами архитектор-реставратор Йозеф Моцкер. Ярый поклонник «пуризма» в готике, он демонтировал барочную крышу, заменив её на три выразительных готических шатра. Некоторые изменения претерпел также западный фасад собора.

Йозефа Моцкера, зачастую, ругали в начале ХХ столетия, что он своими работами искажал первоначальный вид исторических памятников. В Чехии его «нововведения» были во многом сродни тому, которые осуществлял Э. Виолле-ле-Дюк во Франции. Между тем, мы сейчас с удовольствием наслаждаемся красотой и экстравагантностью храма в Кутна Горе, не задумываясь над его полным соответствием бывшему средневековому решению. Йозеф Моцкер не только сумел мастерски отреставрировать готическую базилику, но и придать ей более цельный, яркий и выразительный силуэт.

Собор св. Вита в Праге строился также долго, как и грандиозные храмы в Ульме и Кёльне в Германии. Его полностью закончили только в начале ХХ столетия. И опять же завершать начатую ещё в далекую старину работу пришлось именно Йозефу Моцкеру. Волею обстоятельств его реставрационной артели предстояло поучаствовать в большинстве архитектурных реставраций в Праге, а также ряде других чешских городов.

Башня собора св. Вита в Праге (фото автора конца 1980-х годов)

Обстановка собора св. Вита была описана Яном Нерудой в одном из его рассказов из цикла «Малостранские повести». В «Мессе святого Вацлава» речь идёт о том, как ещё мальчуганом автору пришлось однажды ночью очутиться внутри огромного храма, который своими размерами будто бы выражал идею недостижимого божественного величия. Вот как он, в частности, передал свои мечтательно-фантастические ощущения:

«Весь высокий простор нефа залит лёгким серебряным сиянием. В окна пробивается свет звёздной ночи и, кажется, свет луны. Я подхожу к перилам и гляжу вниз, глубоко вдыхаю своеобразные церковные запахи – смесь благовоний и плесени. Подо мной белеет большая мраморная гробница, напротив, у главного алтаря, мерцает второй неугасимый светильник, а на золотых стенах алтаря словно дрожит розовый отблеск. Я волнуюсь. Какова-то будет эта месса святого Вацлава! Колокол на башне, конечно, не зазвонит, ведь его услышал бы весь город, и месса перестала бы быть тайной. Но, наверное, прозвенит колокольчик в ризнице, заиграет орган, и процессия, озарённая тусклым светом, медленно пойдёт вокруг главного алтаря и через правый притвор к часовне святого Вацлава. Процессия, наверное, будет такая же, как бывает у нас по воскресеньям на дневном богослужении, другой я не мог себе представить. Впереди понесут блестящие металлические фонари на красных шестах… Понесут их, наверное, ангелы, кому же ещё! Потом… А кто же пойдет за певчих? Наверное, те каменные раскрашенные бюсты, что стоят наверху, в трифории: чешские короли, королевы Люксембургской династии, архиепископы, каноники, зодчие храма. Мысленно я уже видел, как все эти старые господа с каменными очами открывают шествие, но мне, как ни странно, не удавалось вообразить себе их туловища и ноги. Шли одни бюсты, но двигались так, словно они шагали… За ними, наверное, пойдут архиепископы, что лежат сзади, в Кинской часовне, а потом серебряные ангелы святого Яна и с ними, держа распятие в руке, сам святой Ян. За ним вслед – мощи святого Сигизмунда, всего несколько костей на красной подушечке, но подушка тоже как бы идёт. Потом шествуют рыцари в латах, короли и полководцы из всех здешних гробниц. Одни из них в прекрасных одеяниях из красного мрамора, другие, в том числе Иржи Подебрад, в белом. И, наконец, с окутанной серебряным покровом чашей в руках появляется сам святой Вацлав. У него высокая и юношески сильная фигура, на голове простая железная каска, поверх боевой кольчуги надета риза из блестящего белого шёлка. Каштановые волосы Вацлава рассыпались кудрявыми волнами, на лице его величественное спокойствие и приветливость. Я совсем ясно представляю себе это лицо, большие голубые глаза, цветущие щеки, мягкие волнистые волосы… Мечтая о том, как пойдёт это шествие, я закрыл глаза».

Правитель Священной Римской империи и, по совместительству, король чешский Карл IV позаботился и о создании для себя летней резиденции. Её начали строить ещё до того момента, как были заложены первые камни в фундамент собора св. Вита, в юго-западных окрестностях Праги. Совершим же ещё одно короткое путешествие на «волшебных крыльях» к террасам известняковой скалы над стремниной реки Бероунки.

Замок, впоследствии получивший название Карлштейн, проектировал всё тот же Матьё Аррасский, занимавший пост главного зодчего у чешского монарха. Работы начались в 1348 году, а уже в 1355 году, ещё до окончания строительства Карл IV смог обосноваться в своём новом жилище. Собирательство регалий власти и святых реликвий было горячей страстью чешского короля и неприступный замок на скале, по его мнению, являлся наилучшим местом для их долговременного хранения. Самой внушительной и заметной постройкой цитадели стала квадратная башня – донжон, с расположенной внутри часовней св. Креста. Интерьер святилища в характерном для своего времени ключе был расписан ликами пророков и святых известным готическим мастером Теодориком – одним из ярчайших представителей чешского средневекового искусства.

Сооружения замка, в целом, образовали ступенчатую структуру, включившую помимо Императорского дворца Марианскую башню и костёл Девы Марии. Своеобразной «жемчужиной» в летней резиденции Карла стала Екатерининская капелла, с разноцветным готическим витражом и интерьером, украшенным лучшими придворными мастерами облицовкой из яшмы, агата и сердолика.

И сейчас замок Карлштейн производит яркое впечатление. Он гордо возвышается на скале среди живописного холмистого ландшафта с зарослями деревьев и кустарника. А в былые века замок и вовсе являлся настоящей твердыней. Карлштейн не смогли покорить ни гуситы, ни шведские завоеватели.

Со временем замок заметно обветшал, и в XIX столетии потребовалось срочное проведение реставрационных мероприятий. В 1887—1899 гг. участие в них приняли профессор Венской Академии художеств Ф. Шмидт и его прилежный ученик, ранее уже неоднократно упомянутый Йозеф Моцкер, внесший огромный вклад в восстановление не только церквей, но и средневековых цитаделей на территории Чехии.