Слуга всех мышей. Космическое фэнтези

В чудеса не верят те, в ком нет магических способностей. Они называют себя прагматиками, а мир делят на атомы, километры и биты. Они уверены в себе, но их жалко, как жалко слепого, не умеющего различать цвета. Мир для него сер и создан лишь из звуков, а выдумки про цвета – сказки для романтиков.

Те, в ком спят способности Мага, в чудеса не верить не могут. Иногда хотели бы – ведь мир вокруг кажется таким рациональным, а прагматики так снисходительны и ироничны – но не могут. Они глотают никчемные газетные гороскопы, слушают байки про НЛО, зачитываются Толкиеном и Фраем, до утра режутся в компьютерные игры за эльфов и хоббитов, и в глубине их душ тлеет почти незаметный огонек надежды на чудо.

Ил читала, сидя в кресле – темный халат, тапочки на босу ногу, волосы собраны в длинный хвост, в руке пластмассовый стакан с семечками. Очередная глава книги стремительно проносилась мимо нее, оставляя запах гари от выстрелов бластера, благодарные вздохи спасенной принцессы и рёв раненного гигантского дракона. Сняв очки, Ил потерла усталые глаза, и вдруг дужка очков в ее руке неожиданно хрустнула и отломилась. Выстрелы тут же умолкли, принцесса замерла, не успев броситься герою на шею, и даже дракон прекратил реветь, недоуменно оглядываясь, куда же подевалась свидетельница последних минут его жизни.

– Ну вот, Матрёна какая! – рассердилась на себя Ил и отложила книгу.

– Вообще-то очки вам совсем не нужны, – раздался за ее спиной чей-то приятный тенор, – если вы захотите, то можете замечательно видеть и без них.

Ил вздрогнула и испуганно обернулась. Возле двери высился расплывчатый силуэт. Близоруко щурясь, Ил попыталась разглядеть говорившего.

– Вы кто? Как вы сюда вошли? – она попыталась надеть сломанные очки, но тут, как назло отломилась и вторая дужка.

– Не нужно так щуриться. И бояться тоже. Да вы уже и не боитесь, правда? – говоря, Незнакомец сделал плавный пасс рукой и посмотрел на Ил.

Она тут же почувствовала, как уходит страх: медленно и принося невероятное облегчение, будто затухающая от анальгетика зубная боль.

– У вас хорошее воображение, Ил, – Незнакомец назвал ее по имени, и она восприняла это как должное, – закройте глаза и представьте себе звездное небо.

Веки Ил послушно опустились, и на нее обрушилось что-то невероятное: рой маленьких светящихся линий, назойливо мельтешащих в абсолютном беспорядке.

– Сосредоточьтесь! – голос Незнакомца звучал гипнотически.

Ил попыталась сосредоточиться на линиях, и те стали постепенно замирать, образуя яркую светящуюся звездную вязь. Непонятные желтые знаки на темно—синем небе, отдаленно напоминающие арабский алфавит.

– Читайте! – на этот раз голос прозвучал, как приказ.

Ил вдруг осознала, что понимает эту вязь. Не смысл написанного – нет, но она понимала буквы и могла сложить их в слова. Непонятные, загадочные, но читаемые слова.

– Читайте! – почти выкрикнул Незнакомец.

– Яз визе, – прошептала Ил и, увидев, как медленно гаснут буквы, открыла глаза. Вокруг нее закружились в стремительном водовороте яркие краски, а затем комната и все, что находилось в ней приобрело резкие точные очертания. Очки стали больше не нужны. Она повертела в руках сломанную оправу и сунула ее в карман халата. Незнакомец уже сидел на небольшом гостевом диванчике, рядом с высокой крученной подставкой в несколько горшков, в которых росли маленькие и неуклюжие, но любимые Ил цветы.

Она изучающее уставилась на него: стройный, лет под сорок, волосы с проседью, прямой нос, ироничная улыбка. Одет в светлый вязанный свитер и джинсы.

– Что это было? – растерянно спросила она.

– Язык звезд, – совершенно буднично пояснил мужчина, – самый первый из известных алфавитов. Его могут читать только маги, да и то не все, а только потомственные маги—звездочеты. Кстати, он еще и звучит, но вы не услышите. Люди на это не способны. Разве что только коты…

– А вы кто? – Ил никак не могла прийти в себя. Казалось бы вот сейчас, вот еще чуть—чуть и она осмыслит случившееся, распределит его по полочкам, разложит на дебет и кредит, подобьет баланс и сразу поймет, что происходит и как нужно себя вести. Но это чуть—чуть все время ускользало, каждое следующее событие не оставляло времени, чтобы остановиться и привести мысли в порядок.

– Столь простые вопросы вы уже можете не задавать, – ухмыльнулся гость, – закройте глаза и спросите у звезд.

Ил послушно закрыла глаза и сформулировала вопрос. Перед ее взором тут же возникла короткая ярко—звездная надпись. И смысл этой надписи был понятен!

– Вечер? – удивленно спросила Ил, прочитав надпись, – вы Вечер? В каком смысле?

Гость отвечать не торопился. Он вытащил из воздуха уже раскуренную трубку и глубоко затянулся. К удивлению Ил запах был вовсе не от табака. Так пахли в ее воображении дальние страны, когда она читала книги – пряно, насыщенно, загадочно.

– Видите ли, – ответил, наконец, Вечер, – это очень долгая история. А я слишком дорожу своим временем. К тому же у вас теперь есть Звезды, а они хранят такие ответы, каких не сыщешь ни в Великой Английской всемирной энциклопедии, ни в Великом Американском всемирном Интернете. Ни в Великой Русской загадочной душе, – он еще раз с наслаждением затянулся и продолжил, – так что займитесь, леди, поиском ответов на свои вопросы на досуге. А у меня к вам неотложное дело. Надеюсь, вы понимаете, что я оказал вам большую услугу. За вами – должок и вы должны его отработать. Мне нужна ваша помощь в поиске некоей пропажи.

– Моя? – удивилась Ил, – а что у вас пропало?

– Разве я сказал, что пропало у меня? Привыкайте слушать внимательно! – Вечер недовольно поджал уголки губ, – как вы могли бы уже догадаться, леди, раз существует Вечер, то есть также Утро, День и Ночь. Ночь – это моя сестра, исключительно безалаберное и безответственное существо. С ней вечно случаются скверные истории – она называет это романтикой! Как же было спокойно в последние годы, когда Папа ее из дома не выпускал. Ну да ладно… К делу. То, что произошло сегодня, а ведь она первый день, как вышла из дома! – не удержался Вечер, – то, что произошло сегодня – вообще из ряда вон. Она потеряла Луну!

– Что потеряла? – ошарашено переспросила Ил.

– Луну, – повторил Гость, и его надменное лицо неожиданно приняло обиженное выражение….

Вшивая собака

«Вшивая собака» – самая паршивая забегаловка на всей Золотой Свалке. Длинный некрашенный сарай с огромными щелями, грубо сколоченные столы, выщербленные и потрескавшиеся граненые стаканы, немытые жирные тарелки, а вместо стульев – деревянные чурбаки с прибитыми на них досками. Пьют здесь исключительно самогон и закусывают им же. А то, что здесь именуют едой, еще хуже самогона.

«Вшивая собака» – пристанище людей дна. И тех, кого оно стремительно затягивает в свои жадные трясущиеся с похмелья лапы. Они еще не считают себя пропащими, они еще рассказывают друг другу пьяные сказки о переменчивости судьбы, о полосатой Зебре Жизни, о Старом Добром Времени, когда они были молоды, счастливы и беспечны. Но Дно уже крепко вцепилось в их помятые несвежие рубахи и пиджаки, добавило Зелье Забвения в их дурно пахнущий самогон, и навсегда отрезало их от Настоящего. Во всех смыслах – от временного до нравственного. Кто-то из них еще помнит сладость любви, надежность дружбы, радость творчества, но уже не способен ни на первое, ни на второе, ни на третье… Ни на что, кроме хвастливой пьяной болтовни в кругу себе подобных…

Я сидел во «Вшивой собаке» уже минут двадцать, делал вид, что отхлебываю мутного щербатого стакана и ждал. Чего – не знаю. Кого – тоже. На скамейке рядом лежал Пакс, недовольно пофыркивая в окутавшем все помещение сизом табачном тумане. Ничего не происходило, и я снова и снова прокручивал свой разговор с Ночью.

Не знаю почему, но я похвастался ей своим умением «чувствовать чувства». Это действительно было единственное, что я умел по—настоящему. Удивительно, но люди совершенно не слышат друг друга. Слушают одно, а слышат совершенно иное. Любимая наша фраза: «Ну, этого я от него никак не ожидал!» Хотя понять человека совсем не сложно. Стоит только представить, каким он был ребенком. Дети – самые непосредственные существа на свете. На их лицах отражаются эмоции, ожидания, мечты, обиды – и любой может прочитать их без всякого напряжения. Взрослея, люди надевают маски и оттого перестают понимать друг друга.

Но стоит немного напрячь воображение, представить человека ребенком – и самый загадочный человек сразу становится понятен и предсказуем. Не знаю, кто открыл этот способ первым, мне хочется думать, что это был я. Но я так не думаю: ведь это так просто!

В ответ Ночь сказала, что простота тут кажущаяся, ведь я понимаю язык чувств, а это дано немногим – лишь потомкам некогда существовавшего Ордена эмпатов. И если я буду очень стараться, то смогу не просто случайно улавливать эмоции, пользуясь своими дикарскими приемами (тут она показала язык: мол, получил за хвастовство), а читать чувства как читают книгу… даже не книгу, а уличные граффити. Граффити эмоций, где соседствуют огромные багрово—красные знаки гнева, мелкие грязно—желтые завитушки лжи и даже изредка абсолютно белые и удивительно простые буквы счастья. Я даже попытался представить эту азбуку, но не смог.

– А ты можешь меня научить? – полюбопытствовал я у Ночи. К этому времени мы уже перестали выкать и перешли к простому дружескому «ты».

– Могу, хотя и не владею этим искусством, – ответила она, – но не буду. Ты должен сам научиться. Иначе это будет взаймы, а нет ничего хуже, чем жить взаймы. А вот подсказать «как» и подтолкнуть «куда нужно» – это пожалуйста.

– Спасибо, – язвительно буркнул я.

– А благодарить бы стоило серьезно, – вздохнула Ночь с легкой грустью, – но ты это пока не поймешь.

За разговором мы не заметили, как вернулся в комнату Пакс. Он совершенно не обратил внимания на гостью, но тотчас настороженно застыл, увидев ее Плащ. Некоторое время они как бы принюхивались друг к другу, а потом устроили веселую возню, наполнив дом шумом, визгом и писком. Удивительно, но Плащ умел издавать звуки! Причем он явно был доволен. В конце концов, устав удирать от Плаща, кот запрыгнул ко мне на колени и больно вцепился когтями в ногу.

– И откуда ты только такой взялся! – усмехнулся я.

– Этого никто не знает, – неожиданно сказала Ночь, – никто не знает, откуда появились коты. Могу сказать, что когда Папа создавал этот мир, котов в нем не было.

– Ну, понятное дело, – ответил я, – собак тоже не было, и крокодилов, и людей. Все мы от кого-то эволюционировали.

– Глупое слово, – поморщилась Ночь и отбросила со лба упавшую прядь, – ты не замечал, что неверные слова обычно глупые? Просто мой Папа всегда любил пошутить. Шлялся от скуки по всему миру и подкидывал кому нужно всякие смешные идеи. Вот и Дарвину тоже подбросил за кружкой эля. Думаю, даже за бочонком, вернулся он весьма навеселе. А утром начал фабриковать доказательства: кости динозавров невиданной величины, «вымерших» насекомых и прочую дребедень. Разбросал их по планете, даже карту составил, правда, попозже и на память, так что весьма неточную. Это уже позже было, когда они с Вечером стали играть в «Где и когда найдут очередное «недостающее звено эволюции».

– Ты рассказываешь ужасные вещи! – заявил я, но потом от души расхохотался, – и кто же вышел победителем?

– А им это до сих пор не надоело. Вечер, конечно, проигрывает с разгромным счетом и ужасно злится.

– Не любит проигрывать?

– Ну и это тоже. Но он к тому же жадный! И все время мухлюет. Слышал про пилтдаунского человека? В начале 20 века в Англии нашли останки некоего существа с черепом человека и челюстью обезьяны и провозгласили тем самым недостающим звеном… тьфу, ну что всё—таки за противное слово!.. эволюции человека. И только в середине века выяснили, что это подделка: не соотносится со всем тем, что раньше находили. Совершенно не то! Ну, это и понятно: остальное Папа делал.