Свет далекой звезды. Книга вторая

– Старший сержант Гаврилюк! Разрешите продолжить патрулирование?!

– Продолжай, – махнул рукой охотник, вспомнивший почему-то как раз про село Барское Татарово, – все в порядке по службе?

– Так точно, – вытянулся еще ретивей старший сержант, который успел спрятать куда-то свой жезл, – только…

– Что только? – снял с педали стартера ногу охотник.

Постовой нагнулся к его уху и, понизив тональность голоса, сообщил:

– На разводе утром сообщили, что шесть зэков из Мелеховской колонии сбежали. Особо опасные. Двух охранников кончили, и «Калашниковы» их с собой прихватили. И вроде их в нашей стороне видели.

– Хорошо, – поставленным командирским голосом отпустил сержанта Свет, – учту.

Мотоцикл взревел, и почти сразу свернул с трассы, на дорогу, что вела к дому – Сашкиному, естественно. А сержант еще долго провожал глазами фуры и легковушки, пытаясь найти ответ на простой вопрос: «Что это было?»…

Охотник опять обратился к движку – как бы дико это не звучало:

– Давай дорогой, жми!

Какое-то смутное беспокойство посеяли в его душе слова сержанта. Связано ли оно было с сбежавшими заключенными, Свет пока не знал? Но он точно знал – надо спешить. Поэтому «Ява» опасно кренилась на поворотах, которых здесь было великое множество, и натужно выла на ровных участках. Они вихрем, не снижая скорости, промчались через несколько деревушек, въехали в большой поселок, который по-простому назывался Клязьминским городком, и тут вынуждены были затормозить. Свет, правда, и сам бы остановил мотоцикл рядом с толпой, которая перегородила дорогу у автобусной остановки. Напротив нее располагался магазин, на высокой ступеньке которого как раз заканчивал речь участковый, лейтенант Михаил Уткин – тот самый «зверюга», которого побаивался даже тертый калач Угодин.

Милиционер взглянул строго на подъехавший мотоцикл, и бросил напоследок в толпу:

– Так что граждане, сами понимаете – пока не поймаем извергов, в лес ни ногой. Хватит нам уже двух трупов, что они району «подарили». Не дай бог вам увидеть такое.

– Господи! – закричала вдруг какая-то женщина в толпе, – а мои Танька и Женькой как раз за лисичками ушли…

– Куда!? – резко повернулся к ней участковый.

– Да кто же их знает?! – еще истеричней выкрикнула тетка.

Лейтенант обвел еще раз – уже торопливо – толпу, и задержался на мотоцикле, и его владельце – леснике Сашке Суворове. Высокого плечистого блондина рядом с Сашкой не было, и как он мог исчезнуть совершенно незаметно для него, опытный участковый так и не понял…

А Свет за несколько мгновений до этого вдруг почувствовал, как вздрогнула, и протяжно застонала земля. Застонала так, словно это ее сейчас насиловали… или собирались сделать это. И охотник понял – кто-то очень сильный и злобный сдавил сейчас само сердце земли. Свет знал, где оно находилось! Самой короткой дорогой к старому храму были лесные тропы, по которым он мог мчаться быстрее всякого мотоцикла. Уже на бегу, стремительно врываясь в чистый березняк, он с сожалением вспомнил о мече, который оставил в Сашкином доме. Но времени завернуть на кордон совершенно не было…

Тане Жуковой было уже четырнадцать лет, и она считала себя вполне взрослым человеком. Во всяком случае, мамке помогала, чем могла. Мамке было тяжело; отец бросил ее с двумя малыми детьми очень давно – Таня его уже и не помнила. А сестренка – Женька – что была младше ее на три года, вообще его не видела ни разу. Где-то он пропал на северах (так говорили соседи – мамка о нем не любила вспоминать), ни разу не осчастливив детей алиментами. Вот и теперь Татьяна, собираясь в лес, взяла с собой Женьку. Сестренка в грибах разбиралась плохо, в смысле, собирать их совершенно не умела. А Таня была знатной грибницей; приносила домой полные ведра. Сейчас сезон, конечно, прошел, но она знала, что по осеннему теплу опять вылезли петушки. Домой, на зиму, она грибов уже натаскала, а эти петушки ей были нужны на продажу – Татьяна копила себе на джинсы, и ей оставалось ну совсем чуть-чуть.

В овражек, который был ее тайной грибной плантацией, она вместе с сестрой спускалась осторожно – чтобы и вылезшие уже ярко-желтые петушки не раздавить, и подстилку лесную не содрать – сквозь нее следующей весной полезет новый слой. Она нагнулась за первыми грибочками, когда позади раздался испуганный крик Женьки. Девушка резко выпрямилась, и чуть не столкнулась нос к носу с каким-то небритым мужиком, который занимался тем же, чем и она – собирал грибы. Таня стояла чуть выше по склону оврага и его глаза оказались так близко, что она успела прочесть в них попеременно дикий ужас, затем удивление, и наконец – хищную радость, даже ликование, словно этому мужику преподнесли самый лучший в его жизни подарок. В следующий момент она почему-то подумала, что слово «подарок» в данном случае относится к ней, а потом… Потом ей тоже захотелось завизжать, еще громче, чем Женька, но жесткая ладонь, пропахшая табаком и еще чем-то очень противным, перекрыла путь и крику, и воздуху. Теряя сознание, девушка попыталась вывернуться из рук этого страшного мужика, но тот только крякнул, и ладонь почти совсем закрыла лицо Татьяны. Она уже не слышала, как рядом захрипела в руках другого небритого типа ее сестренка…

Свет стремительным броском преодолел последние метры и застыл под окном храма. В тени дверного проема неумело прятался хлипкий мужичок, и охотник уже примерился к его горлу. Потом он отметил, что внутри храма пока все спокойно, лишь хриплый голос выговаривает кому-то, скорее всего подельнику:

– Да ты же, Кабан, чуть не придушил ее. И ты, Хриплый, тоже хорош. Зачем девку по морде надо было бить?

– Да не бил я ее, – голос у Хриплого действительно был таким, словно грубым наждаком по ржавому железу водили, – упала она с плеча, да рожей прямо в корягу попала. А так – ничего девка, я пощупал.

– Пощупал он, – явно довольно заворчал невидимый критик, – что, опять по жребию?

– Нет, – это опять проскрипел Хриплый, – с тобой, Юрик, по жребию неинтересно. Все равно ты первым окажешься. А после тебя, как…

– Как? – Юрик опять был недоволен, – как ты что ли? Ты ту девку ножом так искромсал, что даже Хлюпик на нее залазить отказался, а он ведь… сам знаешь.

Недомерок, оставленный часовым у дверей, вроде бы всхлипнул, а может, засмеялся – его тонкий голосок едва не заставил охотника передернуться от отвращения. Он все-таки направился к нему, к часовому, который смотрел не на сектора охраняемой территории, а внутрь храма. Наверное потому, что там для него было много интереснее. Свет остановился за его спиной, когда в полуразрушенном здании резко треснула разрываемая ткань, а следом раздался отчаянный девичий крик.

Хлюпик судорожно вздохнул, и повернул голову к Свету, не сразу осознав, что рядом стоит незнакомец. Он даже подмигнул охотнику, попытавшись поделиться с ним зарядом похоти, который так и брызнул из его глаз. Из уголка губы недомерка в одежде с чужого плеча висела длинная тонкая капля слюны, но ее Хлюпик втянуть в себя не успел. Потому что его голова продолжила движение, уже благодаря ладоням Света, и громкий треск – на взгляд охотника, был самым приятным звуком, который мог издать этот человек. Мертвое тело влетело внутрь, а следом шагнул Свет, которого обдало нестерпимой болью и ужасом девочек – здесь, в храме, ничто не могло заслонить их от вздрогнувшей души охотника. Волны злобы, растерянности и уже не скрываемого страха, что исторгли сейчас четыре человека, если еще можно было так назвать их, обтекали его, хотя и не давали расслабиться.

– А где еще один? – успел подумать Свет, и тут из темного угла храма в светлый проем двери полетела длинная очередь.

Автоматчик так и не успел понять, почему этот проем стал таким светлым —ведь в нем только что стоял широкоплечий парень, который вдруг оказался рядом с ним. Уже машинально коренастый мужик с длинным шрамом, разделившим его лицо по диагонали надвое, повел автоматом налево, и под купол храма унесся дикий крик – зэк задел одного из своих. Так же машинально охотник подумал: «Этот помучается чуть подольше», – и нанес первый разящий улар. И последний – для автоматчика со шрамом. Свет словно получил от старца, скорбно смотревшего со стены, разрешение бить в полную силу. Потому под его безжалостным кулаком голова зэка буквально вколотилась в плечи. За спиной охотник кто-то громко икнул, явно не поверив своим глазам – потому что поверить в такое было невозможно. Вот только что здесь стоял человек, может не с самым приятным выражением лица, а теперь битый кирпич попирают ноги трупа, у которого не было ни головы, ни шеи. Впрочем, стоял он совсем не долго. Мертвое тело начало заваливаться назад, а Свет был уже посреди храма, где нервно дергал за предохранитель акээма второй автоматчик. Охотник внешне очень легко выдернул оружие из его рук и намотал стальной ствол на кулак. Вот так просто взял, и накрутил прочнейший ствол на собственную руку, словно прутик какой-то. Поэтому бандиты не проронили ни слова (только раненый в плечо позволил себе негромко поскуливать), когда Свет кивнул испуганным девочкам на дверной проем:

– Девочки, подождите меня снаружи. Я недолго.

Один из бандитов дернулся, словно хотел спросить:

– А нас? Нас тоже подождите!

Явно ни он, ни другие зэки не хотели оставаться наедине с этим страшным незнакомцем. Но Свет сделал шаг вперед, и он заткнулся. А Таня с Женькой, у которой с одеждой было все в порядке, пошли, взявшись за руки, испуганно, но оглядываясь с уже проклюнувшимся интересом. Впрочем, нет – это младшая держалась за обрывки платья сестры, а та как раз эти самые обрывки старательно придерживала, чтобы в них не так отчетливо было видно ее юное тело. Свет представил на мгновенье, во что бы оно превратилось, опоздай он хоть на пять минут, и глубоко вздохнул, закрывая глаза. Бандитов он не боялся; не потому, что надеялся на силу заклятия Тагора, и не потому, что отслеживал каждое движение бандитов и на слух, и даже носом – очень уж они характерно смердели – потом, кровью и страхом.

Просто с последним шагом старшей девочки из храма, оглянувшейся теперь уже с явным любопытством, он выпустил наружу все силы, и теперь здесь правили их законы, в том числе и нравственные. И эти законы не позволили бы сделать насильникам ни единого движения. Оптика в этом полуразрушенном зале и раньше была великолепной, а теперь зэки расслышали даже, как открылись глаза охотника.

Свет поднял голову и встретился взглядом со стариком – святым, которого очень давно начертала по сырой штукатурке рука неизвестного мастера. С уголка правого глаза святого медленно текла капля крови, но он – показалось ли это Свету? – медленно кивнул, пообещав взглядом, что не закроет глаз, и что… Возьмет на свою бессмертную душу все, что сейчас произойдет сейчас в этом храме.

Ни один звук не вылетел наружу – силы за этим следили бдительно, хотя некоторые крики, казалось, не смогло бы удержать ничто во вселенной. Но когда Свет через десяток минут вышел наружу, девочки, не отрывавшие взглядов от проема, который вдруг заволокла какая-то серая дымка, на мгновение оцепенели от ужаса – настолько страшным был лик охотника. Впрочем, им достаточно было один раз мигнуть, и перед ними опять стоял обычный парень, могучий даже в широченном балахоне из непонятного материала. В нем остроглазая Татьяна разглядела несколько сквозных отверстий – явно пулевых – но легкая бледность на щеках незнакомца явилась скорее всего не от ран, невидимых глазу. Таня сунулась было в храм, чтобы проверить это предположение, но крепкая рука тут же развернула ее в сторону дома – так стремительно, что она едва не выпустила из ладошек половинки разорванного платьица. А мысль о доме сразу же напомнила о матери. И хотя времени с того момента, как ее схватил небритый насильник, прошло совсем немного, она почувствовала какое-то стеснение в груди. Словно боль и беспокойство матери передалось ей на расстоянии. И сестренка уже тянула за руку.

Свет проводил девочек до самого Клязьминского городка, но в поселок заходить не стал. Он только убедился, стоя за толстой сосной, что ни Суворова, ни его мотоцикла рядом с магазином нет, и тихо скользнул в лес – теперь в сторону кордона. Уже издали он услышал, как запричитала женщина; мать, наконец, дождалась своих детей.

Дома охотника встретил растерянный Сашка и хмурый Угодин. Вид последнего говорил сам за себя: «Доигрались!». Но по мере того, как охотник скупо, но очень информативно рассказывал о том, где он пропадал, и что делал после того, как оставил Суворова в поселке, лоб пожилого лесника разглаживался, но в глазах росла какая-то глухая тоска. Хотя он явно не осуждал теперь Света.

– Все, кирдык, – подвел он итог поездке корефанов в Муром, – теперь от нас ментовка не отвяжется. Тебе, парень, – он повернулся к охотнику, – надо бежать отсюда прямо сейчас и подальше.

Свет открыл было рот, но пожилой лесник замахал на него руками:

– Нет-нет! Даже не заикайся, куда поедешь! Все равно мы в ментовке все выложим, – он повернулся теперь к вставшему со скамьи Сашке, и кивнул ему, – да, расскажем! И не спорь – я знаю, что говорю. Соловьями будем разливаться, наперегонки. Есть методы… Только бы не проговориться о том, откуда ты нам на голову свалился.

– Почему, – удивился Свет, – разве это что-то изменит?

– Для тебя, может и не изменит, – пожал плечами Владимир, – все равно по всей стране будут с пеной у пасти носиться. А нас точно в дурку загонят. А это хуже зоны.

Он вдруг подмигнул охотнику:

– Иди, жених недоделанный – меряй обновки!

Свет вошел в дом. На его аккуратно прибранной кровати был разложен целый гардероб. Он оглянулся в растерянности на друзей, но те закрыли за его спиной дверь, наверняка надеясь полюбоваться на него уже в праздничном наряде. Костюм, в который он вчера мог свободно завернуться три раза, теперь был впору; как и все остальное. Даже носки на кровати лежали, поглаженные. Охотник вспомнил вчерашний визит Иры Захаровой, Сашкиной пассии, и хмыкнул – не зря женщина так долго и пристально изучала его фигуру. Туфли (одетые им впервые в жизни), тоже пришлись впору – тут уж, как догадался Свет – постарался Угодин. Он же и ахнул первым (может, даже не нарочито), когда охотник, одетый с иголочки, вышел во двор.

– Точно жених, – обошел он Света с восхищением во взоре, – хотя нет! Народный артист. Хоть прямо сейчас на съемочную площадку. А теперь, – скомандовал он, – марш обратно в комнату и поваляйся так на кровати с пяток минут.

– Это еще зачем? – быстрее Света отреагировал Суворов.

Он явно обиделся за труды своей начальницы.