Лягушки – те, которых не выплеснуло на берег с первой волной, в ужасе поскакали в кусты; пиявки, напротив, энергично поползли к центру бывшего пруда – на бесплатный обед.
Когда из этой кучи-малы на берег выползли первые действующий лица, вокруг пруда собралась вся деревня – от двухмесячных тройняшек Семеновых (все мальчуганы на одно лицо – краснощекие, голубоглазые и беззубые) на руках старшей сестры, до девяностолетнего деда Серафима, который приехал на велосипеде. Своими-то ногами он уже ходить не мог.
Первой на берегу оказалась прокопченая троица. Что интересно – все полностью одетые. Только у Сашки половина штанов сгорела, да Машка где-то в болоте столб потеряла.
Вторая троица тоже выползла группой. Зинаида волокла за собой полуживую свинью, к которой был намертво примотан проводом Михаил Сергеевич Козлов. Поверх алюминиевой проволоки (для надежности, наверное) на этой сладкой парочке сквозь грязь тускло блестела Сашкина цепь. Мишка был абсолютно голым. Только голову его украшали огромные стальные рога – правый на два размера длиннее левого.
Свинья тоже была голой (или лысой) – всю щетину она оставила на асфальте. Даже розовый хвостик не украшал ни один волосок. Несчастному животному абсолютно нечем было прикрыть свой стыд. Ну и кто после этого в семьях Козловых и Барановых последняя сволочь и блудливый козел?
Весь этот позор отмывали и обмывали почти неделю – на это дело ушли последние Сашкины провода. Только Машка, свинья, позора не вынесла. Сдохла в первую же ночь. Безутешная Зинаида всю деревню на поминки пригласила. Горе горем, а таланта у бабы не отнимешь. Такую вкусные свиные отбивные в деревне еще никогда не ели! Добрую память о себе Машка оставила.
Через неделю другая Машка – Козлова – вместе с Зинкой Барановой слегли. От нервов, наверное. Так в одной палате вдвоем и лежали. А Ванька с Мишкой да Сашкой (этот почти без работы остался) втроем к ним в больницу ездили. Все девять месяцев.
Неделю назад обе наши героини родили по мальчику. Красавцы писаные, на одно лицо. Оба с рыжей шевелюрой, голубоглазые и передних зубов не хватает. Краснолицые – вылитый Михаил Евдокимов в младенчестве. И, вроде бы, на левую ножку припадают.
Вот я и говорю: в деревне самый нужный человек – электромонтер…
Толстый-толстый слой шоколада, или Верблюды идут на Москву
фантазия на вольную тему
Верка Осипова прикрепила значок с цифрой «8» к лямке купальника и довольно откинулась в кресле. Огромное зеркало отражало ее фигуру до пояса. Ничего фигурка-то, но «Мисс Ковров – 95» ей все равно не стать. Ну хоть какой-то приз отвалят, не зря же она с другого конца города в ДК имени Ленина пилила.
Дверь, ведущая в эту маленькую комнатку, срочно переоборудованную в гримуборную, скрипнула, отворилась и выщипанные Веркины брови в зеркале поползли вверх. На пороге стояла негритянка, да не абы какая, а «супер», даже на очень критичный взгляд Осиповой. Фигурка – точеная, ножки – отпад, бюст – в самый раз, не пупырышки и не груши боксерские, торчит вперед без всякого бюстгальтера. А личико – Нефертити, да и только. Правда лицо словно ваксой намазано, да губки чуть толще, чем надо бы. Но как раз такие губки мужики и любят.
Негритянка подошла к столику, отодвинула без спроса жалкий Веркин парфюм и выложила на его место одну за другой десять стодолларовых бумажек.
– Я ходить подиум место тебя, – промурлыкала чернокожая незнакомка.
Веркины мысли резко метнулись в другом направлении. Мечта о победе на городском конкурсе красоты безболезненно растаяла, и девушка начала лихорадочно прикидывать, как будет тратить эту тыщу. Одновременно Верка успевала говорить:
– А что, бери, мне не жалко…
Ее пальцы сноровисто отстегнули значок и протянули ее незнакомке. Значка действительно не было жалко – Осипова таких в магазине хоть сотню купит по трешке за штуку. Черная ладонь накрыла белую, готовую уже стянуть с плеча лямку купальника:
– Я есть свой одежда.
Негритянка – кофе без молока – ловко выползла из платья и тоже осталась в одном купальнике. Не таком, конечно, как у Верки – «Мэйд ин Чайна», а из настоящей змеиной кожи. А может, не из змеиной – кто там еще у них в Африке ползает?
Верка молча натянула свое платьице и исчезла, оставив новую конкурсантку одну.
Что творилось в полном зале ДК Ленина, когда на сцену вышла участница конкурса под номером восемь! Описать было невозможно – это надо было видеть! Еще труднее было описать растерянность жюри. Новоявленные городские шоумены и ценители девичьей красы были в шоке. Они конечно же сообразили, что темнокожая красавица на голову, а то и на две превосходит остальных конкурсанток, и что зал не простит, если корону победительницы не украсит эту курчавую голову.
А роли между тем были уже прописаны. И позолоченную корону изготавливали под определенную голову. Правда голова эта была немного неправильной формы, как впрочем и все остальные части тела запланированной победительницы. Зато ее папа отвалил кругленькую сумму в инвалюте на этот самый конкурс.
Решение, как всегда, приняли в самый последний момент. Теперь у Коврова было две «Мисс» – белая и черная. Они так и стояли вместе на подиуме, разделенные внушительной фигурой выбранного сегодня же «Мистера Ковров – 95»
Серега Березкин – качок и бабник – был доволен. Не зря он уже пятый год трудится, качает мышцы. Без всякой химии, только натуральный ковровский продукт. Костяк предки подарили крепкий, спасибо им. А остальное все сам. Зато и стоит теперь, гордо поглядывая в зал, чуть ли не обнимая двух главных ковровских красавиц. По правде сказать, красавицей была одна, черненькая, которая то и дело поправляла ладошкой на голове какую-то железяку – срочно подысканную корону.
А потом все закружилось, завертелось; белая «Мисс» укатила в папином «Мерседесе» отмечать это событие, зрители побрели домой, а негритянка осталась одна на обшарпанных ступенях дворца культуры. Теперь корону, похожую на колесо от детского велосипеда без спиц, она держала в руках. И никому до нее не было дела.
Кроме Сереги Березкина. Он нерешительно подошел и спросил, чуть ли не в первый раз в жизни смутившись:
– Ты сейчас куда?
Чернокожая молча улыбнулась.
– По-русски понимаешь?
– Плехо, – ответила негритянка.
– А зовут тебя как?
– Моника, – коротко представилась незнакомка.
На самом деле это было одно из ее имен. Всего их насчитывалось девятнадцать. У Сереги имя было одно, но он не спешил его сообщать. Подумал сначала, стоит ли связываться с девкой, у которой такое имя. Вон Билл Клинтон связался на свою голову. Наконец он решился, протянул руку и сказал. улыбнувшись:
– А я Серега Березкин. Очень приятно.
Узкая черная ладошка утонула в его широченной лапе, два взгляда встретились и время для них вдруг замерло.
– Ты… это, – разжал наконец ладонь Серега, – щас куда?
– Никуда, – счастливо улыбнулась Моника.
– А поехали со мной к бабке в деревню, – неожиданно для себя предложил Березкин.
– Пойехали к бабке в дерьевню, – согласилась новая подружка.
Потрепанный «Восход» бодро затрещал по родным ковровским выбоинам, выбрался на загородный простор, победно загудел и меньше чем за час домчал седоков до деревни Мисайлово. Деревушка была небольшой, домов на десять, а жителей – и того меньше. С цивилизацией ее связывала лишь почти заросшая травой дорога да столбы с уныло свисавшими электрическими проводами. На рев мотоциклетного движка выглянули почти все бабки. Дедов в Мисайлово не было, так же, как и жителей допенсионного возраста.
– Вон, Татьянин Серега новую невесту привез, – неодобрительно прошамкала одна бабка другой – эти две сидели на лавочке посреди деревни – и снова открыла беззубый рот, чтобы сказать что-то еще более язвительное. Своей согнутой колхозным трудом спиной она опиралась на спинку лавки, потому не упала, когда Серегина подруга стянула с головы шлем и озорно подмигнула бабкам, а потом и козлу, кружившему рядом на веревке.
Козел возмущенно затряс бородой, словно говоря:
– Тут сенокос пропадает, зимой жрать будет нечего, а ты, девка, небось поллета в Сочах провалялась – вон как загорела.
Девка сделала козлу козу, мекнула задорно и зашла вслед за Серегой в дом бабы Тани. Бабулечка Танечка новой Сережиной подружке если и удивилась, то виду не подала. Философия ее насчет нынешней жизни любимого внучка была простой – пусть парень нагуляется, пока молодой. Она и сама когда-то очень давно славно погуляла, несмотря на колхоз и отсутствие магнитофонов. Раньше и под гармошку не слабо веселились.
А что с черненькой сегодня приехал – не беда. Ведь и в магазинах сейчас вместо яблок бананы продают, и ничего – покупаем и жуем, когда деньги есть.
Баба Таня накормила гостей вкуснющим борщем да жареной картошечкой со своего огорода. А потом спать постелила – вместе, конечно. У бабули, кроме своего диванчика, была только одна гостевая кровать. Зато широченная. Привези, к примеру, Серега еще по паре арабок, да японок – все поместились бы не теснясь.
Моника вроде помялась маленько, засмущалась. Потом махнула рукой по-своему, по-африкански, и нырнула в белоснежный пуховый океан. Серега тоже поначалу вел себя несмело, что в общем-то было ему несвойственно. А потом ничего, освоился; да и к тому же интересно же – как там у африканок все устроено. Но совсем он успокоился, когда понял, что СПИД ему сегодня не грозит. А откуда ему взяться, если парень у африканки первым оказался? Пискнула девчонка, а потом… сама начала энергично проверять все про белых парней.
Так что встала сладкая парочка (и толстый-толстый слой шоколада, от которого за эту ночь они успели изрядно слизать) по деревенским меркам очень поздно – в десять часов. Позавтракали по-быстрому и настропалились в поле – копны недосушенные раскидывать. А чем еще в деревне заниматься? Все остальное можно и в городе делать.
Точнее сказать, настропалился один Серега. Моника отказалась наотрез. Она вынула из под халатика, одолженного бабулей, какую-то стекляшку на цепочке, которая царапала парню грудь полночи, и сказала, почему-то совсем чисто по-русски: