Серая Мышка. Второй том о приключениях подполковника Натальи Крупиной

– Русская?!

Что-то мелькнуло в глазах незнакомки, которая, казалось, сейчас гордо выпрямится и ответит ему еще короче: «Да!». Но это движение, в начале которого незнакомка едва успела оторвать ладони от леера, осталось незаконченным. За первой, самой гигантской, пришла вторая волна. И пусть она была в несколько раз меньше, женщина поспешно вцепилась в поручень руками, снова став и жалкой и испуганной. И ответила на вопрос командира не на русском языке, а по-английски:

– Теперь уже нет. Не русская… Гражданка Израиля Ирина Руфимчик, – представилась она, отвернувши от третьей, совсем уже мелкой волны.

Ее глаза были заполнены болью и совсем крохотной долей гнева, которую она и попробовала выплеснуть на капитана.

– И кто не ответит за это безобразие, капитан? Или ваше государство наплевало на право частной собственности? Знаете, сколько я заплатила за этот остров? А жители… Где мои люди?

Но Мацумото ни виноватым, ни вообще обязанным отвечать что-то этой тетке, оказавшейся еврейкой (израильтян капитан тоже не любил) себя не считал. Он назначил ее личным призом; всех остальных жителей острова доставили на корабли десантники и их статус капитана совершенно не интересовал. А вот эта рыбка… Командир подлодки вдруг понял, что не сможет вернуть себе душевное спокойствие и стереть последние остатки того липкого страха, что вполз в него через трубу перископа, если откажет себе в малости – от души поиздеваться над израильтянкой; помять ее беззащитное тело так, как ему привиделось еще до катаклизма. И он кивнул матросу, что стоял за ним, с любопытством поглядывая на разгневанную женщину:

– Сатэ – тащи ее вниз.. в мою каюту. А ты, – продолжил он на английском, поворачиваясь к Ирине, – сиди там тихо как мышка, пока я не приду.

Ирина, она же подполковник Крупина, нагнула голову, словно соглашаясь с японцем. Так что никто не разглядел на ее губах свирепую улыбку, когда командир подводной лодки обозвал ее «Мышкой».

Глава 34. Август 2000 года. Море Сулавеси. Продолжение

Подполковник Крупина. Не будите в мышке зверя

Наталья махнула рукой в последний раз и незаметно для окружающих вздохнула. И хотя эти окружающие считали ее, Наталью Крупину – официально гражданку Израиля Ирину Руфимчик – безраздельной хозяйкой и острова, и их собственных жизней, показывать себя слабой в глазах островитян она не собиралась.

– Тем более, что не навсегда уехали, – подумала она с теплотой о друзьях, о Николае с Лидой, которые спешили на рейс до Тель-Авива, где их уже ждала заботливая Инесса Яковлевна, – чересчур заботливая. Но это Лидке как раз и нужно сейчас.

Крупина знала, что беременные женщины могут быть капризными. Но чтобы до такой степени! Жалеть Николая, своего брата по детскому дому, она не стала – видела, как тот безропотно и даже с видимым удовольствием бросается выполнять любой каприз жены. Да – жены, хотя никаких свидетельств на этот счет никто не выписывал. Зато жители острова провели веселый обряд, который, как они уверяли, был сильнее любой бумажки. Николаю этого хватило. А Лидке… Настроение у нее менялось каждые пять минут, так что никто спрашивать у нее не стал – она сама выказала все Емельянову – в то самое ухо без мочки, над которым часто подшучивала. Историю этой травмы она выпытала у Николая, но с Натальей на эту тему ни разу не заговаривала. И вообще – даже в самые жуткие моменты, когда ее из-за тяжело протекавшей беременности всю трясло, и хотелось облить скверным настроением всех вокруг, Наталью она не задевала ни словом. Не только потому, что была здесь, на острове, в гостях. Просто эту женщину Кочергина безмерно уважала. А своего Николая просто любила. И подсознательно чувствовала, что те хлопоты, которыми бывший подполковник СОБРА окружил свою беременную жену, приносили ему лишь искреннее удовольствие.

– Ну вот, – Наталья перенеслась мыслями вперед улетающей в далекую, но столь же теплую страну пары, – теперь пусть Коля с Инессой Яковлевной соревнуется – кто первым откликнется на очередной каприз Лидки.

Впрочем, Наталья была уверена, что у старушки, управляющей ее домом в пригороде Тель-Авива, хватит тепла и внимания и для Лидии, и для самого Николая.

Лицо Мышки, немного мечтательное и грустное, вдруг стало серьезным. Она явственно увидела вдали, прямо напротив входа в неглубокую внутреннюю бухту острова, темное пятно. Группу три нуля на базе не готовили специально для морских операций, но на такие пятна, означавшие, что за островом, а может персонально за ней, следят чьи-то глаза; следят из-под воды, через перископ подводной лодки… Так вот – в том, что это именно перископ, Наталья не сомневалась. И не сдержалась – метнула навстречу этой черной железяке, зловеще торчащей из воды, злой и предостерегающий взгляд. А в следующее мгновение метнулась в заросли – в полной уверенности, что этот бросок никто не заметил.

Уже на бегу, ловко огибая кусты – и колючие, и вполне себе безобидные – она посетовала на то, что не забежала в бунгало, не накинула на себя камуфляж. Легкий, практически невесомый камуфляж, в котором красться и прятаться в тени густой растительности непонятно пока от чьих взглядов было гораздо удобнее. Еще одна мысль была об оружии.

– Ну, с этим проблем не будет, – усмехнулась она, ныряя в первый же схрон, который оборудовал в дебрях подполковник Емельянов.

Обнаружить эту землянку было сложно даже для опытного следопыта; а уж достать полностью снаряженный, готовый к бою автомат или десяток гранат из сейфа, замаскированного под кусок булыжника, почти не торчащего из стены, не смог бы самый умелый медвежатник. Но сейф этот так и остался закрытым. Рука подполковника Крупиной на несколько секунд повисла в воздухе. В голову, которая была занята мелкими, практичными и решаемыми уже здесь, в землянке, вопросами, пришел другой, сразу ставший главным и определяющим:

– А кто этот неизвестный и пока невидимый противник? И если это не продолжатели дела конгрессмена Левина, то может быть логичнее и правильней предстать перед ним, или перед ними, в образе испуганной беззащитной женщины?

Она обвела взглядом собственное тело, сейчас едва прикрытое купальником, и даже повела по нему руками – с неуловимо провоцирующей грацией, какая заставляет мужиков облизывать пересохшие губы и сглатывать тугие комки в горле.

– Да, именно так, – руки остановились на грудях – всего лишь на мгновение; еще быстрее по губам пробежала зловещая усмешка.

Теперь Мышка, по прежнему в наряде супер-мини бикини, кралась сквозь заросли к тем точкам, откуда проглядывались окрестности – далеко за пределами острова. Океан, который совсем недавно поглотил кильватерную струю яхты, недолго оставался пустым и безжизненным. Первой в глаза Натальи, которая, наконец, добралась до утеса, до самой высокой точки острова, попала подводная лодка, вплывающая примерно в километре от места, где недавно пряталась на перископной глубине. В том, что это была одна и та же подводная лодка, подполковник Крупина не сомневалась. Потом рядом с лодкой возник силуэт надводного корабля; затем еще один и еще… Всего Серая Мышка насчитала двадцать восемь вымпелов – или как там они правильно назывались по морской терминологии?

– Не многовато ли для одной мышки, – хмыкнула Наталья, наблюдая, как эта армада берет в плотное кольцо ее частную собственность, – и почему на этих вымпелах ветер раздувает символ страны Восходящего солнца?

Крупиной не нужно было копаться в собственных мозгах, выискивая эту несуществующую информацию – с военно-морским флотом Японии она никогда не сталкивалась.

– Разве что…, – она вспомнила события двухлетней давности, – банковская корпорация решила вспомнить о пропавших трех половиной миллиардах долларов. Но не слишком ли дорогим получается напоминание. Одной солярки сожгли… Прислали бы, что ли, против слабой женщины парочку ниндзя, и дело с концом.

Дело, кстати, только начиналось. От двух самых крупных судов, в которых Наталья, даже не разбираясь особо в морском деле, признала десантные корабли (коллеги, хоть и морские), отвалили совсем крошечные на их фоне суденышки, заполненные фигурками в темной одежде. Юркие десантники заполнили и пирс, и практически весь пляж – так, что Наталье было нетрудно оценить их численность.

– Сотни две, не меньше, – прикинула Мышка – при большом желании можно их всех потаскать по зарослям, попугать, а может и.., – две сотни трупов Наталье на острове не были нужны; к тому же они могли создать дополнительные сложности в общении с Морскими силами самообороны Японии – вспомнила, наконец, Мышка, как теперь подданные микадо стыдливо называют бывший императорский флот, – к тому же эти мальчики ни в чем не виноваты… пока. Да и что потом помешает япошкам забросать остров снарядами – тут никакое мастерство не поможет.

Крупина нахмурилась – далеко внизу раздался очень громкий и возмущенный женский крик. Из хижины, где обитало многочисленное семейство Люды (так аборигенку обозвала практичная Кочергина), которая была главной по части чистоты и удобств в большом бунгало Натальи, выскочила она сама. Да не одна, а в сопровождении двух десантников, чьи совсем некрупные тушки болтались по бокам огромной и громкоголосой Люды, как куклы. К ним тут же подскочили еще двое солдатиков, на которых тут же переключился гнев женщины необъятных размеров. Но это был, пожалуй, единственный эксцесс. Не считая, конечно, глобального – так же бесцеремонно тащили к лодкам и остальных жителей райского острова. Заметь сейчас Наталья хоть один случай явного насилия и все для десанта могло кончиться очень печально. Но нет – и женщины, и дети; даже могучий веселый садовник Марилио, которого Лидия почему-то называла просто Васькой, послушно уселся в одну из лодок, которые увезли и его и все население острова на корабли.

Но последнего Наталья, одобрившая на расстоянии такое поведение подданных лишь коротким кивком, уже не видела. Она опять скользила вниз, навстречу немногочисленным морским пехотинцам, которые миновали крошечную деревушку, не обратив на нее никакого внимания. В руках они держал какие-то приборы, а значит, могли обладать какой-то информацией, нужно хозяйке острова.

Солдатик, на бравого десантника никак не тянувший, отошел достаточно далеко от сотоварищей. Силу, что буквально смяла его, а потом утащила в кусты, он так и не заметил – даже когда очнулся от кратковременного забытья. Очнулся же он, лежа на траве лицом вниз. Причем голову он при всем желании поднять не мог. Потому что на затылок, с которого та же сила содрала и выбросила в неизвестном направлении форменную кепку, давила к траве крепкая рука. Она, очевидно, уловила, что солдатик очнулся, и надавила вниз теперь с такой силой, что японец, попытавшийся было забарахтаться в попытке освободиться, тут же замер. Он считал долгие секунды, каждая из которых превращала воздух в легких в непригодную для дыхания смесь. Наконец, когда в висках застучали уже не молотки, а кувалды, а тело парнишки в форме было готово само задергаться в руках противника, нажим на затылок ослабел и вытаращивший глаза солдатик шумно глотнул свежего воздуха.

На смену давлению руки пришло другое; еще более страшное – теперь уже голоса; шипящего и обещавшего немыслимые страдания. Солдатику было совсем ни до непонятного акцента в японском языке, на котором страшный враг задавал свои вопросы, ни до самой сути этих вопросов. Он сейчас был заполнен одним желанием – отвечать на эти вопросы молниеносно и исключительно правдиво. Потому что первый же ответ, в котором он попытался неловко слукавить, был пресечен быстро и беспощадно. Бритая голова японца опять ткнулась в сильно пахнувшую чем-то неуловимо знакомым траву, а что-то холодное и острое вспороло штанину – прямо в самом уязвимом месте. Потом это холодное ткнуло в плоть и там, между ногами, стало тепло. А сам солдатик едва не дернулся руками к паху, чтобы остановить поток крови.

– Не бойся, – успокоил его свистящий как у змеи голос, – кровью не истечешь… если будешь говорить правду…

И морячок старался, выкладывал все, что знал и о чем только догадывался.

– Увы, – нажала наконец Наталья в нужную точку на шее противника, погрузив того в долгий, но не бесконечный сон, – ничего путного ты мне, дорогой, не сказал. Но живи, раз обещала.

Через пару минут на тропе, по которой совсем недавно передвигался этот солдатик, любой желающий мог прочесть картину несчастного случая.

– Производственная травма, – улыбнулась Крупина, оглядывая дело собственных рук.

Картина трактовала однозначно – солдатик шел, не оглядываясь по сторонам и поигрывая в руках собственным ножиком (штыком – если быть точнее); под ноги он, естественно, не смотрел, отчего и поплатился – падением в небольшой овражек. Сразу после того, как наступил на гнилой сук, который под корой таил опасную скользкую древесину.

– Результат, – подвела итог Наталья, – разбитая голова, которая не скоро позволит парню прийти в сознание (голова тут же аккуратно стала разбитой); ножик, который вспорол доверенное воинское имущество – штаны – и едва не оставил защитника японского отечества без будущих наследников…

Неслышной и невидимой тенью Мышка опять метнулась к вершине – туда, где можно было обдумать и оценить немногие сведения, что дал допрос, а заодно и понаблюдать – чем все-таки закончится лихая атака японского десанта на остров.

– Итак, – подвела первые итоги подполковник Крупина, – лично ко мне этот «визит» отношения не имеет. Если только японскому правительству, а может военно-морскому начальству не приглянулся мой остров. Так приглянулся, что были прерваны, а точнее перенесены в чужие территориальные воды учения целой военной эскадры. И что-то очень важное должно здесь скоро случиться. Настолько важное, что надо было изолировать свидетелей и напичкать поверхность приборами, назначения которых не знает ни солдатик, ни, соответственно, я. Может, вулкан тут должен проснуться? Или землетрясение в кои-то веки предсказали.

Еще раз окинув взглядом застывшие в километре от нее корабли, к самому крупному из которых как раз причаливало последнее суденышко, она – неожиданно даже для себя – попробовала уйти чувствами вниз, в каменную толщу своего острова. И ей показалось (показалось ли?!) что каменная твердь ответила. Вернее откликнулась долгим тоскливым стоном. Скорее всего, это было предчувствие самой Мышки, которая замерла на своей вершине, не видная для наблюдателей с эскадры, за мгновение до того, как остров действительно содрогнулся от дальнего, практически неразличимого удара. Затем последовал второй, чуть более сильный – с той же стороны, что первый. А потом удары последовали один за другим, меняя интенсивность и частоту. Крупиной, закрывшей на мгновение глаза, показалось вдруг, что она вернулась в далекое детдомовское детство, во двор спецдетдома, где стояла скрипучая карусель и где ребятишки самозабвенно мучили ее – с ранней весны до поздней осени.

Камень внутри горы уже не стонал, а скрипел – словно какая-то беспредельная сила крушила его там, стирая в пыль базальтовые пласты. А еще – Наталья вдруг поняла, что круговой обзор отсюда пусть на какой-то гран, но стал получше – будто гора выросла. К Мышке пришло понимание, что именно сейчас начался катаклизм, за которым жадно следили и моряки под флагами страны Восходящего солнца, и неведомые приборы, которыми напичкали ее остров, и… она сама, оказавшаяся в эпицентре трагедии.

– Пока еще не трагедии – пробормотала она, вставая в полный рост – но еще чуть-чуть и может быть поздно.

Наталья была уверена – сейчас ее загорелую фигурку, застывшую, словно памятник собственному острову, разглядывают в десятки, а может быть в сотни морских биноклей и других подручных средств. Она могла бы сейчас на потеху невольной публике крутануть со скалы целый каскад сальто – знай наших! Но своему главному правилу – все должно быть не эффектным, а максимально эффективным, не изменила и сейчас. Задача была одна – спрыгнуть вниз, не разбившись о твердую поверхность, в которую превращается вода на расстоянии сорока метров; не сломать ни спину, ни всего остального.

– Потому что отпуск кончился, – мелькнула мысль – в тот самый момент, когда вытянутое стрункой тело без единого плеска вонзило в морскую воду, – начинается операция «Тектоническое оружие»!

Ничем иным Наталья не могла объяснить тот феномен, что рос у нее за спиной и от которого она гребла – мощно и внешне неторопливо. Так она могла махать руками часами. Но сейчас этого не требовалось. Нужно было лишь добраться до той невидимой трассы на морской поверхности, по которой нарезала круги вокруг острова подводная лодка. Она одна сейчас передвигалась вдоль гигантской окружности, составленной из кораблей, замерших перед картиной невиданного прежде никем катаклизма. Именно ее выбрала Мышка свое целью. И потому, что она (лодка) первой появилась тут, а значит, кто-то из экипажа мог знать больше того солдатика; и в виду ее явно исключительности – хотя бы той, что обеспечивала ее непрерывное скольжение по глади моря в надводном положении. И, наконец, главное – на той лодке, скорее всего, был самый маленький экипаж из собравшихся судов.

– Ну, сколько там моряков-подводников? – подумала она, мощно выгребая руками и не забывая с каждым гребком оглядываться назад, на уже неузнаваемо изменившийся остров, – сотня, не больше. На один зуб Мышке…

Остров тем временем превращался в каменный гриб – совсем так же, как тонны грунта, оторванные от земли ядерным взрывом; только в сотни и тысячи раз медленней. Наталья, наконец, словно наткнулась на невидимую преграду – именно здесь, как определило ее чутье, проходил фарватер подлодки. А скоро она и сама появилась, теряя – как и надеялась Крупина – ход. Теперь кроме своего мастерства пловчихи – Наталья надеялась, что ее рекордного результата никто не оценил – надо было напрягать и сценический талант. Перед бравыми японскими моряками она желала предстать жалкой и беззащитной. Но – женщиной вполне себе ничего, которую можно подсушить и обогреть, а потом пожелать уединиться в укромном местечке – там, где русско-японской парочке никто не будет мешать.

Первый пункт – насчет слабой и беззащитной девушки – начал исполнятся сразу же. Наталья повисла на толстом канате, что скинули ей с палубы подводной лодки, словно кукла с безвольно повисшей головой. Но кукла, вцепившаяся в канат так, что моряки, выдернувшие ее из воды, словно огромную рыбину, едва разжали ей руки. Хотя у Мышки и промелькнула шальная мысль – взлететь по канату подобно той самой мысли и ошеломить японцев уже с первым шагом на судне. От этого – ошеломить противника – она не оказалась, но потом; все потом. А пока ладони, едва отпустив жесткий, но все же чуть сминаемый канат, вцепились в толстый стальной поручень или леер, как его называли моряки – если верить книжкам.