Дома мы не нужны

На вопрос – что вдруг больше подтолкнуло его, словно хороший пинок под зад – естественная мысль мужчины, офицера о спасении жертв боевиков, или живо представшая перед глазами картинка, как кто-то другой – не он – добирается до сирийского бункера, он не смог бы ответить даже самому себе. А себе он никогда не врал.

Поэтому он так же стремительно вернулся на поляну, неся в одной руке два автомата, а в другой – обувь, которая сирийцу уже была не нужна. Лагерь встретил его негромким гомоном людей, столпившейся вокруг израильтянки. Последняя вертела головой, не зная, кому отвечать в первую очередь – столько вопросов падало на нее. Что интересно – отметил подполковник – она явно понимала эти вопросы. От долгого бегства она уже вполне оправилась. Тем более, что кто-то успел принести ей полторашку газированной воды, наверное из сельского магазина – Александр видел там такие.

– Тихо, – поднял руку подполковник и толпа почти сразу затихла. Он мысленно улыбнулся, – привыкают, однако, ребята.

Кудрявцев дождался полной тишины, сделал зверское лицо Дубову, который, как оказалось, бросил свой пост и тоже оказался здесь, пытаясь теперь спрятаться от командира в задних рядах. Сделать это при его габаритах было невозможно и он, скорчив умилительно виноватую физиономию, исчез за стеной, чтобы совсем скоро оказаться над бывшей квартирой Александра. Последний дернул было рукой, чтобы протянуть берцы босому Малышеву, но задержал движение, увидев, что хозяйственный геолог уже сам обзавелся сапожками-казаками.

– Ну и что за прелестное создание к нам пожаловало? – мягким голосом обратился подполковник к израильтянке.

Та удивленно посмотрела на него; она явно не назвала бы себя так.

Медленно вставая и не выпуская из руки наполовину опустошенную бутылку, она ответила, как и предполагал Кудрявцев:

– Я Оксана Гольдберг, из Тель-Авива, из госпиталя Сураски…

– Фигассе, – присвистнул кто-то из парней, чей голос еще не был знаком Александру.

Другой голос, много тише, но вполне узнанный Кудрявцевым (парень с чемоданом – кто же еще!) добавил:

– И тут евреи!

Девушка наверняка тоже расслышала последние слова, потому что повертела кудрявой головой, естественно не распознав никого во множестве окружавших ее лиц, и опять обратилась к Александру:

– Так-то я русская… ну, советская, родилась и выросла в Красноярске, товарищ э…

– Подполковник, – подсказал тот.

– Товарищ подполковник. В восьмидесятых все наши в Израиль уезжали, вот и я, в восемьдесят четвертом…

– Вот и сидели бы там в своем Израиле, – пробурчал тот же недовольный голос, но девушка уже не обращала внимание ни на кого, кроме Александра:

– Товарищ подполковник, там же еще наши.., там их.., там террористы…

– Знаю я, Оксана, – остановил ее Кудрявцев, – выручим их. Вот через… десять минут и отправимся.

Он ожидал, что парень опять язвительно пройдется насчет «наших», но тот поостерегся, и подполковник громко позвал:

– Рубцов, Дубов, Котова, Малышев, ко мне!

Впрочем, Малышев стоял рядом, и командир спросил первым у него:

– Это что такое? – он указал пальцем на пластмассовую ванночку, в которой купают новорожденных. Последняя была с горкой заполнена пакетами с туалетной бумагой, какими-то пузырьками, бутылочками.

Однако геолог принял указующий жест совсем по другому. Он вдруг стал переступать ногами так, словно пытался спрятать казаки один за другим. Ничего естественно у него не получилось, и он виноватым голосом пояснил:

– Там, товарищ подполковник, еще один погибший. Помните, мы трубы видели, профильные, – Кудрявцев кивнул, – так ими парня какого-то завалило, насмерть. И мотоцикл его.

– Ага, – вспомнил подполковник, – мотоциклист, – а Малышев продолжал:

– Так привалило, что только ноги и торчат. Так я – вот… По камням, знаете ли босиком неудобно…

– Правильно сделал, Игорь Владимирович, – успокоил его подполковник; он никогда раньше не жаловался на память, а сейчас предполагал, что с этим вопросом… по крайней мере стало не хуже. Он помнил всех, кого успела записать Котова, и кто сам представился ему, помнил про них каждую строчку информации, а с остальными… Про остальных как раз и протягивала ему листки догадливая Мария Сергеевна.

– Вот уж с кем повезло так повезло, – он взял в руки листки, заполненные все тем же убористым почерком, но сначала обернулся к коменданту Рубцову, – обед готов, Николай Петрович?

– Сейчас уточним, Александр Николаевич, – и он обернулся, кого-то выискивая в рядах, – Егорова, Зинаида Сергеевна, пожалуйста к нам…

– А что, сейчас всех и накормим. И тебя, милая, – Зинаида приобняла Оксану, отчего у той в глазах показались слезы., – как и говорили, сначала скоропортящееся.

– Хорошо, – подполковник недовольно покосился на коменданта, который как видно, раньше неплохо поживал, перекладывая всю работу на подчиненных, – сначала накормить тех, кто пойдет со мной. Он окинул взглядом окружающих:

– Никитин!

– Я!

– С кабаном закончили?

– Так точно!

– Молодец! Первый; Малышев!

– Я!

– Второй; Володин!

Пожарник выступил вперед.

– Будешь третьим, – прозвучало двусмысленно, но никто, даже Никитин не засмеялся; Ершов! – парень с подбитым глазом выпрямил плечи, даже стал как будто выше. Подполковник поколебался, но все же кивнул, – Четвертый.

Кудрявцев поднял к глазам листки, споро пробегая по ним, выискивая нужную ему информацию. Взгляд царапнуло знакомое до боли слово: «Афганистан» и он остановил здесь свое внимание:

– Холодов Юрий Михайлович, шестьдесят первого года рождения, в восемьдесят втором году в Афгане, – на приглашающий голос Кудрявцева никто не откликнулся, и он оторвал взгляд от листка. Парень, о котором шла речь, стоял отдельно от толпы, и явно не собирался подходить.

Тогда Александр сам подошел к нему; он тут же понял причину такой стеснительности парня. От того немилосердно смердело, и подполковник удивился, как только Котова вытерпела, записывая не очень богатую биографию Юрия. Слово бомж там нигде не фигурировало, но глядя на его наряд (почему-то присутствовал только один башмак) и отвратительный запах, все оттенки которого подполковник назвать бы не смог, а уж он-то видывал и не такое, Кудрявцев едва сдержался, чтобы не шагнуть назад, подальше от бывшего воина-интернационалиста. Он тут же спросил: «Пойдешь?» и дождавшись несмелого кивка, показал на баню:

– Еще не остыла; чтоб через десять минут скрипел от чистоты. Свою одежду сжечь. Не хватало нам сюда паразитов занести.

– А…

– А смену белья возьмешь вон у него, – подполковник кивнул на бандита, так и валявшегося у кромки леса, – не первой свежести и чистоты, конечно, но твоя совсем уж как-то… Что мнешься – трупов боишься, или брезгуешь?

– Да нет, – парень мотнул головой в сторону толпы.

– Стесняешься, – догадался Кудрявцев, – правильно делаешь. Ничего, сейчас тут ни души не останется.

Командир подошел к Дубову, до сих прячущему взгляд:

– Держи, сержант, – он протянул Виталию АКМ, – сейчас быстро перекусить, оправиться и опять на пост. И смотри у меня – пока я не вернусь, отвечаешь тут за каждого.