– Как скажете, ваша милость! Мне нужна горячая вода… лубки… и помощь…
Я показал взглядом на пастушку и прикрыл глаза…
…Без плаща знахарка смотрелась еще тщедушнее – тонюсенькие запястья, сухие, морщинистые кисти, узкие плечи и таз. Да, ощущения болезненности в ней не было и быть не могло, но, по моим впечатлениям, Темный Жнец уже следовал за ней по пятам.
Забавно – несмотря на то, что старуха жутко боялась меня и печати Чужой крови, она металась по кошаре вслед за Марыськой и, нервно кусая нижнюю губу, пожирала глазами тот самый карман, в который девушка убрала мои деньги.
Впрочем, стоило ей услышать бульканье закипевшей воды, как она мгновенно забыла про вознаграждение и задумчиво уставилась на меня:
– Ваша милость! А кольчугу-то придется снимать…
Я коротко кивнул.
– Больно будет…
Я мысленно усмехнулся.
– Ну… тогда ломайте амулет Бесчувствия. И два других – тоже: я готова… – буркнула она и, увидев, как в моих пальцах рассыпалась первая основа, рыкнула на Марыську: – Ну, и чего стоишь? Поднимай его милость! Да поаккуратнее, овца!
…Боли я не чувствовал. Совсем. Зато слабость, накатившая на меня во время раздевания, оказалась такой, что я чуть не потерял сознание. Увы, заработавшие печати Великой жизни и Великого восстановления лишили меня последнего шанса на забытье – к тому моменту, как Ярена взялась за молоток и долото, я чувствовал себя бодрым и полным сил. Поэтому хруст собственных костей слышал просто замечательно. И каждый раз покрывался холодным потом. С ног до головы…
Мда. Порубили меня знатно – эдак через час после начала экзекуции я вдруг поймал себя на мысли, что в моем теле не может быть такого количества костей. Еще через час я понял, что на моем теле не может быть ни одного живого места. А где-то в полночь сообразил, ЧТО именно сделала для меня Мел – если бы не ее печать Чужой крови, так удачно подвернувшаяся мне под руку во время боя, я бы уже кормил червей у Полуночного тракта…
– Все! – Голос знахарки, и без того не отличавшийся мелодичностью, звучал так, как будто из нее только что вытянули всю оставшуюся жизнь. Поэтому, открыв глаза и посмотрев на бледную, как полотно, старуху, я кивнул Марыське, дождался, пока она отдаст ей монету, и выдохнул:
– Спасибо…
Ответного «пожалуйста» дождаться не удалось – спрятав деньги под одну из десятка нижних юбок, знахарка вскочила на ноги… и потеряла сознание!
– Действительно стара… – с непонятным раздражением пробормотала Марыська. И, с трудом подняв сухонькое тело знахарки с грязного земляного пола, отволокла ее к своему ложу. – Надеюсь, до утра оклемается.
Я вопросительно приподнял бровь и уставился на нее.
– Что? Почему я ее так ненавижу?
Я кивнул.
– Потому что… – помрачнела она. И, подхватив с лавки свой плащ, бросилась к входной двери…
Глава 11
Король Азам Истовый
Открыв глаза, его величество Азам Манорр вгляделся в полумрак своей опочивальни, вздохнул, осторожно перевернулся на правый бок… и удивленно замер: боли не было! Нигде! Не кололо сердце, не давило в правом подреберье, не жгло в животе. А еще не было изжоги. Не тряслись пальцы. Не мерзли ноги. Шевельнув рукой, король прислушался к своим ощущениям и криво усмехнулся – тело, налитое чужой жизнью, требовало движения.
Кинув взгляд в окно, за которым занимался рассвет, монарх потянулся к шнуру вызова слуг, висящему у изголовья… и остановил руку на полпути: лицезреть угодливую улыбку постельничего и полутора десятков придворных, пользующихся привилегией присутствовать во время его одевания, не было никакого желания.
«Я еще сплю…» – подумал он. И, перевернувшись на спину, подложил под голову еще одну подушку.
Тело двигалась так легко и послушно, что король, устроившись поудобнее, поднял над собой руку, несколько раз сжал пальцы в кулак. И… расстроенно уставился на свое предплечье – за последние несколько лет оно похудело как минимум вдвое и ничем не напоминало мечевую[45 - Мечевая рука – правое предплечье воинов обычно было развито намного сильнее, чем левое.] руку воина.
«Мда… Король называется…» – угрюмо подумал Азам и, повернув голову вправо, мрачно посмотрел на фамильный меч, лежащий на резной подставке из железного дерева: с момента, когда Проклятие Манорров вошло в полную силу, король к нему даже не подходил.
Немного полюбовавшись на хищный, вечно жаждущий крови клинок фламберга, Азам перевел взгляд чуть повыше. И уставился на портрет своего деда…
В предрассветном полумраке Астар Гневный казался более мрачным, чем обычно: опираясь на свой неподъемный посох, он смотрел на внука сверху вниз и презрительно кривил губы. Словно готовясь задать свой любимый вопрос: «Не надоело тебе себя жалеть?»
– Я себя не жалею… – вполголоса пробормотал монарх, с трудом оторвал взгляд от алой мантии последнего Одаренного в роду, решительно встал со своего ложа и подошел к окну. Полюбоваться на рассвет…
…Взгляд деда, сверлящий спину со стены, здорово действовал на нервы: казалось, что король Астар, маг Огня первой категории, искренне жалеет, что династия Манорров не закончилась на нем самом.
«Сам виноват… – зябко передернув плечами, подумал Азам. – Нечего было передавать корону старшему сыну, приближать к трону орден Создателя и тащить в Семиречье Академию магии. Да, лучшего варианта поддержки для лишенного Дара отца придумать было невозможно. Но… ведь это был не единственный выход, правда? Стоило уступить трон любому другому сыну – и все было бы иначе. Сильная правящая династия. И ни Проклятия, ни Слабости… Ничего…»
«Семиречьем должен править тот, кто ставит интересы короны выше своих собственных! Все остальное – мелочи…» – вспомнив любимое утверждение деда, монарх криво усмехнулся:
«Тебе было легко об этом говорить. Ты был здоров, полон сил и силы. И умер не от Проклятия, а в бою. Так, как подобает мужчине. А еще у тебя было восемь сыновей! Восемь, а не один! А из кого выбирать нам с отцом? Из одного наследника? У которого нет Дара, нет здоровья и нет будущего, а есть двадцать – двадцать пять лет нормальной жизни – и стремительное угасание? Проклятие выжигает нас изнутри, дед! Только нашу ветвь рода! Все остальные Манорры умирали здоровыми! Так может, твой выбор был не таким уж и правильным?»
Додумать мысль до конца монарху не удалось – за его спиной еле слышно скрипнула дверь, а потом в опочивальне раздался удивленный голос постельничего:
– Ваше величество! Вы уже проснулись?
– Угу… – буркнул король. И повернулся спиной к серому, затянутому грозовыми облаками небу.
– Изволите начать одеваться, сир?
– Пожалуй…
– Изволите пригласить в опочива…
– Нет! – перебил постельничего Азам. – Сегодня у меня нет времени на лишние церемонии. Одеваться буду один. А вот на завтрак пригласи графа Герна и эрра Урдена.
– А… что сказать всем остальным, сир? – склонившись в поклоне, спросил придворный, и тут из-за портьеры раздался голос верховного мага:
– Я уже тут, сир… Доброе утро! Позвольте мне помочь вам с одеванием?
– Доброе утро, эрр Урден! – Король уселся на подоконник и, жестом отпустив постельничего, уставился на мага: – Что ты такой хмурый?
– Не выспался, ваше величество…
– Почему? Что тебе помешало?
– Инспектировал замок Потерянного времени, – вздохнул маг. Потом закрыл входную дверь, активировал амулет Полога молчания и продолжил: – Искал еще одного Одаренного…
– Зачем? – удивился Азам. – У меня полно сил. Я чувствую себя заново родившимся, и…
– Если вы поедете в Элинвар, сир, то полученной вчера силы вам хватит дней на двадцать…
Стоило королю представить себе очередной приступ Слабости, как по его спине потекли капельки холодного пота.