Страннику вдруг показалось, что они превратились в барельеф на стенах дворца, и теперь он будет вечно протягивать кубок вина царице в окружении двух леопардов и льва, неотрывно смотрящих на него, и через тысячелетия люди будут приходить и смотреть на странного человека, протягивающего прекрасной царице кубок вина и будут гадать кто они, эти двое, как они жили там, в глубинах времени, о чем они мечтали, как страдали, как любили, к чему стремились. Трудно сказать, сколько времени они оставались без движения, ибо, как сказано оно, время, на время исчезло.
Нейтикерт протянула ладонь, поднесла кубок ко рту и, слегка пригубив, вернула его страннику.
– Выпей со мной странник, плывущий против течения; выпей с древней, ушедшей за горизонт царицей, говорящий молча, – сказала она со странной улыбкой; жуткие затягивающие глубины ушли из ее глаз, и теперь там плескалась лукавая искорка. – Если, правда, то, что ты говорил, то никогда тебе уже не попасть в ту барку, с которой спрыгнул. Она-то уплыла вперед и уплыла навеки.
Странник медленно вытянул терпкое пахучее вино, чувствуя, как быстро оно забурлило в крови.
– Я верю тебе, – продолжила Нейтикерт, ноздри ее раздулись как у львицы учуявшей добычу, – пусть рассказ твой очень странен, необычен, даже нереален, но я тебе верю. Остается один вопрос – если ты приплыл с Нижних Вод, ты должен знать все, что было с проплывшей баркой.
– Знаю, царица. Ты могла убедиться в этом и в первый раз. О тайном соо…
– Об этом молчи! Если, конечно, жить дальше хочешь, а не сие мгновение умереть. Тем более что ты мог вынюхать это здесь и сейчас. Я спрашиваю не о намерениях, а о будущем.
– К сожалению, я знаю, что будет потом и чем это закончится. Твоя история известна в моем мире.
– И что же? Что произойдет в том будущем, уже и не таком далеком? – выдержка Нейтикерт была нечеловеческой.
– Ты сделаешь, что задумала.
– А дальше? Что будет со мной?
– Позволь мне не отвечать, просто откажись от этого. Гнев твой справедлив, но откажись, просто живи и правь своим народом. Как завещала тебе птица Бенну.
Последние слова вестник произнес тоном пониже, а царица, чуть поджав губы, сказала:
– Не забывай, что здесь я решаю – кому жить, а кому умирать, и, всего главнее, я решаю – когда умирать кому. Еще, немаловажно так же то, что я решаю, как умирать кому. И ты до сих пор не корчишься на колу, потому лишь только, что я так пока хочу, и чтобы я и дальше так хотела, тебе надо очень сильно постараться, тебе надо об этом только и думать и из кожи вон выворачиваться, а не давать богам советы.
– О Ваше величество, не совершайте такой ошибки – вот это все – кол, содранная шкура. Возьми в расчет, царица, что и ты существуешь только в связи со мной, и весь этот мир есть, пока в нем нахожусь Я. Ведь он давно уже прошел и все события давным-давно свершились и то, что есть сейчас вокруг, всего лишь то, что я перед собою вижу. Живет он по своим законам и возможно, вне моей власти, но только в моем присутствии. Я, конечно же, не бог, а гораздо ху…
– Ты наглая, бессовестная и редкостная скотина! Не понимаю, почему я с тобой до сих пор разговариваю, вместо того чтобы содрать с живого кожу?
– Я очень обаятельный, а в остальном Вы совершенно правы.
– Да, ты забавный. Объясни-ка мне эту неожиданную мысль о тебе и всем мире.
– Это просто. Ты, царица любишь читать всякие сказания, ну, скажем, описания походов Уны, или приключения Хирхуфа. Не те, что начертаны на их гробницах, а те, что записаны на папирусе. События эти давно прошли, все их участники давно покинули этот мир, но стоит взять папирус, и вот снова двинутся в бой шеренги воинов Та-Кем, вновь запылают селенья, запоют стрелы, польется кровь, красная, дымящаяся. Герой снова совершит подвиг, предатель вновь предаст героя. Потом его постигнет кара, а, может быть, и нет.
Наступило молчание. Нейтикерт смотрела своими глазищами на звездное небо.
– Я поняла тебя, мой недалекий всемогущий бог, читающий время. Но ведь не ты, же написал его. Так что жизнь, такая ценная, твоя здесь ничего не значит. И ровным счетом ничего не стоит.
Странник согласно кивнул.
– Царица, я не утверждаю, что здесь, в твоем мире я бессмертный. Просто я помню всю историю людей как прошлое, пойми – оно уже свершилось, а значит, убрав меня отсюда, ты опять отправишь свое время в небытие.
– Когда и как ты вернешься обратно, или уйдешь вперед, или что ты там намерен сделать?
– Не знаю, царица. Я забыл, как очутился здесь и уж тем более не знаю, как отсюда выбраться.
– Я показать тебе хочу кое-что, бедный бог, потерявший время, но не сейчас. Смотри, однако, золотая барка Ра уж выплывает из полей Камыша, – Нейтикерт указала на восток, где крупные звезды Ориона уже теряли силу своего блеска, а дальше черная тьма ночи приобрела серость. – Жрецы уже проснулись в храмах и скоро гимны запоют. Я, как повелитель Обеих Земель, посвященный в высший жреческий сан, должна участвовать во встрече возродившегося Хепри. И пока здесь никого нет, ты должен удалиться, но повелеваю тебе явиться ко мне следующей ночью, ибо разговор наш еще не окончен. Ты мне понравился вообще-то. Пожалуй, подожду пока тебя насаживать на кол. Ну и кожа пусть пока останется с тобой.
– Понравился? О, я утону в блаженстве. А в каком же смысле, позволено ли, спросить?
– Вообще. Ну и в том самом тоже. И все, хватит с тебя на сегодня.
– Слушаю и повинуюсь! А где я найду Ваше величество?
– Ха! Вот уж вопрос достойный бога! Откуда же мне знать? Прочитай все это в своей книге жизни – будущее тебе открыто, а не мне. Ну, все – иди, чтоб не испортить впечатленье очередной какой-нибудь ужимкой.
Странник, прижав ладони к груди, наклонил голову и направился в редеющую тьму.
– Хе-ей! – неожиданно окликнула царица, – а зачем ты приходил-то? Чего, вообще, хотел?
– Ну, я просто… просто хотел еще раз посмотреть на древнюю и легендарную царицу.
– Наглец и хам, – миролюбиво ответила Нейтикерт, и, подтянув ноги и свернувшись калачиком, добавила, махнув рукой. – Все, все, вон исчезни с моих глаз!
«Вспомни и не забывай, что бы ни случилось, – думал вестник, перелезая через невысокую стену окружающую сад и пытаясь стряхнуть с левой ноги уцепившегося за нее стражника. – не забывай: ее уже давным-давно нет! Я вижу, куда тебя понесло! Не смей и думать! Но как, все, же она прекрасна, и что это, за сладкая боль разгорается в груди, и почему-то ноги не хотят уходить, будто налиты свинцом. И что же это тянет так меня обратно».
– Да отцепись ты. – в сердцах прошипел странник и стукнул свободной ногой стражника по голове.
В результате оба свалились со стены, но по разные ее стороны, одновременно вскрикнув: «Что б ты подох!»
«Промолчит, – подумал вестник о стражнике, – палок то не хочется».
«Промолчу, подумал стражник о вестнике, – что-то палок не охота».
Однако на этом ночные приключения еще не окончились.
Когда вестник спрыгнул с громадной финиковой пальмы, росшей у крепостной стены, то угодил прямехонько в сеть раскинутую внизу. С земли подскочили фигуры, держащие края сетки, и с радостными возгласами кинулись заворачивать добычу в сеть. В предрассветном сумраке куча тел свалилась наземь, с удовольствием барахтаясь в пыли, сквернословя и богохульствуя. После небольшой неразберихи мерзавца все же спеленали и принялись весело и добродушно пинать ногами, приговаривая:
– На, на, на! На хвост облезлого шакала! Ешь выкидыш чесоточного гамадрила! Получи кусок протухшего навоза!
– Ой! Ой, больно! Уй, больно, больно. – орал во все горло вестник.
– Хо-хо! Та це ж, оно еще не больно! Та вино, пока ще, почти щекотно. – ржали весельчаки.
– Да как же не больно, когда очень вино дюже, як ще, больно! – продолжал кричать вестник, но уже потише.
– Та ты подывысь, яко вино ще нижно! – проговорил кто-то с западно-ливийским акцентом.
– Не смейте меня бить ногами в морду! Я требую человеческого отношения!
– Ни, оце мы тэбэ ще не бьем! Це мы тэбэ тильки ще пугаемо.
Вестник продолжал верещать и причитать, однако голос его понемногу затихал и вскоре озадаченные ловцы вестника сообразили, что бессовестный гад гундосо воет уже за углом Белой Стены, а они завернули в сеть и отметелили своего товарища.
Э, нет! Двух товарищей.