Демоны Египта

– Я сложил сан.

– Вы? Вы, лучший учитель, слова которого я помню до сих пор.

– Не похоже.

– Почему же вы ушли. – вопрошал писец не услышав последней фразы жреца.

– Учить мне стало некого. Все нонешние, так сказать, ученики имеют по несколько тысяч голов скота. Я не имею даже коровы. Они хотели заставить меня учить их тому, чему они хотят учиться. И верховный жрец их поддерживал. Они изнасиловали танцовщицу, которая обучала их танцам и настоятель признал действия их правомочными. Я их избил, ибо, хоть они и молоды, но им было даже лень заниматься боевыми искусствами. Ведь у них есть охрана из негров. Они пожаловались неграм, но я навалял и неграм. Теперь меня выгнали из храма.

– Но почему же вам не дали хотя б осла, что бы вы не ходили пешком. Вы сорок лет воспитывали учеников!

– Кого интересует выкинутый вон учитель.

– Меня интересует. Я пожалуюсь своему господину и он наведет порядок.

– Твой господин наведет порядок там, где властвует своеволие и беспорядок? Которое он сам создал? Сегодня же вечером расскажу этом своей обезьяне. Вместе похохочем.

– Об этом мы поговорим потом, садитесь мой учитель на моего осла. Я довезу вас до вашего дома.

– Я не твой учтитель. И мне не нужен твой осел.

– Что вы такое говорите, учитель Менкаугор?!

– Я не учил тебя тому, чем ты занимаешься сейчас.

Менкаугор неторопливо пошел своей дорогой, а младший писец остался стоять, глядя ему вслед.

Затем он посмотрел на свою супругу, ища поддержки против несправедливых обвинений и увидел оскаленную ехидную мордочку, которая тут же стала очень сочувственной и кивнув вслед старому жрецу сказала пренебрежительно:

– Просто старый дурень.

– Он не дурень – писец укоризненно посмотрел на супругу. – Он мой учитель. С ним поступили очень несправедливо.

Глава третья. Грабители мертвых

В ночную пору, в предрассветный ее час, по священному полю Сокара, по городу мертвых деловито полз, иногда останавливаясь и вслушиваясь ногами в звуки ночи, здоровенный тарантул. Волоски на ногах его чутко улавливали вибрацию почвы и передавали информацию. Вот мерные упругие толчки почвы – бежит шакал, информация нужная, но бесполезная. Бесполезная потому, что шакал бесполезен как добыча, а нужная, потому что если он приблизится, то надо будет встать на дыбы и показать ему в раскрытых клыках две капли яда. Не было случая, чтобы сообразительный шакал не понял.

Совсем другое дело песчаная лисица, та придет в восторг от встречи. Для нее тарантул просто судьбы улыбка, она начнет вокруг прыгать и скакать и, закружив окончательно, примется бить лапами, пока не забьет окончательно. Так что если услышишь ее мелкие шажки, то тут уж, либо бери все восемь ног в ноги и беги, либо поджимай их под себя и лежи, как глины кусок, прикинувшись, что тебя нет совсем на свете, авось не найдет, подлая зверюга.

Вот волны прилетевшие по воздуху и через некоторый промежуток повторенные землей. Сверчок поет свою ночную песню. Разница между тактами песни совершенно точно подсказала тарантулу расстояние до добычи, а сверчок это добыча. Это полезная информация.

А вот земля посылает ему тяжелые удары и гул и ему известна их причина, странно только одно – все эти звуки обычны днем, когда он сидит в своей уютной, аккуратно оплетенной изнутри мягкой шелковистой паутиной, норке. Ночью в городе мертвых такие звуки редкость.

Тут на пути тарантула попалась странная глыба. С одной стороны обычное препятствие, но когда он коснулся его передней парой ног почувствовал, что странная глыба теплей слегка остывших за ночь камней и почвы Сокара. Это было странно, но не сказать чтобы неприятно, и тарантул взобрался на теплую глыбу, и на некоторое время замер, вбирая теплоту. Внутри ее что-то мерно гудело, а вот мерные удары доносились из-под земли.

Тут глыба шевельнулась и икоса посмотрела на тарантула огромными блеснувшими в лунных лучах глазами.

– Асет, помилуй меня грешного. – пробормотал Джер и осторожно дунул на усевшегося на спине тарантула.

Наглый паучара агрессивно приподнял передние лапы и многообещающе оскалился. Однако, не стал особенно чиниться и весьма споро скатился с теплой глыбы, начавшей мелко вибрировать.

– Слава Осирису. – прошептал человек, забыв как-то, что милости просил у его супруги.

Он прижал ко лбу глиняный кружок с изображением скарабея висевший у него на шее и, взглянув на небо, восточную его часть, пробормотал:

– Пора.

Он протиснулся боком в узкую щель, рассекающую древнюю гробницу, сложенную из мелкого камня. Через пару метров протискивания в полной темноте, ноги его повисли в пустоте. Джер нащупал веревку и начал спуск в глубь города мертвых, в душную тьму, облепившую его со всех сторон. Тело тут же покрылось потом, а грудь сдавило и легкие с трудом втягивали тысячелетний воздух гробницы. Время словно потеряло всякий смысл и Джеру казалось будто он уже спускается бесконечно и спускается в бездну, но тут его ноги коснулись каменой осыпи на дне шахты. Ползком, головой вперед Джер пополз по насыпи вниз, туда где виднелось тусклое пятно света. Протиснувшись в узкую щель под нависающий сверху бревенчатый накат, трещавший и сыпавший труху с мелкой каменной крошкой при каждом прикосновении, Джер, наконец, выпрямился и поднял стоявшую на полу маленькую, еле светившую лампадку.

И тут же шатнулся назад, ткнувшись спиной в стену. Перед ним стоял, предупреждающе вытянув вперед руку, Упуат, шакалоголовый бог подземного царства мертвых. Глаза его грозно поблескивали в свете лампады, а зубы злобно ощерились в дьявольской улыбке.

Джер провел запястьем по лбу, отирая пот и сжал скарабея на груди. Все нормально, это статуя подземного бога, охраняющая покой мертвеца. Он осторожно обошел сердитого Упуата и наткнулся на самого хозяина гробницы сидевшего на каменном постаменте.

Из бездны прошедших веков хозяин смотрел куда-то вдаль, сквозь Джера, надменно выпятив губу. Фигура его, вытесанная из красноватого песчаника еще и была выкрашена в красный цвет, имитирующий цвет кожи истинных сыновей Черной Земли. На груди изваяния висел такой же медальон-скарабей, как и у Джера, только из золота.

На стенах комнаты кипела жизнь – крестьяне сеяли и жали, ткачихи ткали-пряли, охотники натягивали луки, выцеливая птиц в тростниковых зарослях и антилоп в саванне, гребцы в длинных ладьях усиленно гребли, догоняя бегемотов, а копейщики уже замахнулись копьями, надсмотрщики присматривали, сборщики налогов тащили мешки, овец, коз, выводили коров, кого-то охаживали палками, кого-то секли плеткой, кого-то вообще подвесили за ноги… в общем все как в настоящей жизни. Во, во – еще гнали пленников, с неестественно вывернутыми над головами руками. Над всеми и всем возвышался великий господин, тот же, что и сидел перед Джедом.

Но Джеду было не до росписей стенных, спертый воздух, а точней почти полное отсутствие его, и, напротив, присутствие бога подземного царства и изваяния усопшего просто выдавливали из гробницы.

Однако Джер приполз сюда с определенной целью и дело не терпело отлагательств. За изваянием, в задней стене имелось узкое отверстие. Точнее пролом с неровными краями. По другую сторону пролома мерцал огонь. Именно там и находилось захоронение именно там и лежал несколько веков, а может и целое тысячелетие, покойник.

Джер просунул голову в погребальную комнату. Нервные языки пламени колыхались в густо замешанной духоте, по стенам метались и прыгали тени, словно демоны Дуата выскочили из преисподней, чтобы схватить и утащить с собой святотатца, посмевшего нарушить тысячелетний покой мертвеца.

– Пора уже. – сказал Джер обернувшимся к нему демонам. – Уже утренняя звезда покинула чертоги Дуата и вышла с полей Камыша.

– Сейч-а-ас! – промычал один из демонов облепивших саркофаг покойника.

Крышка с рокотом поползла, демоны поднатужились и она с гулом, рухнула на пол. Воздух в помещении колыхнулся, словно дух-Ку усопшего вылетел из саркфага.

Джер издал сдавленное мычание и дернулся было обратно, но один из грабителей схватил его за руку.

– Так часто бывает. – успокоил он приятеля. – Как там стража?

– И близко не видал.

Все сгрудились у саркофага поднеся к нему светильники.

Юный лик глянул на них живыми, блестящими глазами. Однако тело покойника оказалось высушенным, со сморщенной кожей на выступающих костях. Грудь прикрывал тонкой работы перисталь в виде грифа Небхет раскинувшего крылья от плеча до плеча мертвеца. Запястья украшали многочисленные браслеты из золотых тускло и жирно светившихся колец, из пластин малахита, яшмы, черного гематита и масляно блестевшей бирюзы. Пальцы унизаны огромными перстнями по два-три на каждом пальце. В перстнях внутренним светом сияли розовые сердолики и агаты, переливающиеся извивистыми полосами, небесной синевой, как небо Двух Земель, сиял лазурит, в халцедонах при малейшем движении лампад, двигалась зеленая полоска, словно кошка, «смотрящая в Дуат», пристально смотрела на грабителей из мира мертвых, огромный редкий радужный обсидиан был похож на зрачок в загробный мир и в нем вспыхивали и гасли всех цветов радуги искры.

– За дело! – сказал Паакер.

Джер взглянул на лица товарищей. Они и вправду были похожи на демонов – пот смешавшись с тысячелетней пылью стекал с их лиц оставляя черные потеки, выпученные глаза алчно блестели, руки с пальцами похожими на когти тянулись к мертвецу, а тусклое неровное пламя придавало видимость бесплотности грязным телам.

С мумии сняли золотую маску, из под которой на грабителей глянуло жуткое лицо с раскрытым ртом, в котором еще торчали редкие зубы. Сдернули с шеи перисталь. Поснимали с пальцев перстни и кольца.

– А как же браслеты. – спросил Джер тщетно пытаясь стянуть яшмовый браслет через запястье.

– А-а! Дай!