Легенда о царице. Часть третья. Стерва Египта

– Дорогой, – она сделала большие глаза, – а он у тебя живой, я чувствую, как он дышит у меня в руке.

Еще бы он был не живой в сжимавших, отпускавших и гладивших его пальцах, тем более что ласки были разбавлены судорожными движениями тел, сохраняющих равновесие. Принцесса одной рукой обнимала супруга за шею, а другой продолжала своевольно хозяйничать там, внизу, и Джедсегер уже решил было, что именно этим все и закончится, потому что там все уже достигло твердости бамбука и, по-видимому, размеров баобаба и скоро должно было просто разорваться. Однако более всего он боялся, что свалиться сейчас за борт, оставив в руках Имтес, пусть не самую большую, но очень важную свою часть организма. Поэтому, и только поэтому, он тоже обнял принцессу, гладя по волосам, но как-то вдруг одна рука подскользнувшись, соскочила вниз и остановилась на упругой попке, с неторопливым наслаждением гладя ее круговыми движениями, другая окольными путями, снизу подобралась к тяжелой груди и обняла ее раскрытою ладонью, ладони, кстати, не хватило, но блаженства от осязания перекатывающегося в руке плотного объемистого тела, от этого меньше не стало. Принцесса ахнула очень нежно и беззащитно и начала пристанывать на вдохе коротко и на выдохе протяжно. Синие глаза прикрылись наполовину насурьмленными черными веками и светились из этой черноты узенькими полосками.

– О, дорогой. – стонала принцесса, прижимаясь низом живота. – у тебя здесь целая булава, с большою каменной насадкой и она даже стала толще рукоятки.

Предположения Джедсегера о том, что все кончится более или менее невинным способом, не оправдались. Имтес решила довести все до конца, да и чего можно было еще ожидать, если и ее тело уже сотрясала дрожь желания. По-видимому, впервые он мог быть уверен в абсолютной искренности многоликой принцессы. Имтес оставила ненадолго свою игрушку, но лишь для того чтобы приподнять платье. Оно медленно поползло вверх, открывая длинные ноги и изящную попку. Правая нога принцессы грациозным движением обвила странника за поясницу, ладонь вновь ухватила плотное, тугое, напружиненное тело и поднесла к своему нежному, влажному входу готовому раскрыться навстречу ждущему с нетерпением своего гостя. Но принцесса пока только осторожно водила по створкам той самой неожиданно найденной булавой и издавала стоны хрустальной чистоты. Затем сама начала вращать вокруг пульсирующего наконечника, но с каждым кругом чуть продвигаясь вперед и ее створки постепенно раскрывались, готовые обхватить плотно и втянуть в себя почти каменное тело. Губы ее шептали нечто содержательное типа:

– О, о, о, дорогой, а-а-а, ой, ой, мой дорогой, ах, ах, ах, АХ!

Она с силой двинулась вперед, желая, видимо, что бы все вошло в нее сразу целиком и до самой середины и надавила ещё поднятой правой ногой на поясницу супруга, а тот держа ее обоими руками за попку тоже дернул на себя, потому что чувствовал, что ещё чуть-чуть- и он разлетится на куски.

Ну, так вот, дальше.

Вот, если бы они стояли бы вдвоем на четырёх ногах, то над древним Хапи сейчас летал бы двойной крик наслажденья, и то полное и твердое сейчас пульсировало бы внутри принцессы в самом её центре.

Но фигу!

Супружеская пара то стояла не на четырёх, а на трёх ногах и в качающейся лодке и посему двойной крик над древним Хапи полететь-то полетел, но это был скорее крик удивленья и легкой досады потому что:

– ААААХ! – и милующиеся голубки полетели в воду, причем в том же положении что и стояли: нога Имсет обнимала супруга за поясницу, а тот держал её за попку обеими руками.

Была ли какая-либо его часть внутри принцессы? Очень может быть, что да. А может быть и нет. Пока что не известно.

Произведя громкий всплеск, парочка скрылась под водой, а ей взамен из воды с перепугу выскочило несколько крупных рыбин и среди них, два крупных жереха, а из зарослей папируса взлетела стая ибисов. Но к счастью, оказалось мелко, воды было по пояс, и оба тут же вынырнули.

Однако неожиданное купание совсем не охладило пыл принцессы, и она тут же, извиваясь как русалка, и загребая руками, преодолела пару метров их разделяющих и вновь прилипла к возлюбленному. Соломенные волосы облепили ее тело, краска стала слегка подтекать, а разгоряченная Имтес шептала, обнимая Джедсегера за шею и забираясь на него:

– Ну, давай, стреляй, мой дорогой, всади в меня свою стрелу, пронзи меня насквозь до сердца! Быстрее же, быстрей, а то я сейчас умру, изнемогая!

Впрочем, говорила это принцесса чисто для эстетического оформления, потому что и сама, обнимая суженного за талию уже двумя ногами, прекрасно прицелилась и уже садилась вниз, как раз туда, куда и нужно, яростно вращая попкой.

Но тут, уже совсем некстати, рядом в воде объявилась крокодилья морда и не остановилась просто посмотреть, то ладно бы, не жалко, а стала весьма подозрительно приближаться с непонятной целью.

– Убей! – оглушительно завизжала Имсет и из зарослей, от этого вопля, вылетела еще одна стая серпоклювых ибисов. – Убей, эту священную тварь! Убей ее! И трахни же, наконец, меня!

Джедсегер кинулся к лодке, с по-прежнему сидящей на нем женой, не трахнутою до сих пор, но лодка величаво покачиваясь, степенно уплывала прочь по течению.

Пришлось, спотыкаясь, выбираться из воды, у самого берега странник запнулся за корягу, и на берег они вылетели поодиночке и, схватившись за руки, отбежали от воды подальше. Принцесса в прилипшем к телу платье, с мокрыми волосами и подтекающей косметикой выглядела великолепно. Она судорожно подвигала плечами высвобождаясь из платья и являя миру весьма объемистую грудь, оттягивающуюся вниз под собственной тяжестью, с торчащими в стороны крупными розовыми сосками, затем легла на левый бок подтянула снизу платье к талии засияв на солнце длиннющими и белыми ногами и тем, что там повыше, согнула правую ногу в колене, оперлась на левый локоть и дернула правой рукой к себе супруга.

– Быстрее, дорогой, быстрее, а то твоя песчаная лисичка сейчас растает без остатка!

Вот этого, конечно, допустить было нельзя ни в коем разе. Джедсегер встал на колени и Имтес, глядя на супруга сияющим небесным взором сквозь черные потеки краски, почувствовала движение твердого и толстого между ног и оно уже упиралось в ее створки, готовясь их раздвинуть и войти, и она уже постанывала и готовилась издать крик наслаждения, а руки странника взяли ее за талию, но что-то защекотало ее грудь и она, отведя с трудом взгляд от своего дорогого, увидела на песке прямо перед собой какую-то тварь.

– Это что такое, дорогой? – спросила она, с удивлением поднимая за хвост двумя пальцами маленького крокодильчика.

Джедсегер осмотрелся, передернулся и сказал ровным голосом:

– Снимай-ка платье дорогая.

– О, мой дикий ненасытный зверь, оно тебе ни капли не мешает, входи скорей в меня, иначе пожалеешь, что родился!

– Оно не мне, оно тебе мешает, увы, с любовью нам, все-таки, придется подождать, как это и не грустно, иначе нас с тобой сейчас будут с аппетитом кушать. Или быть может даже лопать, а может быть и жрать – это уж как угодно.

Он рывком поставил на ноги принцессу, вздумавшую не к месту активно сопротивляться.

Но не долго. Оказывается, они расположились заниматься любовными играми в крокодильем детском саду. Вокруг них ползало множество маленьких крокодильчиков, а их, пардон, маман, та самая, что пыталась объяснить им, еще в воде, нежелательность постороннего присутствия, уже подбегала к ним на приличной скорости и с разинутой пастью.

Имтес мигом выскочила из платья, и они помчались по берегу вслед за уплывшей лодкой. Джедсегер тащил за собой за руку неудовлетворенную принцессу, у которой явно испортилось настроение, что при ее чудном характере обещало впоследствии много интересного, правда в настоящий момент она довольно-таки резво перебирала своими длинными ножками и задорно болтала сиськами.

Супруг смотрел на это с сочувствием – нелегко, наверное, бедняге бежать с такою тяжестью. Однако он не забыл, пробегая мимо, подхватить левой рукой подбитую дичь.

– Моя дорогая умеет плавать? – спросил супруг супругу, с вожделением глядя на лодку уплывающую вдаль.

– Дорогая-то умеет, а вот тебе, мой дорогой, лучше, наверно, сразу утонуть, такое вот у меня сегодня настроенье.

– Ну, с этим мы уж после разберемся, потому что совсем не факт, что вообще мы доплывем до лодки. Змеи, крокодилы, бегемоты, электрические сомы…

– Мой дорогой, а в таком случае настроение мое ухудшилось еще сильнее, хотя и так уж было донельзя плохое и это все из-за тебя мой светлый сокол, вот обьясни-ка, как такое может быть, что ты, даже с трех попыток, не смог красавицу и лапоньку жену разок хотя бы трахнуть, знаешь, я начинаю думать….

Мысли принцессы, однако остались на тот момент неозвученными, потому что Джедсегер, видя бесперспективность начинающейся дискуссии, просто взвалил дорогую на плечо и бросился с ней в воду под возмущенный вопль супруги. В воде она слегка притихла, но лишь потому, что вынуждена была плыть, старательно шлепая руками по воде и отплевываясь, шипя и бормоча что-то невразумительное:

– Ну, дорогой… тьфу, тьфу… ты… кхе… у меня… еще… да, тьфу же!

Джедсегер, плывя рядом со своим сокровищем, держа в одной руке двух подстреленных священных гусей, а в другой платье принцессы, оглядывал с надеждой реку, а не повезет, ли встретить крокодила или бегемота, может, чем черт не шутит, проглотит кто-нибудь свалившееся ему, как-то вдруг, на голову счастье. Нет, не повезло, однако. Он залез в лодку и хотел помочь своей драгоценной, но та с раздражением оттолкнула руку, забросила на борт ногу, как только что забрасывала на возлюбленного мужа, и перевалилась в лодку, продемонстрировав курчавый золотистый треугольничек внизу живота. (Гляди-ка ты и вправду натуральная блондинка). Затем в молчании проследовала на нос и занялась мокрыми и спутавшимися волосами. Джедсегер же поднял парус, и лодка заскользила по водной глади в обратную сторону.

Имтес, раскидав по плечам волосы, улеглась на живот, презрительно повернувшись к мужу спиной и всем тем, что ниже и, положив подбородок на ладони, вперед смотрела и угрожающе молчала. Он тем временем рассматривал необычных гусей. Птица была на удивление стройна и высоконога, видимо этим объяснялась необычная скорость бега, грудь желтая с белыми и черными волнистыми полосками, спина серо-черная и черные крылья, отливающие зелено-фиолетовым на солнце, а вокруг глаз розовые очки. Затем он перевел взгляд на сердиту, со спины, жену. Все же хороша, стервоза, правда тут же откуда-то возникла фигура другой женщины, в том же ракурсе, в смысле со спины, с клубящимися как грозовая туча черными волосами, с оливковою кожей светящейся сквозь густую гриву, с телом налитым молодостью и с плавными и сильными движеньями. Женщина повернулась величаво, словно львица, и глянула на него, так же по львиному, пристально, испытывающее и строго. Джедсегер тряхнул головой и наткнулся на полный подозрительности взгляд сине-голубых глаз. Имтес через плечо холодно смотрела на своего котика.

– А что же моя кошечка молчит? – спросил он, решив наладить семейные отношения. – Наверное, она устала?

– У твоей кошечки все внутри болит и виновен в этом ее котик, а посему у кошечки есть настроенье поцарапаться вот этими вот коготочками. – она показала какими, выставив вперед скрюченные пальцы. – Очень хочется воткнуть их моему котику прямо в морду, противную и наглую и… и бесполезную.

– Разве кошечка забыла, что их хотели проглотить, обоих одним махом?

– Для моего котика это был бы еще не самый худший вариант, а мне туда теперь что – пальчик сунуть, что ли? – она погладила курчавую шерстку ладонью. – Давай я так и сделаю, а ты посмотришь, раз уж сам не в состоянии хоть что-нибудь и хоть куда-нибудь засунуть. Нет, вот почему ты никак не можешь сделать то единственное, для чего ты мне и нужен, ведь при желанье я….

Ну, в общем, далее все пошло-поехало в этом направлении. Содержательный разговор был несколько разбавлен легким бегом лодки, брызгами воды залетающими в нее, стаями птиц, летающих и разгуливающих по берегу, рыбой выпрыгивающей из воды, цветущими лотосами и водяной гречихой. Супруга, сама прекрасная как лотос, продолжала анализ негативных качеств мужа до самого поместья, но поскольку нежных ноток в ее голосе пока не звучало, супруг и не беспокоился. Имтес надела высохшее платье и вышла из лодки, все же подав мужу руку, но другой держась за низ живота, очевидно чтоб благоверному стало как можно более стыднее.

«Нет, – подумал Джедсегер, – в самом деле безобразно получилось, надо ее срочно отлюбить по-всякому и по возможности везде, а то неудобно получается – если не хотел, – то не надо было и тискать даму». Но кто ж мог ожидать такого бешеного темперамента, вот что такое здоровая экология.

Нерастраченная сексуальная энергия несколько вылилась из принцессы в виде некоторого количества плеточных ударов слугам, недостаточно быстро, по ее мнению, прибежавших с носилками на причал, хоть они и стояли на причале в момент прибытия. Но для Имтес это были частности, отлупив собственноручно нерасторопных бедолаг, она почувствовала себя несколько лучше, по крайней мере, физиономия ее раскраснелась. Поднимаясь по ступенькам в дом, она бросила через плечо своему котику:

– И займись же, наконец, хозяйством, может хоть что-нибудь у тебя, сегодня, выйдет.

И вздернув высокомерно подбородок и, слегка, отставив попку, пошла наверх, демонстративно ею виляя. Джедсегер с усилием подавил острое желание догнать супругу и всыпать ей горячих по виляющей части организма и отправился «по хозяйству», тем более что оно его сильно интересовало, главным образом возможностью хлебнуть холодненького пивка после дневной жары. Кроме того трехкратный любовный облом сказывался и на нем, не только у некоторых внизу болело, а и у всех остальных тоже.

Переглянувшись с ушлой мордой управляющего, он понял, что вопрос с холодненьким пивком, в общем, не вопрос.

– Ну ты это, давай, показывай: где тут у тебя что и как. – отдал он двусмысленное и не вполне ясное приказание, а чтобы немного его конкретизировать подмигнул.