Ягор Дайч. Книга 1
– Проводим, Егор, не волнуйся, – заговорил Тугал, восемнадцатилетний здоровяк.
Народ в их поселении до сих пор удивляется, как его невысокая и щупленькая мать вообще родить такого сумела. Он с самого детства крупный, ну и сейчас самый высокий среди мужчин, плюс его размаху плеч все кузнецы обзавидуются. При этом, несмотря на размеры, он очень подвижный и ловкий. На кулаках с ним никто справиться не может, в том числе и взрослые. Богатырище.
– Но, может, действительно в помощь с собой кого-нибудь возьмете?
– Не нужно, Тугал, мы справимся, – мотнул я отрицательно головой, хотя от его помощи, как и от помощи его друга Дагура, не отказался бы. Тот не столь высокий и здоровый – худощавый, но телом крепкий и жилистый, юркий, как харза. Отличный охотник и боец. – Будет там у нас что или не будет, еще неизвестно. Если все же кто заявится, то мы уже предупреждены и с братьями их из тайги просто не выпустим. Сам знаешь, что и как мы умеем.
Тот только хмыкнул одобрительно да кивнул, знает.
Как я ранее и говорил, женщины-старейшины со своими обязанностями по благополучию дауров отлично справлялись. Поселение разрасталось, богатело… но воинами мужчины не становились – просто отличные охотники, так как их старые охотники и воспитывали, передавая свои умения. И вот тут, увидев, как мы с братьями тренируемся, старики заинтересовались, посмотрели, что мы умеем, ну и отдали нам некоторую молодежь в обучение. Те же Арат с Лавкатом, Тугал с Дауром, Хаган, Солгор, Барлас, Арвай, Амгалан и Букур, близкие к нам по возрасту, тренировались вместе с нами, когда мы их поселение навещали. Все остальные же, как у них и принято, смотрели, что из всего этого получится и нужно ли это им. Так что да, пусть Тугал и сильнее нас физически, но вот тактически мы с братьями и его, и всех остальных на голову превосходим, так как умеем взаимодействовать друг с другом. За эти пять лет многому научились и уже без слов друг друга понимаем.
И не просто понимаем, а отработали это все в настоящих боестолкновениях. Гришка прирожденный воин, что и показал уже при первой нашей встрече, хунхуза завалив. Но и сейчас тренируется остервенело, чтобы другим казакам доказать, что он не хуже их. И пусть бою с шашкой он не обучен, но вот с ножами и без них, стрельбе и наездничеству он многих из них точно за пояс заткнет. Хрисан, златокудрый херувим, как его батюшка в церкви обозвал при крещении, самый спокойный из всех моих братьев, всегда вежливая улыбочка ну губах… С такой же улыбочкой он хунхузам глотки резал и дальше на следующих охотиться шел. Степан с Андрюхой – те в ножи бандитов еще не брали, зато в перестрелках участвовали и кровь людскую уже проливали. Это когда мы всяких-разных от наших земель отваживали, так что не только тренировались, но и практику в боевых условиях проходили.
Практику сдали на отлично, долгое время тишина стояла, и вот опять кто-то решил на крепость нас проверить.
– Кстати, – вспомнил я. – Как к нам придете, три ствола себе заберете, из новых трофеев.
Все оружие, что мы добывали, даурам отдавали. Не просто так, те всегда находили чем расплатиться. Так что у нас взаимовыгодный обмен: если оружие в хорошем состоянии было, они его себе оставляли, если же не очень, то они с китайскими контрабандистами активно торгуют, им лишние стволы спихивают. Я, кстати, через эти их связи тоже немало всего покупаю. Не все, только то, что у них дешевле можно приобрести, чем у наших купцов. Так что и эти новые трофеи, нам не нужные, даурам уйдут, а дальше они уже там сами решат, оставлять или продавать.
* * *Особо рассиживаться не стали, так как следующий день у нас напряженный предстоял. Еще немного поболтали и разбежались, мы с братьями и Лавкатом в сенник спать пошли, а Дашка в дом, есть у нее там свое место рядом с сестрой «жениха». Ну а утром, только-только горизонт светлеть стал, как нас разбудила мать Лавката.
– Мы проснулись! Спасибо, – откликнулся я, услышав, как она в сенник вошла и нас тихонько позвала. – Подъем!
Толкнув рядом спавшего Гришку, вскочил с рогожи, что поверх сена лежала, постель мне заменяя. Вышел из сарая и вздохнул полной грудью, раскинув руки в стороны, потягиваясь от души.
Хорошо-то как.
Встряхнулся и тут же принялся за разминку, к которой и братья с другом нашим присоединились. Разогнав кровь, упали на землю и десяток раз отжались, вскочили – десять раз присели, потом снова отжиматься, и так по кругу пять повторений.
Взбодрившись, пошли по пояс умываться к корыту с водой, а там и завтрак подоспел. Мать Лавката уже все приготовила и даже в дорогу нам перекусить собрала.
– Спасибо за все, тетя Сэсэгма, – поблагодарил я ее, положив ложку на стол и сыто вздыхая.
– Не за что, Егорка, – по-доброму улыбнувшись и взлохматив мне волосы, погладила она меня по голове.
Родители Лавката с моими тутошними дружили, вот и на нас всех это отношение перенесли. Любят нас в этом доме, как сыновей всегда встречают, ну и мы в ответ тоже как к родным к ним относимся.
Как будто за дверью ждал, только мы с завтраком закончили, в дом вошел дядька Тумур, отец Лавката, уже в дорогу собранный и с оружием в руках.
– Позавтракали? – окинул он нас быстрым взглядом. – Хорошо, – кивнул одобрительно. – Оюун уже на подходе.
Услышав это, мы тут же с лавок повскакивали, еще раз поблагодарили тетю Сэсэгму за приют, убрали приготовленный ею перекус в заплечные мешки, надели на себя пояса со снаряжением, попрощались, так как уже не увидимся, подхватили оружие и на улицу направились.
Как раз вовремя…
– Доброе утро, Оюун-гуай![2]
Стоило со двора выйти, как мы с ней и встретились у калитки.
– Доброе утро, Егорка! – улыбнулась она мне. – Мальчики.
Мальчики, в том числе и дядька Тумур, дружно улыбнулись в ответ и наперебой с ней поздоровались.
Очень красивая женщина эта внучка старейшины, которая вчера нас от ее дома и шуганула. И не только красивая – умная, хотя правильнее будет – разумная. Никто не сомневается, что придет время и она сама старейшиной станет. Сейчас же она наш «огород» и все с ним связанное курирует. Если в этом году все удачно сложится и мы соберем хороший урожай, то ей это деяние тоже зачтется, и она еще большим авторитетом пользоваться станет.
Под понимающим взглядом Оюун я огляделся по сторонам; есть еще одна красавица, ее, кстати, родственница, старшего брата дочка, которую я и вчера не увидел, и сегодня она не пришла, что странно. Но спрашивать не стал, ей только дай повод, а мне сейчас точно не до шуток.
Особо не задерживаясь, мы сразу направились к выходу из поселения, в сторону нашего огорода. К этому времени уже рассвело, скоро солнце над горизонтом покажется. Впереди всех дядька Тумур шагал, рядом с отцом Лавкат пристроился, вслед за ними, чуть отставая, мы Оюун и Дашкой шли, а вот братья мои расположились по бокам от нас – Степан с Андрюхой, Гришка с Хрисаном и Петром же тылы прикрывали. Такой вот ромб получился.
Оюун, глянув на это, только улыбнулась, но ничего не сказала, о другом заговорила:
– Вчера мы так и не поговорили, Егор! Хочу обрадовать, мы полностью отработали получение нити разной толщины.
Ну да, вчера я к ним зашел именно поздороваться, но сразу предупредил, что задерживаться в поселении у них не буду, и объяснил почему. Так что с делами предложил разбираться после нашего возвращения из Владивостока, как изначально и было запланировано. Но вот Оюун не выдержала и все же решила о делах поговорить, хотя, видимо, еще вчера это запланировала, не зря же предупредила, что сегодня с нами пойдет.
– Уже есть результаты с тканью…
Ничего ей не отвечая, я только вопросительно посмотрел на нее: к чему это она клонит и к чему эти непонятные паузы?
– Егорка, ты просто не понимаешь, – правильно истолковав мой взгляд, глубоко вздохнув, чуть улыбнулась она, покачивая головой. – Если ткань из ихицы – обычная. Пусть она и хорошего качества получается, получше многих нам известных, но все же она обычная. То вот икскацин, – легко она выговорила название растения моего мира, при этом по губам у нее скользнула мечтательная улыбка, а глаза затянуло поволокой, – икскацин – это что-то невероятное. Когда ты только вступаешь в пору юношества и начинаешь делаешь робкие попытки в налаживании связей с вдруг заинтересовавшим тебя противоположным полом… И вот дева юная дотрагивается до твоего лица своей нежной ладошкой… Некоторые не деву, это откровения моего брата, выпытанные мной у него, а мать из детства вспоминают, ее прикосновения. Но то неважно, главное, именно такие ощущения и вызывает касание этой ткани к коже. Соприкоснувшись с ней, ты уже не сможешь по своей воле от нее отказаться. Другая, даже самая лучшая ткань – это дерюга по сравнению с ней. И тут уже неважно, кто ты, с грубой кожей крестьянин или пресыщенный разными излишествами дворянин. Не говорю уже про женщин с их нежной кожей. Факт в том, что, раз ощутив на себе эту нашу ткань, начинаешь понимать, что такое настоящий комфорт.
Слушая ее, я все шире и шире открывал в удивлении глаза. Если наша разумница так заволновалась, рассказывая про икскацин… А ведь я предупреждал, что это очень дорогая ткань получится, но, видимо, они только сейчас, когда в руках ее пощупали, осознали это. Представляю, какой ажиотаж поднимется, когда мы ее в продажу пустим.
– И в этом проблема, – заговорила она уже серьезно, отбросив в сторону всю недавнюю мечтательность. – Это очень дорогая и необычная ткань, Егор! Ты хоть представляешь, что начнется, когда мы ее продать попробуем?
«То, что ажиотаж начнется, – это я уже понял, но вот что дальше будет, об этом я как-то не подумал», – честно признался сам себе, взглянув на ситуацию под другим углом.
В моем прошлом мире это была известная ткань: пусть дорогая, но вполне доступная. Здесь же, выпуская ее на рынок, мы рискуем крупно подставиться. Ведь за нами нет никакой силы, способной защитить, когда многочисленные охотники до сверхприбылей рванут искать производителя.
– Вижу, понял, – снова улыбнулась она. – Если даже наши женщины чуть не передрались, когда с первой полученной тканью из икскацина обнимались, то что говорить об остальных людях?
«Вот это новость, – посмотрел я на нее удивленно. – И ведь никто и слова не сказал что мне, что братьям с сестрой, судя и по ее удивленному от услышанного взгляду».
Нет, я замечал, что на нас чаще обычного искоса посматривают, но как-то не придал этому значения, да и голова немного другим забита была. А тут вон оно что…
«Чуть не передрались?» – хмыкнул я про себя и заинтересованно-насмешливо посмотрел на Оюун.
– Да, Егор, я тоже женщина, – правильно поняла она мой взгляд, снова улыбнувшись мечтательно-предвкушающе. – И мне тоже, да и не только мне, – с лукавым прищуром посмотрела она на меня, но я на провокацию не поддался, – очень понравились ощущения, даруемые икскацином. Так что… ты не передумал, полученный результат делим поровну?
– Да! – ответил я, ни на секунду не задумываясь. – Прибыль от ткани поровну. Только продавать ее пока не спешите, есть у меня один контакт, может, получится безопасно для всех нас через него сбыт наладить.
– Хорошо, Егор! Мы и не думали ее продавать: пока всех наших женщин одеждой не обеспечим, и лоскута из нашей половины на продажу не пойдет.
– Не вопрос, – сразу же согласился я с ней.
Дауры вполне себе на самообеспечении по основным жизненно важным вопросам. С продуктами в этом году мы тоже частично нужды закроем, в дальнейшем еще и продавать излишки начнем. Во всяком случае, я на это надеюсь. Так что могут себе позволить хоть с ног до головы обмотаться икскацином. Меня же больше ткань из ихицы интересует. Все же икскацин – в основном для нижней одежды, хоть и для верхней тоже подойдет. Но для моих нужд именно ихица требуется. Так как я давно уже мечтаю нормальную одежду себе из нее пошить, а не то, в чем сейчас приходится ходить.
– И еще, раз вы уже начали ткань прясть, то мне нужны будут образцы разных цветов и толщины, чтобы было что предъявить знакомому купцу. Если успеете наделать, то с Дарьей передашь, когда они с Петром домой возвращаться будут.
– Хорошо, – согласно кивнула Оюун. – Образцы будут, так как наши женщины отложили в сторону шелковые и хлопчатобумажные нити и все усилия бросили именно на икскацин.
– Вы про ихицу не забывайте.
– Помним! Будет тебе и твоим братьям ткань на одежду, Егор.
Дальнейший путь прошел в молчании, хоть он не столь и долог был. Вскоре мы вышли к нашему «огороду», который располагался в распадке между двух сопок.
Глава 5
При виде «огорода» меня в который уже раз гордость обуяла, все же это результат моего немалого труда по выведению нужных семян, и в то же время это залог нашего успешного сытого будущего. Ну и что особенно глаз радует, это частичка моего родного навсегда утерянного мира. Всем своим видом эта растительность тут сильно отличается от окружающей ее дальневосточной тайги.
Прямо райское место.
Только вот как вспомню, сколько труда ушло на то, чтобы расширить наш первоначальный экспериментально малый огородик, так до сих пор вздрагиваю. Одно хорошо, помощников хватало, и мы за один год тут убрали корни от спиленных деревьев, землю вспахали и ихицей засеяли, а потом и срубили ее, пустив на перегной. Так что в этом году все уже в подготовленную почву сажалось, оттого и урожай невероятно хороший.
В самом начале распадка и нашего еще экспериментального «огорода» два десятка масличных деревьев растут. С виду неказистые: клиновидные стволы за три года на два с половиной метра выросли, с небольшим количеством толстых веток, из которых множество более тонких образуется. На них темно-зеленого цвета коробчатые, четырехгранной формы, плоды висят, крупные и вытянутые книзу, чуть побольше каштана в скорлупе размером. Как поспевают, они еще больше темнеют, и кожура коробочек начинает трескаться от распирающего их изнутри масла. Внутри самих коробочек семечки размером с фалангу пальца находятся, вот они масло и выделяют.
Сразу за масличными деревьями растет думис. Очень ветвистое растение, дает значительное количество длинных плетей, стелящихся по земле. Внешне на кабачок похож, только размеры несопоставимые – крупные водянистые плоды ярко-желтого цвета, десять – пятнадцать, а иногда и двадцать килограммов весом. Ну и само собой это никакие не кабачки, это хлебные плоды. Их перетереть нужно, или просто мелко изрубить и под пресс пустить. Получившийся сок в емкость слить и отстаиваться оставить. За сутки он отстоится, выпадет желтоватый осадок, который вдобавок еще и крепкой коркой покроется. Вот это и есть мука, причем высшего сорта, при неповрежденной «скорлупе» неограниченно долго храниться может. И никаких тебе пшеничных полей. Тем более не надо ждать и волноваться: побьет морозом, градом, вызреет пшеница или нет, получится вовремя собрать или нет. Тут в начале июля как начинает, так до самой поздней осени и плодоносит, только и успевай собирать. С одной ветви за удачный сезон до тридцати «кабачков» взять можно; из одного «кабачка» – в среднем пять килограммов муки выходит. Так что легко считается, сколько нужно посадить, чтобы нужный и гарантированный урожай получить.
За думисом барбус рос, по вкусу один в один местная картошка, только размерами и различается. Местная мелкая, а мой барбус до трехсот граммов один клубень вырастает, вообще же тридцать – сорок, крупных сверху, поменьше книзу, выходит с одной посадки. Ну и внешне ботва отличается: не кустом растет, а одним толстым невысоким «деревцем» с прямым глубоким корнем, по сторонам от которого плоды и вырастают. Сажается барбус тоже не так, как картошка – «деревце» когда вырастает, начинает цвести мелкими фиолетовыми цветами, а потом и семена кругленькие появляются. Вот эти семена – с ростка от десяти и больше штук получают – и сажают потом в землю, а не плоды, как картошку.
Злак арджун растет в виде невысокого, по грудь человеку, но широкого куста, цветет «сережками», листьев не видно, столько цвета. Потом эти сережки в коробочки превращаются, внутри которых арджун и созревает. В среднем с одного куста до тридцати килограммов питательной крупы можно получить, так что тоже легко подсчитать, сколько этих самых кустов посадить нужно. И сажать заранее, так как плодоносит он только на второй год, что мы и сделали, посадили семена еще до начала избавления поля от корней деревьев в прошлом году.
За арджуном авчиха росла – бобовое растение. Толстые прямые стебли до полутора метров в высоту. Сажают их по пять стеблей прямоугольником с одним в центре, тогда они поддерживают друг друга, переплетаясь усиками, не дают сломаться и к земле склониться. Сажают авчиху длинными рядами, плодоносит она рясно, весь ствол облеплен саблевидными стручками до двадцати сантиметров длиной. Вкусно, питательно, урожаи обильные – вот и все, что о ней можно сказать. Ну еще разве что едят ее и молочную, вместе со стручками, и просто бобами, когда они окончательно созревают.
Практически в конце распадка растет то, о чем мы с Оюун говорили – кусты икскацина. Огромные, до шести метров в обхвате, растут они непрерывно до первых заморозков, как и цветут. Листья что лопухи, немалых размеров, мясистые, цветки тоже крупные, распускаются из бутона таким себе своеобразным фигурным фужером с пестиком и тычинками внутри.
И что самое интересное, так это разноцветие на одном кусте.
Тут тебе и белый, светло-золотистый, желтый и бежевый цвет, светло и темно-коричневый, фиолетовый и сиреневый, красный и бордовый, синий и зеленый. Глаз радуется, глядя на это великолепие.
Ну а теперь главное: ткань икскацина делается из этих самых цветков, так как они по структуре на слегка спрессованный нежнейший пух похожи. И хотя икскацин изначально радует разнообразием цветовой гаммы, его еще и перекрашивать легко можно. Но если цветок в солевом растворе обработать, то натуральный цвет закрепится окончательно, и его уже не изменить.
В самом конце распадка ихица растет, которой уж точно в наших краях не место, так как это пальма. До пяти метров ствол и огромные листья до середины этого ствола, сверху свисающие. Растет ихица невероятно быстро, если не ждать полного созревания, то за сезон можно два раза ее вырастить. Правда, не пятиметровые, меньшего роста пальмы будут. Многофункциональное растение (как и еще некоторые из ранее перечисленных): тут тебе и быстрогниющие стволы для перегноя, и волокнистые листья для изготовления ниток, и вкуснейшие орехи, огромными гроздьями свисающие вдоль стволов с верха и чуть ли не до самой земли. Только орехам вызреть надо, так что для их заготовки стволы не срубаются, с весны и до конца лета растут.
Теперь же почему ихицу еще и железностволом называют. В моем прошлом мире, по сравнению с Землей, недра не настолько богатые были. Ну а так как спрос был и немалый, маги и придумали различные растения, способные содержимое этих самых недр заменить. Древесина ихицы, если ее в масле «масличных деревьев» выдержать, конечно, не на сталь оружейную похожа, но некоторые свойства металла приобретает и во многих изделиях его заменяет. Плюс в том, что древесина эта очень легкая, и пусть срок эксплуатации несопоставим с настоящим железом, пользовалась просто невероятным спросом, так как пальмы растут быстро, и самое главное, изделия из них очень дешевы.
Весь этот наш «огород» обнесен забором (столб и две перекладины) из тонких стволов деревьев, который служит направляющими для роста калпаны – лианы. Она мной выведена и посажена для защиты наших растений от животных, так как вооружена длинными пустотелыми и очень острыми шипами. Которые легко протыкают любой толщины кожу, при этом из мешочка, расположенного в корне шипа, впрыскивается сок. Он не жалит, от него прокол и место рядом с ним быстро и сильно немеет. Если бы было больно, животные бы злились, в безумную ярость впадая, а вот онемение их до ужаса пугает, так что второй раз они сюда уже редко наведываются. А наведаться хочется, так как калпана просто невероятно притягательно цветет и плодоносит. Аромат, что от одного, что потом от другого, просто умопомрачительный, особенно для всяких сладкоежек. Ягоды, на крупные виноградинки похожие, сладчайшие, с теплым послевкусием, но на лиане они держатся крепко. Начнешь срывать, обязательно ужалит шипом, вот такая она вероломная.
Но не только этим она ценна: калпана – это и природное безопасное для организма обезболивающее, а не только охранник, ну и ягоды, и просто кушать, если сорвать их сумел, а когда они полностью высыхают, их в порошок перетирают и вместо приправы используют. Так как, высыхая, эти ягоды теряют запах и очень горькими становятся. Как специя к мясу и авчихе, да и к другим острым блюдам просто замечательно подходит.
Есть у меня в «арсенале» еще множество растений, которыми я собирался свой остров засадить, но в данный момент они просто не нужны. Так что я, кроме одного водоноса и тройки мыльных деревьев, их еще и клейными называют, которые у нас рядом с хутором в тайге самыми первыми высажены, даже в виде семян ничего больше не заготавливал. Нужны будут, тогда и преобразую их, а сейчас мне и так есть куда силы тратить.
* * *По-быстрому пробежавшись и осмотрев все наши посадки, я остался полностью удовлетворен увиденным. В том числе и масличными деревьями, урожай которых действительно раньше намеченного срока поспел. И это значит, что и планы наши раньше начнут осуществляться.
– Петь, – обратился к младшему братишке. – Если у тебя все удачно получится, то деда с бабушкой мы не на следующий год сюда приведем, а уже в этом. Они еще успеют своими глазами увидеть всю красоту нашего труда.
Не только я, но и все остальные внимательным взглядом осмотрели раскинувшийся перед нами «огород». Труда не только нашего, но и дауров в него вложено немало, поэтому и пятьдесят на пятьдесят по ценной ткани у нас договоренность. Ну и по продуктам легко решили: нам на хутор лишнего не надо, так что легко все поделили. Все равно это пока только эксперимент, который очень удачно заканчивается. Вон как у Оюун глазки довольно блестят. Так что в следующем году таких огородов несколько будет, в этом я уверен. И надеюсь, что недостатка продуктов с этого года и у них, и у нас больше никогда не случится.
– Сделаю, – уверенно кинул Петро.
Верю. Если кто и сделает, то точно он.
– Даш…
– Да помогу я, помогу, – подала все же голос, обиженная.
Со вчерашнего дня, как отказал ей с нами идти, дулась на меня. И сегодня, сколько рядом шла, слова не сказала, только слушала, о чем мы с Оюун разговаривали.
– Вы только там аккуратней… – прижалась она ко мне, когда мы прощаться стали.
Вот же ж, совсем от нее не ожидал: голову на груди у меня спрятала и хлюпнула носиком тихонько. Видимо, взрослеет, чересчур чувствительная становится. Раньше эта егоза, так дед наш ее называет, тоже переживала, но никогда не плакала. А тут на тебе.
– Мы всегда аккуратны, ты же знаешь, – погладил я ее по голове. – Ну будет тебе, не о чем пока волноваться. Отпускай меня.
– Бука, – буркнула она, отлепляясь от меня.
Глазки покраснели, слезы на ресницах висят. С братьями еще обнялась и под боком у Оюун замерла, та ее обняла и к себе притянула. Обе смотрели…
– Снаряжение проверьте, – велел я братьям. – И обувку.
Ну и сам тоже поправил заплечный мешок, ремень с подсумками на поясе, оружейный ремень на шею накинул, винтовку же в руки взял, так удобней бежать будет. С обувью у меня все в порядке, хотя не зря напомнил, Степан вон шустро сапог скинул и принялся портянку перематывать.
Улыбнулся девчатам, кивнул Петру, смотрящему на нас завидущими глазами Лавкату, серьезному дядьке Тумуру, и…
– Бегом, – скомандовал я.
Не только скомандовал, но и первый побежал. Всегда первый иду, так как в тайге я лучше всех себя чувствую. Да и братья до начала наших с ними тренировок совсем не лесовиками были. Кроме Гришки, тот уже кое-что умел, его батька со старшим братом обучали с сопливого детства, и Хрисана, тот из бывших дворовых крестьян, там же кое-чему и нахватавшийся. Его семью после смерти хозяина хозяйка самолично на Дальний Восток спровадила, и я, кажется, даже догадываюсь почему. Остальные же обычные крестьяне, труженики полей, но на нормальной сытой пище еще теми кабанами растут.
Самое же главное, почему первый всегда иду, так я конкретно на меня направленные взгляды хорошо ощущаю. Еще с прошлого мира эта чувствительность на приличном уровне у меня развита была, не раз в вылазках спасала. Вторым по чувствительности у нас не одаренный Хрисан, а Гришка был. Пусть до меня ему еще далеко, но вот если на него кто вылупится и долго смотрит, то он точно это чувствовал. Хрисан же – тот через раз, а то и два-три мог что-то ощутить. Остальные братья вообще дубовые в этом отношении. Но то не страшно, научатся еще, мы тренировки никогда не прекращаем. Даже дома, когда один из братьев занимается чем-то, полностью погруженный в работу, другой специально начинает на него пялиться, взгляда не отводя. И если тот, на кого смотрят, заволновался, головой завертел, значит, хорошо продвигается развитие чувствительности.
