Легенда о капитане Бероевой

– Трудно сказать, – Джордан пожал плечами, – но, похоже, что так.

– Ну вот, я же говорил, что мы столкнулись не с Гомо Сапиенс, – сумничал специальный агент, не сумевший удержать при себе личное мнение, – а здесь водится какая-то неизвестная живность, ранее невиданная, но ужасно полюбившая человечину.

– Допустим, – сильнее заморгала прекрасная сыщица, – но у меня назревает вопрос: является ли представленная конечность телесной частью одного из четырёх трупов, что находятся в зимовочном морозильнике?

– Судя по нательной одежде и имеющемуся строению – однозначное нет, – сделал авторитетное заключение вдумчивый врач, – оставшийся рукав является частью специальной куртки, какую носил пропавший Картонкин, все же остальные убитые одевались в другие вещи.

– Таким образом, – предположила Оксана, останавливая кокетливую игру, – мы приходим к очевидному выводу, что обнаруженная рука являет прямую принадлежность к пропавшему электрику-технику – правильно ли я понимаю?

– Определённо, – согласился американский доктор, положив начинавшую оттаивать человеческую конечность на хирургическую поверхность.

– Значит, можно с полной уверенностью сказать, – продолжала допытываться любопытная девушка, – что Ивана в живых мы более не увидим?

– Без сомнения, – констатировал медицинский специалист, – даже имея всего единственное ранение, у него навряд ли бы получилось остановить артериальное кровотечение; да и время, проведенное на стылом морозе – а он отсутствует уже практически целые сутки – не сказалось бы благоприятно на повышенную жизнеспособность.

– Слышишь, Джонни, – обратилась Бероева к молчаливому спец-агенту, не позабыв состроить недовольную мину, – Картонкина смело можно исключить из списка живых, а заодно и подозреваемых. Мы опять вернулись в самое начало следственного пути и ни на шаг не сдвинулись с места.

– Что же нам делать? – поинтересовался американский агент, скрещивая на груди обе руки́.

– Искать, пытаясь происходящим злодействам найти подлинную разгадку, а по возможности шевелить и собственными мозгами, – твердо заявила решительная брюнетка, а взглянув на оттаявшую конечность, обратилась к Джордану распорядительным тоном, не терпевшим никаких возражений: – Уберите её в остужающий отсек, Док, а то она уже начинает изрядно попахивать. Что касается нас? Мы оставляем Вас вместе со всеми хладными трупами, а сами отправляемся расследовать дальше.

Едва договорив, она направилась к выходу и увлекла за собой податливого О’Нила. Как только они оказались в пустом коридоре, штатовский коллега снова попробовал наладить отношения более близкие, нежели просто рабочие.

– Ксюша, – произнёс он вкрадчивым голосом, – скажи, а у тебя постоянный поклонник есть… там, на Большой земле? То несомненное мнение, что ты пока не замужем, – его я могу высказать с полной уверенностью, ведь у тебя, я заметил, нет на безымянном пальце кольца, ни обручального, ни какого-либо другого.

– Интересно, Джонни, – усмехнулась чернявая девушка, нечто подобное ожидавшая и неоднократно замечавшая, как впечатлённый американец периодически «пожирает» ее похотливым, масленым взором, – а у вас, в Америке, все такие прямые? Вы что, разве за незнакомыми женщинами совсем не ухаживаете, а сразу тащите их в блудливое ложе?

– В принципе, да, а что здесь особо странного? – без тени смущения, произнёс бессовестный ухажёр, оказавшийся не только упрямым, но ещё и настойчивым. – Если встречаются две разнополые личности, имеющие схожие интересы, равные по социальному статусу и не лишенные внешней привлекательности – почему бы им не узнать друг друга поближе? В конце концов, а вдруг из скорых отношений получится нечто продолжительное и более интересное?

– Например? – удивилась молодая красавица беспардонной наглости новоиспеченного воздыхателя.

– Создание крепкой семьи, – с несокрушимым видом отвечал самоуверенный фэбээровец. – Что же тут необычного?! В Америке многие люди, излишне занятые на службе, заключают быстрые браки.

– Но не в России! – оборвала очаровательная прелестница превратную речь, для приличия гневно стрельнув прекрасными глазками. – У нас сначала пламенным сердцем необходимо прочувствовать, что другой человек тебе близок; только потом мы переходим к романтическим отношениям – чего уж говорить про интимные связи? К чему это я? Ах, да! Для распутного занятия откровенной проституцией существуют определенные слои населения, отличающиеся явно заниженным чувством социальной ответственности. Я понимаю, на полярной станции с ними существенная проблема, но, поверь, лично у меня не возникает никакого желания вдруг взять да и сделаться им подобной.

– Очень жаль, что ты поняла моё искреннее предложение настолько превратно, – впервые за весь период беседы непроизвольно смутился О’Нил. – Ты действительно мне очень понравилась; я просто безвольно теряюсь, когда оказываюсь рядом с тобой.

Сказанные слова не лишались относительной истины: расценивая Бероеву, как плотский предмет, состоящий из низменных вожделений (а ещё и наивно уверившись, что она и сама от него без ума), он неожиданно настолько запал на привлекательную красавицу, что непременно хотел добиться обхождения более нежного, чем вынужденное, простое сотрудничество. Однако, как уже сказано, та быстро осадила слишком рьяного ухажёра и «с бескрайних небес возвратила на грешную землю». «Да-а?.. Не так-то уж ты и наивна», – рассуждал специальный агент, когда они расходились по занимаемым комнатушкам, чтобы перед приближавшимся обедом немножечко отдохнуть, а заодно и собраться с насущными мыслями.

Весь остаток дня прошёл в глубокомысленных размышлениях и детальной разработке оперативной стратегии (на тот случай, если придёт отрицательный ответ, не допускающий проведение общей эвакуации). Постепенно Оксана уверилась, что в любом случае она непременно должна побывать в таинственном месте, где несговорчивые учёные проводят загадочные исследования; в сложившемся мнении гораздо сильнее укрепил очередной, произошедший на станции, трагический случай… В половине седьмого вечера явилась научная часть личного состава полярной зимовки; но прибыли они (как не покажется странным?) только втроём. Бероева как раз бесцельно слонялась по узеньким коридорам, пытаясь мысленно разрешить запутанную задачку, когда с улицы ввалились всего-навсего трое исследователей, крайне озабоченных и явно чем-то напуганных.

– Эй, а где ваш четвертый? – попыталась разузнать российская сыщица. – На ненастной улице, что ли, замёрз?

Удручённые естествоиспытатели предпочли тупое молчание, отводя пристыженные глаза и не желая встречаться с проницательным взглядом непревзойденной сотрудницы.

– Итак, я что-то не поняла? – спросила Бероева, придавая распрекрасному личику гневное выражение. – Это что за идиотские игры «в молчанку»? Я так понимаю, у нас ещё один пропавший генетик – не так ли? Я вижу, кровожадному «зверюге» сильно понравилась российская «человечинка», которую он стал предпочитать гораздо больше американской, хм? – она не смогла удержаться от недовольной ухмылки.

Опытная оперативница безошибочно выяснила, что в фактическом наличии находятся все, кроме одного, доцента Владимира Григоровича. «Сначала Попов, затем он, а ещё и трое из гражданской обслуги… Если так пойдёт и дальше, я скоро останусь с единственным Джонни», – словно жаркая молния, пронеслась неприятная, тоскливая мысль, а следом непроизвольно сжалось похолодевшее сердце. Вслух, оставляя эмоции непостижными, лицо же непроницаемым, Оксана заметила:

– Значит, так… сейчас идите быстренько раздеваться, а потом незамедлительный общенаучный сбор, планируемый в зале для совещаний, – респект?

– Да, – нехотя, но дружно подтвердили учёные полную готовность исполнить категоричное указание, поступившее от московской оперативницы.

Деловая брюнетка крикнула Джонни, и они вдвоем отправились дожидаться, когда соберутся основные участники немногочисленного собрания. Через пятнадцать минут явился весь научный состав. Едва они расселись, председательствующая (коей сама себя утвердила Бероева) с интересом спросила:

– Ну-с, уважаемая профессура, и в какой же, стесняюсь спросить, глубокой заднице остался наш уважаемый доцент Григорович? Он что, не выдержал вашей совместной давки и, обиженный, «спёкся»? Или же случилось нечто иное? Тогда меня очень заинтересует, что именно? Хочу вас сразу заверить, что тут нет никакой государственной тайны, а значит, вы обязаны отвечать – чисто! – сердечно, – и снова она язвительно ёрничала, – и одну только голую правду. Предупреждаю: я наделена особыми полномочиями и могу арестовать любого, даже самого главного, а следом посадить его в невольничью «казематку» – это понятно?

В знак согласия все молча покивали понурыми головами. Выждав небольшую паузу и убедившись, что все ее прекрасно поняли, Оксана продолжила:

– Начнём с Вас, мистер Рамирес. Итак, что Вы конкретно можете пояснить по факту исчезновения Вашего прямого коллеги?

– Всё было вроде, как и обычно, – начал американский генетик, вздохнув тяжело, словно в последний раз в жизни, – мы работали, выполняя возложенные обязанности… Отвлекаясь, сразу же поясню, что мы не всегда находимся вместе, а периодически возникает насущная потребность кому-нибудь отдаляться. В точности так же случилось сейчас: за час до окончания сегодняшней смены Владимиру понадобилось отойти по собственной надобности. Он ушёл и больше не возвращался.

– То есть? – удивилась сотрудница уголовного розыска. – И вы не стали его искать? Вам ведь, наверное, приходится отходить в одно и тоже общее место – или каждый предпочитает своё?

– Конечно же, мы его поискали, – настаивал Джеймс, придав стыдливой гримасе ещё и недовольный оттенок, – мы обыскали всё, что смогли осмотреть, но его зримое присутствие обнаружено так и не было. Как, вероятно, известно, порученные научные труды мы спускаемся осуществлять в ледяную толщу самой северной точки планеты. Неудивительно, что в мерзопакостную погоду основной вход, ведущий в исследовательский туннель периодически заметает толстым покровом густого полярного снега. Чтобы нас не запорошило, Григорович отправился его расчищать. Нетрудно догадаться, указанные предосторожности необходимы, чтобы у нас всегда оставался свободный проход, а заодно уменьшалось количество снежного навала, которое необходимо будет откидывать завтра, – работа работой, но и от подготовительных мероприятий, в силу высокой серьёзности основного дела, отлынивать мы не можем.

– Значит, вы и завтра собираетесь в ту гиблую местность отправиться? – изумилась Оксана, недоверчиво сощурившись и одарив научного сотрудника пронзительным взглядом; она немного подумала, а затем обратилась к безынициативному американскому представителю: – А ты, Джонни, чего молчишь? Хоть ты объясни любезным сеньорам, что на них открыта настоящая «северная охота» и что кто-то из них обязательно будет следующим.

– У меня нет достаточных полномочий, – серьёзно промолвил О’Нил, не изменившись в бесстрастном лице, – я не могу лезть в научные исследования, и, думаю, у тебя, Ксюша, поручения полностью идентичные.

– Не знаю, как там, у вас, в Америке, но у меня существует только одна, единственная, инструкция, – самозабвенно воскликнула российская сыщица, – это закон «О полиции», где чётко и ясно прописано, что я – как бы кому не хотелось? – непосредственным долгом обязана защищать жизнь и здоровье граждан, а все остальные инсинуации оставлять на потом. К чему я веду? В последующем категорически запрещается неохраняемое проведение научных исследований, уже не просто опасных, а становящихся ещё и убийственными! Если что-то кому-то не нравится, – намекала она на чрезвычайно скрытных ученных, – то пусть берут меня вместе с собой, чтобы я лично смогла обеспечивать надёжную выездную охрану. И вообще, я жду из координационного центра скорого подтверждения, дающего специальное разрешение на срочное проведение всеобщей эвакуации. Исходя из изложенного, возьмусь заметить – пришла пора поспешно сворачиваться. Почему? Как только позволят погодные условия, за нами незамедлительно направят транспортный самолет. Надеюсь, я ясно толкую? – сказала она резко, а не получив утвердительного ответа, продолжила не менее твёрдо: – Тогда вернёмся к загадочному исчезновению доцента-генетика, где мы остановились, когда он пошёл расчищать заваленный вход. Что, спрашивается, было дальше? Продолжайте, мистер Рамирес.

– Выходя из ледовой толщи, – воспользовался главный профессор предложенной возможностью и продолжил прерванное повествование, – мы обнаружили, что наш российский коллега отсутствует.

– Но что-нибудь, скорее всего, осталось: вероятные следы борьбы, может быть, свежая кровь? Был ли расчищен снег? – по сложившейся привычке неугомонная оперативница засыпа́ла Джеймса каверзными вопросами.

– Нет, не виделось ничего постороннего, – отвечал научный сотрудник, – если и были какие следы, то их, вероятно, запорошило обильным снегом, которого было навалено столько, что мы еле-еле отгребли пригодную дорогу на выход.

– Так, а с утра? – прервала его Оксана, сверлящим взглядом стараясь заглянуть в непостижимую, скрытную душу.

– Что?.. – не понял ученый генетик, изображая крайнее удивление.

– Вход был также завален? Или же меньше?.. А может, больше?

– Картина являлась аналогичной, – проговорил осторожный исследователь, чуть стушевавшись, что тоже не ускользнуло от остроглазой оперативницы.

Сверх прочего, не осталось незамеченным и некое безотчётное ошеломление, что неприятной волной пробежало по мрачноватому лицу профессора геологии. «Американский хлыщ что-то явно недоговаривает? Надо обязательно, причём непременно отдельно ото всех остальных участников, попытать последнего, оставшегося в живых, россиянина», – размышляла Бероева, мысленно анализируя увиденную неоднозначную мимику.

– Что ж, тогда всё понятно, что снова ничего не понятно, – сотрудница МУРа решила заканчивать, – все могут идти отдыхать.

Она даже не стала удерживать Джонни, чтобы спросить его профессионального мнения (во время последнего монолога бдительная сыщица чётко определила занимаемую им основную позицию); для себя же она твёрдо решила, что ей позарез необходимо пообщаться с российским геологом, и обязательно без лишних свидетелей.