Скиталец. Хромой Бог

– Хорошо, Очень хорошо. Все просто замечательно. – Павел Павлович взял себя в руки. – Ну, что, коллеги, на лицо прогресс. Успехи нашей медицины. Идемте. И он вышел из палаты, уводя за собой коллег.

– Константин, я ничего не пойму. Что здесь происходит? Вы можете объяснить? – Спрашивал Павел Павлович на ходу.

– Павел Павлович, нет. Объяснений у меня нет. – Константин разводил руками. Ничего подобного в своей практике он не встречал. Не мог припомнить и сообщений в научных журналах.

– Идем ко мне. – Павел Павлович полагал, что там, в тиши кабинета, ему удастся найти решение.

Они закрылись в кабинете. А молва на быстрых ногах медсестры побежала по отделению.

Главный врач сел в кресло за своим столом. Отодвинул в сторону истории болезней. Картина болезни и лечение пациентов из тринадцатой палаты были ему хорошо знакомы. Сколько раз он пытался найти выход из страшной ситуации с этими молодыми ребятами. Все без толку.

– Я не знаю, Костя, что произошло. Я не видел ни одного случая, что бы гангрена на такой стадии отступала. Сама собой. С параличом еще можно притянуть объяснения. Нервные окончания восстановились. Не сразу реакция на хирургическое вмешательство последовала. От лукавого речи такие. Два случая одновременно в одной палате. Это перебор. Как объяснить?

– Ни как, Павел Павлович. – Константин тер лоб рукой, словно это могло ему помочь.

– Кто он? О чем проговорился Алексей? Кто мог зайти в палату? – Он видел, ребята чего-то не договаривают.

– Я вечером делал обход. Все было, как обычно. Ничего подозрительного. Никаких чудес. – В голову не приходила даже самая неправдоподобная версия случившегося.

– Свободен. Дай я подумаю. Может, какая мысль придет. Ты подумай, может, что вспомнишь. – Павел Павлович задумался.

То, что произошло, могло произойти только ночью. Посещения запрещены. Кто ночью мог проникнуть в палату? Медсестра. Санитарка. Это…. Это же был он! Конечно, на этом этаже один медбрат. Ведь Алексей сказал «он», а не она. Мужчина. Новенький. На костыле, хромой. Других больше не было. Роман. До него подобное не происходило. Это с ним связано? Павел Павлович соскочил и направился в комнату Романа.

Роман утром, ровно в восемь часов, оставил пост возле дежурной медсестры и отправился в свою келью. Умылся холодной водой. Вскипятил кофе, достал с вечера принесенные бутерброды. Решил перекусить.

Что ни говори, древний бог, а жрать охота. Кто-то солнечным ветром питается. А ему хлеба с колбаской и сыром подавай. Боги тоже жаждут. А его божество, живот, особенно. Горячий ароматный кофе и бутерброды. Было от чего подняться настроению. Не плохо бы и подремать, но надо работать. Дверь его кельи распахнулась, и через порог влетел Павел Павлович.

– Павел Павлович? – Роман отодвинул чашку с кофе, бутерброд положил на чистый лист бумаги.

– Роман, это что?! – Главврач хотел немедленно получить ответ на самый главный сейчас вопрос.

– Это бутерброд. Крошки от бутерброда. Я сейчас приберу. – Вот, начал трудовую деятельность с нарушения. Есть обеденный перерыв, есть буфет внизу. Надо будет исправляться.

– Объясни, что это? – Врач сел на стул напротив медбрата. Смотрел на того, как следователь на подозреваемого. Нет, как на преступника. Вина казалась очевидной.

– Где, Павел Павлович? – Роман немного растерялся.

– Я тебя спрашиваю про тринадцатую палату. – Павел Павлович пытался объяснить, о чем речь.

– А чего там? Я заходил, судно больному подал. Все было в порядке. – Роман понял, расплата неминуема. Но признаваться не хотел.

– Я спрашиваю про больных. – Павел уточнял свой вопрос.

– А с ними что? – Роман делал вид, что ничего не понимает. Признаваться ему не в чем. Кто съел вишневое варенье? Так это кот, забежал случайно и съел.

– Что?! Анатолий, у него гангрена. Отступила. – Павел Павлович испытующе смотрит на своего собеседника.

– Ну, так, поделом этой самой гангрене. – Роман пожал плечами. Какое отношение ко всему этому имеет он?

– Алексей. У него паралич прошел. Что ты можешь сказать по этому поводу?

– Не могу знать. Нам не по чинам. Я не врач. – Полное непонимание.

– Не прикидывайся. Ромка, говори! – Павел Павлович начинал гневаться.

– Чего говорить? – Медбрат пытался держаться прежней тактики.

– Что ты там делал? – Настаивал главврач.

– Я и говорю, судно больному дал. Спросил, может воды или еще чего. – Не пойман, не вор. Сознаваться ему не в чем.

– Не крути! Роман, Алексей, у которого паралич, от неожиданности, что чувствительность к ногам вернулась, выкрикнул: он правду сказал. Тут только одно объяснение, что ты был прав. Именно о тебе он говорил.

– Почему я был прав? Он так и сказал?

– Дословно: он сказал правду. За это время мужчина к ним заходил один. Он! Понимаешь, он. И это был ты. Только ты мог им что-то сказать. – Павел Павлович полагал, теперь Роману не отвертеться.

– Может и сказал. Подбодрить хотел. Не расстраивайтесь. Выздоровеете. Все пройдет. Медицина у нас на высоте. – Тщетная попытка. Роман понимал, придется в чем-то призаться.

– Роман, не издевайся надо мной. Просто сказал, а они тотчас выздоровели. Добрым словом вылечил. За кого ты меня держишь? Что ты с ними сделал?!

– Я сказал, что я Роман-шаман. Немного покамлаю, и у них все будет в порядке. Массаж сделал тому и другому. Ничего больше. – Роман оправдывался. Все очень просто.

– Роман, просто массаж? Ты отдаешь себе отчет, это переворот в медицине.

– Я никого не переворачивал. Клянусь, не переворачивал. – Если прикинуться идиотом, все уладится.

– Медицину переворачивал. Тьфу! – Доктор уже сам запутался.

– Я не хотел ее переворачивать. Лежала себе и пусть лежит.

– Объясни сейчас же, как ты это сделал. – Нет, он добьется правды.

– Павел Павлович, а вы кофе хотите? – Если перевести разговор на другую тему все само собой уляжется.

– Отстань со своим кофе! Говори! – Павел Павлович вскочил, навис над Романом.

– Я вам чашечку кофе налью. Вы присядьте. – Роман видел, придется каяться.

– Ну, налей. Налей и признавайся. Что ты им давал? Таблетки какие?

– Я говорил, только массаж. – Разговор возвращался в старое русло.

– И ты думаешь, это помогло? И я тебе поверю?

– Павел Павлович, мне не в чем больше признаваться.

– Рома, не упрямься. Я вижу, ты не договариваешь. А то я не знаю, что сделаю. – Павел Павлович и сам не знал, что сделает.