Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Характерную для немецких условий сводку приводит Ленц по отношению к чиновникам почтово-телеграфного ведомства, причем количество детей приводится лишь для законченных семей в возрасте между 55 и 60 годами.

У высших чиновников 2,2 детей

«средних 2,6 «

«низших 3,9 «

В Пруссии для 1912 года Ленц дает следующие числа детей на каждый брак:

У офицеров, высших чиновников, лиц свободных профессий 2,0

«служащих с техническим и коммерческим образованием 2.5

«низших служащих с професс. подготовкой 2,9

«фабричных рабочих 4,1

«сельскохоз. рабочих и поденщиков 5,2

Из этой таблицы весьма ясно видно, как размножаемость понижается параллельно подъему по социальной лестнице.

Для группы самых верхов интеллигенции, для работников науки и для знаменитых людей вообще можно дать следующую сводку количества детей на каждый брак по различным странам:

1. Для 445 женатых знаменитейших французов (Бертильон) 1,3

2. Для 1000 браков американских ученых (Кэттль) 1,5

3. Для английской интеллигенции (Вебб) 1,5

4. Для немецких ученых (Мунн) 1,8

5. Для ленинградских ученых, зарегистрированных в ЦЕКУБУ (Филипченко) 1,78

Я напоминаю, что, по вычислению Грубера, при той смертности, которая наблюдается в Гессене, и при наличии только 20 % холостых, только та группа населения не уменьшается количественно, т. е. не вырождается, в которой на каждую семью приходится 3,75 рождающихся живыми детей или 3,01 детей, доживающих до 15-летнего возраста. Распространяя эти данные на все приведенные выше группы населения, мы видим, что среди всех них только у низших почтово-телеграфных чиновников и у фабричных и сельскохозяйственных рабочих Германии число рождающихся стоит выше этой поддерживающей нормы. И с другой стороны, если бы даже смертность детей высшей интеллигенции во всех странах была равна 0 и если бы среди них вовсе не было холостых, все же их потомство в течение короткого времени при существующих условиях должно неизбежно иссякнуть.

В большинстве стран со здоровым и еще не утратившим сколько-нибудь нормальную размножаемость земледельческим населением происходит непрерывное выкачивание наследственно одаренных элементов населения. Наиболее энергичные элементы крестьянства уходят в город, переходя в группы фабричных рабочих, размножаемость которых уже понижена. Среди них выделяются более способные квалифицированные рабочие, и этот переход уже резко уменьшает размножаемость. При дальнейшем подъеме по социальной лестнице размножаемость все более и более падает.

Конечно, можно отрицать расовую ценность тех или иных групп интеллигенции, и, вероятно, у нас, в России, многие, оценивающие низко достоинства русской интеллигенции, не пожалеют о том, что она вырождается в прямом смысле этого слова, и выразят уверенность, что на смену ее придет новая интеллигенция, более высокого достоинства, чем прежняя. Но ведь и эта новая интеллигенция, если не произойдет перелома в брачной психологии или если в этот процесс не вмешается государство, также не будет размножаться интенсивно и не передаст своих способностей следующим поколениям. Те явления, которые замечаются среди современных комсомольцев и которые отмечены в половой анкете Свердловского университета, не позволяют рассчитывать на то, чтобы здесь размножаемость дала сколько-нибудь значительную цифру. И если бы подсчитать среднее число детей, приходящихся на каждого члена Росс. Коммунистической партии, то, вероятно, цифра эта далеко не достигала бы той, которую Грубер выводит для групп населения, сохраняющих свою численность среди массы населения.

Что сказали бы мы о коннозаводчике или скотоводе, который из года в год кастрирует своих наиболее ценных производителей, не допуская их до размножения? А в человеческом культурном обществе происходит на наших глазах приблизительно то же самое!

Ленц делает попытку определить более детально причины наблюдаемого недорода в германском населении и учесть количественно значение каждого из этих причинных факторов. Он исходит из того, принятого нами выше предположения, что каждая женщина, физически здоровая, может родить в течение 30 лет зрелого возраста (между 15 и 45 годами) 20 детей, и строит свои расчеты на 16 миллионов немецких женщин, находящихся в зрелом возрасте.

Мальтузианцы могут быть удовлетворены: 2–2,5 миллиона неродившихся младенцев в год являются бесспорными результатами их пропаганды, их бескровными жертвами. Две первые графы – недород вследствие полного безбрачия или поздних браков, в общей сложности 5 миллионов в год, – если и не являются всецело прямыми результатами пропаганды, то горячо приветствуются неомальтузианцами. Один миллион недорода благодаря венерическим заболеваниям, конечно, неприятное осложнение столь удачно разрешенной задачи; но и с ним мальтузианцы должны примириться, так как венерические заболевания неизбежный спутник безбрачия и позднего брака. И только один миллион неродившихся благодаря иным причинам – вследствие тех или иных заболеваний и конституциональных недостатков родителей – может быть отнесен на счет естественного подбора, тогда как остальные 8 миллионов, или 88 %, объясняются «противоестественным» отбором, вызываемым сознательным или бессознательным мальтузианством. В число неродившихся детей включаются в первую очередь носители генов «культурности»; в них исчезает потомство всех тех, кто выделяется из общей массы населения развитием интеллекта, предусмотрительности, осторожности, уменьем управлять своими физическими влечениями.

Таким образом, культура сама истребляет те именно биологические особенности расы, которые она считает наиболее ценными для своего собственного развития. Именно это самоуничтожение, а вовсе не какие-то таинственные признаки естественной старости и смерти рас и народов, являлось неизменной причиной гибели всех старых культур. Даже примитивные расы, гибнущие обычно при столкновении с расами более культурными, гибнут не столько от алкоголизма, инфекционных болезней и пр., сколько от разрушения привычной семьи и вовлечения женщин к случайным бракам с пришельцами, сопровождающимся гибелью внеплеменных детей, переходу к многомужеству и проституции. Относительно античной культуры может считаться окончательно установленным, что и Греция и Рим явились жертвами, главным образом, сознательного сокращения размножаемости среди тех рас и тех групп населения, которые вели руководящую роль в создании культуры. Греция обезлюдела в период между 600 и 200 г. до P. X. В 200 г. вся Греция не могла уже выставить каких-нибудь трех тысяч воинов-гоплитов, между тем как в битве при Платее одна Мегара была в состоянии выставить их в таком количестве. Во время войн с персами Спарта выставляла 8 000 воинов, после сражении при Левктре – 2 000, тогда как в 371 г. спартиатов-воинов осталось лишь 1 500, и хотя в ряды спартанских граждан были допущены илоты, все же во времена Аристотеля их осталось лишь 1 000 человек, а в 244 г. – только 700. В начале Второй Пунической войны Италия насчитывала 270 000 способных носить оружие граждан, а во времена Августа трудно было собрать и 45 000. В последующие совершенно мирные годы население Италии все более и более сокращалось, и это сокращение нельзя, конечно, приписать войнам. Сеэк[92 - О. Seeck. Geschichte des Unterganges der antiken Welt. Berlin, 1910.] утверждает, что наряду с политическими неурядицами, преследованиями и казнями свободолюбивых граждан главной причиной такого сокращения населения явилось нежелание иметь детей среди греческих и римских женщин, наиболее культурных, и распространение абортов, противозачаточных средств и гетеризма. Противоестественный подбор привел прежде всего к исчезновению наиболее ценных, наиболее способных элементов – творцов и носителей античной культуры. Нежелание греческих и римских женщин иметь детей находит себе параллель в таком же отношении к браку и деторождению большинства девушек, заканчивающих высшую школу в различных странах. Так, в одном из американских университетов незадолго перед войной были подсчитаны данные о судьбе 2 827 студенток: из окончивших до 1899 года 58 % остались незамужними, а из вышедших замуж 39 % остались бездетными. На каждую бывшую студентку пришлось в среднем 0,5 ребенка; для другой высшей школы эта средняя оказалась еще ниже – 0,37 ребенка на бывшую студентку.

Для характеристики интенсивности противоестественного отбора интересно вымирание в некоторых странах такой культурной расы, как евреи. В Германии евреи принадлежат включительно к городскому населению, и притом к более зажиточным слоям его. Это доказывается тем, что в Берлине, где в 1910 году евреи составляли не более 5 %: всего населения, на их долю пришлось свыше 30 % всех уплоченных населением подоходных налогов. В Бадене в 1908 году евреи составляли 1,3 % всего населения и платили 8,4 % всего поимущественного и 9,0 % всего подоходного налога. Также особенно значительно участие евреев в составе высшей интеллигенции. В 1907 г., когда евреи составляли 1 % всего немецкого населения, среди врачей было 6 % евреев, среди адвокатов 15 %, среди университетских профессоров около 14 %, а на медицинском факультете даже 16,8 %. При таких условиях понятно, что неомальтузианское движение охватило немецких евреев особенно сильно и сокращение деторождения сказалось у них всего ранее. Ленц сообщает следующие данные о количестве детей на каждый брак, по двум главным областям Германии:

Ленц считает, что цифры для 1920 года преувеличенно высоки, так как на этот год пришлась послевоенная «эпидемия браков»; притом же число эмигрантов-евреев, преимущественно малокультурных и многосемейных, было после войны особенно высоко, и, значит, на коренную семью немецких евреев в 1920 году приходилось менее одного ребенка. И все же размножаемость евреев в Богемии и Моравии, по Галассо, еще ниже; здесь она еще до войны (1913 г.) спустилась до 12,9 в год на тысячу способных к деторождению женщин! Грубер считает эту цифру самой низкой цифрой рождаемости в какой бы то ни было расе.

Если мы вспомним, что, по Груберу, для сохранения равновесия в данной группе населения требуется не менее 3,75 рождений на каждый брак, то станет ясным, что евреи в Германии, представляющие особенно культурную и особенно зажиточную группу, обречены на вымирание в течение немногих поколений.

И такая же судьба стоит перед всякой другой обособленной группой населения, которая по своему культурному уровню легко доступна для мальтузианской пропаганды. Ни один народ, ни одно государство, ни одно правительство не должны забывать об этой опасности. Нельзя безнаказанно вычерпывать наиболее культурные наследственные задатки из населения. Природа не признает ничего противоестественного и на противоестественный отбор реагирует вырождением культивирующего его народа. Так погибли многие культуры, так может погибнуть и наша. Но эта гибель будет отнюдь не «естественной смертью» расы или «Западной Фаустовской культуры», как предпочитает выражаться Шпенглер, а прямым самоубийством.

В некоторых странах этот самоубийственный процесс продвинулся особенно далеко. Так, для Франции особенно опасно не то, что здесь совсем или почти совсем приостановился прирост населения, и даже не то, что наиболее культурные слои населения перестали размножаться. Опасно то, что сократился прирост крестьянского населения, которое в других странах служит резервуаром, пополняющим вымирающее население городов; притом же наиболее предприимчивые генотипы из этой крестьянской массы в течение последнего столетия после великой революции мало-помалу уже перебрались в город. В этом отношении положение нашей страны гораздо лучше. Наш земледельческий класс еще продолжает интенсивно размножаться, и сравнительно слабая селекция среди него со времени «освобождения крестьян» еще далеко не успела выкачать из него ценные генотипы в города. Но переживаемый нами революционный период, вероятно, значительно ускорит оба эти процесса.

Процесс вырождения культурных народов может быть приостановлен, если размеры угрожающей опасности будут своевременно осознаны широкими слоями населения и если на эту опасность будет обращено должное внимание в общей социально-экономической государственной политике. Политические деятели и политические партии должны проникнуться тем убеждением, что если они желают строить прочно, а не только для одного или двух ближайших поколений, то они должны заботиться о том, чтобы и в последующих поколениях те генотипные элементы, которые им представляются наиболее ценными, были представлены достаточно полно. Соответствующая расценка групп населения может быть произведена только политическими партиями и государственной властью. Наука может лишь в одном отношении оказать здесь содействие; а именно она может в той мере, как это вообще возможно при современном соотношении наших знаний, – разъяснять, поскольку те или иные высоко оцениваемые государством свойства и способности тех или иных групп населения являются врожденными, наследственными, и поскольку они являются результатом только воспитания и внешних условий, а потому и не имеют действительной генетической ценности.

Если государственная власть расценит таким образом наследственные качества тех или иных групп населения, то она, конечно, может определенными мероприятиями поставить ценные группы населения в условия, благоприятные для повышенной размножаемости. Надо только помнить, что одним улучшением материального благосостояния данной группы нельзя добиться вполне благоприятных результатов. Необходимо, чтобы улучшение благосостояния связывалось с наличностью определенного числа детей. Характер таких мероприятий уже намечен руководителями евгенического движения в различных странах.

Но успех их зависит в значительной степени от того, насколько избранные группы населения сами проникнутся сознанием своего долга перед будущими поколениями и не поддадутся искушениям мальтузианства. При наличности сознательного отношения к своему долгу со стороны наиболее ценных групп населения распространение облегчающего жизнь мальтузианства среди менее ценных групп населения не должно встречать препятствий. Известное значение может иметь также и сегрегация или стерилизация резко дефективных элементов населения; но к этой мере еще долгое время придется относиться с большой осторожностью.

Более подробное изложение евгенической политики не входит в задачи настоящей статьи. Я хотел здесь только показать, что для сохранения Homo sapiens необходим определенный отбор. Естественный отбор, игравший руководящую роль в эволюции всего органического мира и у первобытного человека, под влиянием культуры ослабляется и даже извращается противоестественным отбором. Настало время, пока еще не поздно, заменить его разработанной сознательно по определенному плану системой искусственного евгенического отбора. Впервые в истории человечества культура достигнет своего расцвета при наличии определенных знаний, относительно громадного значения отбора. Неужели оно не сумеет воспользоваться этими знаниями?!

Родословные наших выдвиженцев[8 - Русский евгенический журнал, 1926. Т. IV. Вып. 3–4. С. 103–143.][93 - Речь на годичном заседании Русского евгенического общества 22 октября 1926 г.]

Н. К. Кольцов

I

Родословные выдающихся людей – талантов и гениев – представляют огромный интерес для евгеники. Нам важно понять, откуда возникли те психические способности, которые проявляет при жизни выдающийся человек. Мы легко убеждаемся, что среда, в которой он развивался и работал, полученное им воспитание и образование, а также и экономические условия бывают весьма различны; при тех же внешних условиях одновременно с гением развивались и работали тысячи его современников, но огромное большинство их ничем или почти ничем не проявило себя и не оставило потомству памяти о себе. Причиною этого является, конечно, разнообразие психических задатков, с которыми рождаются разные люди, очевидно, столь же различные по врожденным способностям, как по окраске волос, росту, здоровью и другим физическим признакам. Прошли те времена, когда не только наивные обыватели, но и глубокие мыслители выражали уверенность, что гениальная одаренность отдельных личностей представляет собою какое-то мистическое свойство, резко отличающее их от всех других людей, – «дух святой», таинственно сходящий на немногих избранников и пророков. С точки зрения современной евгеники гений обязан своим происхождением счастливой и редкой комбинации наследственных психических задатков.

В наших местах белокурые женщины не представляют редкости, так же как и люди с средними психическими способностями. Но уже значительно реже встречаются женщины с золотистым оттенком тонких, густых и длинных белокурых волос, нежной окраской кожи, с голубыми глазами, стройной фигурой и правильными чертами лица. Мы восхищаемся этими красавицами, как талантами, приблизительно столь же редкими. Но при ближайшем знакомстве мы видим, что большинство этих красавиц обнаруживает целый ряд недостатков как физических (напр., болезненность), так и психических (глупость, дурной характер). Совершенная красавица такая же редкость, как и гений, и, подобно гению, она является редчайшим сочетанием большого числа наследственных задатков. Память о ней сохраняется нередко веками.

Подробное изучение генеалогии такой красавицы даст генетику возможность установить, какие из своих отличительных признаков она получила со стороны отца, какие со стороны матери; вероятно, окажется, что многие из ее рецессивных особенностей были замаскированы доминантными особенностями у ее гетерозиготных родителей, и тогда придется искать проявления их, хотя бы и в других комбинациях, в более ранних поколениях – у ее дедов, прадедов и т. д. Для такого исследования необходимо изучить портреты длинного ряда предков красавицы, и, конечно, такое исследование возможно только для представительницы аристократического рода, где сохранялись изображения длинного ряда поколений в течение столетий. Но если исследователь встретит поразительную деревенскую красавицу и захочет выяснить генетику ее красоты, то по большей части встретится с непреодолимыми трудностями. В лучшем случае он увидит ее отца и мать, может быть, седую престарелую бабушку с огрубелой от многих лет тяжелой работы фигурой, о которой, пожалуй, услышит, что в молодости она была красива – и только. Может, пожалуй, случиться, что оба родителя белокурой красавицы – брюнеты или русые, так как белокурая окраска волос рецессивна и может передаваться по наследству гетерозиготными брюнетами. В таком случае девушка с прекрасными золотистыми волосами и ярко-голубыми глазами покажется как бы выродком в своей семье, и невольно придет в память легенда о Снегурочке, которую Бобыль с Бобылихой слепили себе из снега. Эта легенда того же порядка и, вероятно, того же происхождения, как учение о святом духе, сходящем на гениев и пророков.

Когда мы изучаем родословные талантов и гениев, родившихся в выдающейся семье, о многих членах которой сохранились исторические данные в течение ряда поколений за несколько столетий, мы можем проследить, как в каждом поколении комбинировались те или иные способности родителей. Мы считаем естественной богатую одаренность Владимира Сергеевича Соловьева, этого настоящего «пророка» XIX и ХХ веков, так как знаем, что отец его был одним из величайших русских историков, его братья были также высоко одаренными, а среди предков выделился украинский философ Сковорода. Но появление М. В. Ломоносова, Фарадея, Эдисона и других гениев-самородков нам представляется чудесным, так как история сохранила слишком мало данных об их родителях и их предках. И то немногое, что мы знаем о происхождении этих гениев-выдвиженцев, обесценивается в особенности примитивностью условий их среды, при которых они не могли проявить в сколько-нибудь ясной форме своих высших способностей.

Проявление психических способностей у человека в гораздо большей степени зависит от социальной среды, воспитания и рода деятельности, чем проявление красоты сложения и лица. Конечно, и на развитие женской красоты среда сильно влияет. Две девочки с совершенно одинаковыми наследственными задатками разовьют совершенно различные типы красоты, если одна будет воспитываться в бедной крестьянской семье, а другая в богатой утонченной городской обстановке. У первой от тяжелой работы скоро огрубеют лицо, фигура и руки, но трудовая жизнь на воздухе покроет румянцем ее щеки, разовьет в ней силу и здоровье. При других условиях ее красота могла бы стать более утонченной благодаря целому ряду гигиенических приемов, гигиеническому уходу, уменью одеться к лицу и развитию путем образования интеллектуальных способностей. В графине Шереметевой через несколько лет нельзя было узнать прежнюю крепостную девушку Парашу.

Если бы Михайло Ломоносов не дошел до Петербурга, а остался жить на далеком Севере трудовой жизнью своего отца-рыбака и прасола, то человечество не имело бы никаких данных, чтобы подозревать о способностях этого великого гения. Когда мы собираем скудные сведения о предках талантов и гениев, вышедших из бедной трудовой среды, мы всегда останавливаемся перед вопросом: а что было бы, если бы эти люди получили хорошее образование и имели возможность обнаружить свои способности в другой среде, где эти способности могли бы проявиться?

Современная генетика знает немало точно изученных наследственных задатков, фенотипное проявление которых зависит от внешних условий. Наглядным примером является одна мутация плодовой мухи – Drosophila ampelophila, так наз. abnormal abdomen. Ген этой мутации так же стойко и правильно по законам Менделя передается по наследству, как и все другие. Определено и положение его в первой хромосоме близ ее верхнего конца. Однако по внешности мухи далеко не всегда можно с уверенностью определить наличие этого гена, так как фенотипное проявление его в высокой степени зависит от внешних условий. Если анормальных мух АА воспитывают в личиночном состоянии во влажной питательной среде, то все выходящие из них мухи обнаруживают в ясной форме характерный для этой мутации внешний признак – изуродованное брюшко с несимметрично развитыми пластинками. Но если личинок того же самого генотипа АА воспитывать на сухом корме, то из них получается совсем иной фенотип – обычные нормальные мухи. Но эта нормальность их только внешняя, кажущаяся, а на самом деле они сохраняют свой порочный генотип AA, и при скрещиваньи их между собой можно на влажном корме получить от них все сплошь потомство с ненормальным брюшком, в то время как от настоящих нормальных мух генотипа аа ни при каких условиях потомства с ненормальным брюшком не получишь. Отсюда ясно видно, что даже для мух недостаточно получить от родителей определенный наследственный генотип; необходимы, сверх того, известные условия, определенное воспитание, чтобы этот генотип проявился внешне в характерном для него фенотипе.

Еще один наглядный пример можно привести из области животноводства. Молочность коровы определяется в значительной степени наследственными свойствами. Наши русские крестьянские коровенки дают обычно в год 60 ведер молока, из которого можно получить около 2 пудов масла в год. Если улучшить воспитание телушек, правильно кормить и содержать такую корову, то она даст столько молока, что из него можно получить уже до 4 пудов масла. Коровы улучшенных пород дают до 8 пудов масла, но есть стада, в которых подбор производителей велся особенно тщательно и от лучших коров получается в год по 15 пудов масла. Это – коровы-таланты. За последние годы получены отдельные коровы, дающие исключительно много молока – 25, 30 и 45, а одна даже 50 пудов масла в год. Этих коров мы можем смело назвать – не в обиду человеческим гениям – «гениями молочности». Не приходится сомневаться в том, что и они являются результатом особенно счастливого сочетания наследственных генов молочности. Но также ясно, что для полного развития молочности такой коровы необходимо правильное воспитание и достаточный корм, в противном случае она недоразовьется и будет давать молока не больше, чем средняя корова, а то и меньше, но свои наследственные задатки она все же передаст потомству.

Поэтому правильная генетическая племенная работа может вестись лишь в таком стаде, где все производители правильно воспитываются и хорошо содержатся в течение ряда поколений. Там же, где этого нет, животновод всегда может встретиться с сюрпризами: от заморенной неудойной матери со случайно высоким генотипом он может получить очень ценную корову-производительницу, а от коровы, фепотипно-развитой и молочной, несмотря на плохой генотип, получит посредственное даже при хороших условиях потомство.

Врожденные психические способности человека для своего полного фенотипного выражения не в меньшей степени нуждаются в соответствующей внешней среде, чем два вышеуказанных зоологических примера. Картину наследования этих способностей мы можем выяснить только тогда, когда несколько поколений предков талантливого или гениального человека воспитывались, жили и работали в наилучших условиях, при которых их ценный генотип мог полностью проявиться в фенотипе. Наоборот, даже сравнительно полное знакомство с деятельностью предков гениального выдвиженца-самородка часто мало разъясняет происхождение его способностей, если условия, в которых жили его предки, не позволяли их способностям обнаружиться в полной мере.

XIX столетие выдвинуло в России ряд талантливых и гениальных деятелей литературы из состоятельной интеллигентной помещичьей среды. Внешние условия этой среды в высокой мере способствовали фенотипному обнаружению природного литературного таланта, который очень ценился и был в моде в соответствующих кругах. Дети обычно с ранних лет получали литературное воспитание, и их первые же попытки выступить самостоятельно в области литературы и поэзии встречались с вниманием и одобрением окружающими. Большая или меньшая материальная обеспеченность позволяла сделать из поэзии и литературы главное занятие жизни. Поэтому, если, изучая родословные таких семей, мы видим здесь тех или иных членов, нисколько не интересовавшихся литературой и поэзией и не делавших никаких попыток литературного творчества, – мы имеем право заключить, что у них действительно не было соответствующих наследственных задатков или что они были скрыты в их генотипе наличием других генов и что эти задатки проявились у их потомков лишь благодаря счастливой комбинации при скрещивании.

На табл. 1 изображена генеалогия одной из таких русских интеллигентных дворянских семей, может быть, самая замечательная генеалогия литературного таланта не только для нашего народа, но и во всем мире. Эта генеалогия составлена по материалам М. А. Цявловского и демонстрирована им в заседании Русского евгенического общества. Существенно важно уже то обстоятельство, что в этой семье мы видим одновременно двух мировых гениев: А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого. Совершенно невероятно, чтобы это обстоятельство было случайностью, так как каждый гений такого калибра приходится на много миллионов населения; очевидно, вся семья характеризуется скоплением очень ценных наследственных задатков, как это действительно подтверждается детальным анализом родословной рода графов Толстых и А. С. Пушкина.

Что мы здесь имеем дело действительно с наследственностью, показывает окружение двух гениев: среди их ближайших родственников мы находим такие крупные таланты, как поэты: Тютчев, Одоевские, Чаадаев, А. К. Толстой и Веневитинов, а также известный филолог Константин Леонтьев. Благоприятная внешняя среда, позволявшая генотипам полностью проявляться в фенотипах, обеспечивала этим высокое качество браков, заключавшихся по большей части в собственной среде, нередко с близкими родственниками, благодаря чему мы и находим в этой генеалогии замечательный отбор особенно ценных генов – настоящий пантеон русской поэзии.

[94 - О роде Толстых см. ст. Н. П. Чулкова в Русском евгеническом журнале. T. I. С. 308–320.]