– Кто-же? кто это? – спрашивала она задыхающимся голосомъ.
Биби пожала плечами.
– Разв? вы не видите, кто? – протянула она презрительно.
– Но откуда ты всегда все это знаешь? – удивилась Анна Петровна.
– Очень просто: надо ум?ть заставить мужчинъ разсказывать. Они вс? готовы чортъ знаетъ что другъ про друга сообщить… разум?ется, подъ секретомъ. Секреты прiятелей… о! – если-бъ я ихъ записывала, составилась-бы толстая книга, и прескверная. Но я не могу завести такую книгу, потому что это слишкомъ отзывается старой д?вой.
Валевскiй между т?мъ соскочилъ съ пролетки, и медленно пробираясь между знакомыми, подошелъ къ коляск? Анны Петровны. Съ нимъ подошли еще н?сколько знакомыхъ. Произошелъ обм?нъ обычныхъ прив?тствiй.
– У васъ будутъ «дни» въ Петергоф?? – осв?домился баронъ Рогеръ, пожилой господинъ съ волосами такого желтаго цв?та, какого не бываетъ въ природ?.
– Непрем?нно. По четвергамъ у насъ даютъ, какъ въ прошломъ году, – отв?тила Анна Петровна.
– Я ув?ряю maman, что наши петергофскiе четверги – общеполезное учрежденiе, – подхватила Биби: – тутъ встр?чаются вс? у?зжающiе изъ Петербурга со вс?ми возвращающимися въ Петербургъ.
– Вы говорите это не съ злымъ умысломъ? – улыбнулся Валевскiй. – Я не буду ни въ числ? первыхъ, ни въ числ? вторыхъ, потому что остаюсь зд?сь до осени; но это не лишитъ меня права бывать у васъ, не правда-ли?
– О, еще бы! Но неужели вы все л?то въ Петербург??
– Представьте, у насъ въ канцелярiи столько у?зжающихъ, что я не могу получить отпуска.
– Но это прекрасно, мы будемъ очень часто васъ вид?ть! – вм?шалась Анна Петровна.
– Monsieur Валевскiй, я страшно хочу пить; не проводите ли меня до кiоска? – обратилась къ нему Биби.
Валевскiй помогъ ей выйти изъ коляски, и они пошли рядомъ.
– Вы интересуетесь сколько нибудь моимъ мн?нiемъ? – неожиданно спросила Биби.
– Безъ сомн?нiя. Но о чемъ или о комъ?
Биби быстро на него взглянула, и въ этомъ взгляд? опять сверкнуло свойственное ей задорное выраженiе.
– Конечно, о женщин?. По моему, она – прелесть; совс?мъ прелесть. И од?вается восхитительно, что – большая р?дкость у насъ.
– Я не знаю, о комъ вы говорите… – н?сколько смутился Валевскiй.
– О ней, о лиловой шляпк?. Прелестное лицо, масса женственности, и не слишкомъ много пикантности. Слишкомъ много – не хорошо, вы понимаете.
– Вы судите изумительно тонко… И знаете, что я вамъ скажу? Надо быть умной, какъ вы, чтобъ…
Онъ прiискивалъ выраженiе.
– Чтобъ завести такой разговоръ? Эта маленькая привилегiя моихъ двадцати-пяти л?тъ. Я уже могу знать жизнь и понимать ее довольно тонко, т. е. правильно смотр?ть на ея грубую сторону.
– А что вы называете грубою стороною жизни?
– Наприм?ръ, отношенiя мужчины къ женщин?.
– А-а! Но не въ брак?, конечно?
– Напротивъ, въ брак? больше всего. Вы видите я не тороплюсь выходить замужъ – и можетъ быть именно потому, что ненавижу брачную идиллiю. Мужъ, о которомъ я мечтаю – а я позволяю себ? иногда это маленькое развлеченiе – долженъ смотр?ть на всю эту романтику очень грубо, какъ я сама смотрю на нее.
– Очень интересно… какъ именно вы смотрите?
– Хотите знать? Я считаю, что въ брак? важны дв? вещи: медовый м?сяцъ, и зат?мъ – полная свобода для мужа, а для жены – ув?ренность, что оба они смотрятъ на жизнь одинаково, и что поэтому онъ всегда будетъ чувствовать себя хорошо съ ней.
Валевскiй молча довелъ Биби до кiоска. Онъ им?лъ видъ человека, неожиданно впавшаго въ новый и любопытный кругъ мыслей. Варвара Павловна тоже молчала; она не хот?ла помочь ему выбраться изъ положенiя, въ какое его поставила, и р?шила ждать во что бы то ни стало, чтобъ онъ заговорилъ первый.
Они уже возвращались къ коляск?, когда Валевскiй вдругъ произнесъ совершенно серьезно:
– А знаете, в?дь это безнравственно, то, что вы высказали.
Биби вспыхнула, и проговорила про себя: «онъ глупъ».
– Что такое нравственность? – возразила она, иронически передернувъ плечами. – Это хвостъ, который произвольно подвязываютъ къ чему угодно.
– Я съ вами не согласенъ, – произнесъ т?мъ-же серьезнымъ тономъ Валевскiй.
Биби не слушала, и с?въ на свое м?сто, предложила ?хать домой.
Коляска долго катилась по мягкому шоссе, а разговоръ между матерью и дочерью не возобновлялся. Наконецъ Биби глубже отодвинулась въ уголъ и произнесла съ отт?нкомъ нескрываемой желчи:
– Вы правы, maman: это очень глупо, что я умна.