– Гриша!
Молодчикъ съ новымъ поклономъ приблизился уже прямо къ ней.
– Вы ли это, Лилли?… Лизавета Романовна… – поправился онъ. – Какими судьбами?…
Все лицо его сiяло такою сердечною радостью, что и сама она ему св?тло улыбнулась.
– Хоть одинъ-то челов?къ изъ своихъ! – сказала она и покосилась на камерпажа.
Но тотъ деликатно отретировался снова въ свой дальнiй уголъ, гд? занялся прежнимъ важнымъ д?ломъ, не показывая вида, что слушаетъ. На всякiй случай она все-таки заговорила тише:
– А я тебя, Гриша, съ перваго взгляда даже не узнала… Или тебя зовутъ теперь уже не Гришей, а Григорiемъ?
– Григорiемъ, а чаще того Самсоновымъ.
– Отчего не Самсономъ? Ты такой в?дь великанъ сталъ, и усы какiе отростилъ!
– Усища! – усмехнулся, красн?я, Самсоновъ и ущипнулъ пальцами темный пушокъ, пробивавшiйся y него надъ верхнею губой. – Не нынче-завтра сбрить придется! – прибавилъ онъ со вздохомъ.
– Что такъ?
– А такъ, что при господахъ моихъ, Шуваловыхъ, я вторымъ камердинеромъ состою, камердинерамъ же, какъ и самимъ господамъ, усовъ не полагается. Но вы-то, Лизавета Романовна, за три года какъ выровнялись! Совс?мъ тоже придворной фрейлиной стали: въ лайковыхъ перчаткахъ…
– А ты думаешь, он? мои собственныя? Фрейлина Менгденъ, спасибо, одолжила. Съ трудомъ в?дь застегнула: руки y меня куда толще, ч?мъ y ней.
Для наглядности д?вочка растопырила вс? десять пальцевъ; но отъ этого одна пуговица отскочила.
– Вотъ б?да-то! А y меня тутъ ни иголки, ни нитки…
– Такъ вы бы вовсе ихъ сняли, коли вамъ въ нихъ неспособно.
– Ну да! Мн? и то порядкомъ уже досталось отъ фрейлины за то, что лапы y меня красныя, какъ y гусыни, что загор?ла я, какъ цыганка.
– Зд?сь, въ Питер?, вы живо побл?дн?ете, похуд?ете. За-то будете водить знакомство съ высокими особами, ходить въ шелкахъ-бархатахъ, кушать всякiй день мармеладъ да пастилу, да шалей (желе)… А все же таки въ деревн?, я такъ разсуждаю, вамъ жилось вольготн?й?..
– Ужъ не говори! А помнишь, Гриша, какъ мы скакали съ тобой верхомъ безъ с?дла черезъ канавы да плетни? То-то весело было!
– Зд?сь зато вы можете ?здить и зимой, хоть каждый день, мелкой рысцой или курцъ-галопомъ въ манеж?.
– Въ манеж?? Н?тъ, все это не то, не то! Ach du liber Gott!
– Что это вы, Лизавета Романовна, ахаете по-н?мецки? Словно н?мка.
– А кто же я, по твоему?
– Какая ужъ вы н?мка, Господь съ вами! Родились въ Тамбовской губернiи, говорите по-русски, какъ дай Богъ всякому, будете жить зд?сь при русскомъ Двор?. Покойный вашъ батюшка (царство Небесное!) тоже былъ в?дь куда больше русскiй, ч?мъ н?мецъ.
– Это-то правда. Онъ не разъ, бывало, говорилъ намъ съ сестрой, что мы – в?рноподданные русской царицы, а потому должны считать себя русскими. При крещенiи ему дали имя Рейнгольдъ, но называлъ онъ себя также по-русски Романъ.
– Изволите вид?ть! Такъ и вы, Лизавета Романовна, смотрите, не забывайте ужъ никогда зав?та родительскаго. Вы будете зд?сь в?дь въ н?мецкомъ лагер?.
– Разв? при зд?шнемъ Двор? разные лагери?
– А то какъ же: н?мецкiй и русскiй. Мои господа, Шуваловы, – въ русскомъ, потому что оба – камеръ-юнкерами цесаревны Елисаветы Петровны.
– Но в?дь сама-то государыня – настоящая русская, и принцесса Анна Леопольдовна теперь тоже, кажется, уже православная?
– Православная и точно такъ же, какъ сама государыня, въ д?л? душевнаго спасенiя и преданiяхъ церковныхъ кр?пка.
– Такъ что же ты говоришь?
– Да в?дь государыню выдали замужъ за покойнаго герцога курляндскаго, когда ей было всего на-все семнадцать л?тъ. Тогда-жъ она и овдов?ла, но оставалась править Курляндiей еще ц?лыхъ двадцать л?тъ, докол? ее не призвали къ намъ на царство. Тутъ-то вм?ст? съ нею нахлынули къ намъ эти н?мцы…
– Откуда, Гриша, ты все это знаешь?
– То ли я еще знаю! В?дь y господъ моихъ промежъ себя да съ прiятелями только и разговору, что про придворное житье-бытье. А я слушаю да на усъ себ? мотаю.
– На свое усище? – усм?хнулась Лилли. – Но н?мцы, какъ хочешь, – народъ честный, аккуратный…
– Это точно-съ; отъ н?мцевъ y насъ на Руси все же больше порядку. Да б?да-то въ томъ (Самсоновъ опасливо огляд?лся), б?да въ томъ-съ, не въ проносъ молвить, что власть надъ ними забралъ непом?рную этотъ временщикъ герцогъ…
– Биронъ?
– Онъ самый. А ужъ намъ, русскимъ людямъ, отъ него просто житья не стало; въ лютости съ русскими никакихъ границъ себ? не знаетъ. Только пикни, – мигомъ спровадитъ туда, куда воронъ костей не заносилъ.
– Кое-что и я объ этомъ слышала. Да мало ли что болтаютъ? Если государыня дала ему такую власть, то в?рно онъ челов?къ очень умный, достойный, и есть отъ него большая польза. Что же ты молчишь?
– Да какъ вамъ сказать? – отв?чалъ съ запинкой Самсоновъ, понижая голосъ до чуть слышнаго шопота. – Объ ум? его что-то не слыхать; дока онъ по одной лишь своей конюшенной части; а пользы отъ него только его землякамъ, остзейцамъ, а паче того ему самому: два года назадъ, вишь, пожалованъ въ герцоги курляндскiе! А супругу его, герцогиню, съ того часу такая ли ужъ гордыня обуяла…
– Она в?дь тоже изъ старой курляндской семьи фонъ-деръ-Тротта-фонъ-Трейденъ.
– И состоитъ при государын? первой статсъ-дамой, досказалъ Самсоновъ, – шагу отъ нея не отходить. Такъ-то вотъ подъ курляндскую дудку вс? y насъ пляшутъ!
– И русская партiя?
– Не то, чтобы охотно, а пляшетъ. Противоборствуетъ герцогу открыто, можно сказать, одинъ всего челов?къ – первый кабинетъ-министръ, Волынскiй, Артемiй Петровичъ. Вотъ, гд? ума палата! На три аршина въ землю видитъ. Дай Богъ ему здоровья!
– Но я все же не понимаю, Гриша, что же можетъ под?лать этотъ Волынскiй, коли Бирону дана государыней такая власть?
– Много, в?стимо, не под?лаетъ; подъ мышку близко, да не укусишь. А все же государыня его весьма даже ц?нитъ. Прежде, бывало, она всякое утро въ 9 часовъ принимаетъ доклады вс?хъ кабинетъ-министровъ; а вотъ теперь, какъ здоровье ея пошатнулось, докладываетъ ей, почитай, одинъ Волынскiй. И Биронъ его, слышь, побаивается. Кто кого сможетъ, тотъ того и сгложетъ.
– Это что-жъ такое? – насторожилась Лилли когда тутъ изъ-за оконъ донесся звукъ ружейнаго выстр?ла. – Какъ-будто стр?ляютъ?
– Да, это в?рно сама императрица, – объяснилъ Самсоновъ. – У ея величества дв? страсти: лошади да стр?льба. Съ т?хъ поръ же, что доктора запретили ей садиться на лошадь, y нея осталась одна лишь стр?льба. Зато в?дь и бьетъ она птицъ безъ промаха на лету, – не только изъ ружья, но и стр?лой съ лука.
– Но ты, Гриша, такъ и не досказалъ мн? еще, изъ-за чего хлопочетъ ваша русская партiя?
– А изъ-за того, что доктора не даютъ государын? долгаго в?ку. Буде Господу угодно будетъ призвать ее къ себ?, кому воспрiять посл? нея царскiй в?нецъ: принцесс? ли Анн? Леопольдовн?, или нашей цесаревн? Елисавет? Петровн??