Бироновщина

– Какъ же н?тъ? – возразила Варлендъ. – Та, что правила, и была государыня.

– Не можетъ быть! На ней не было ни золотой короны, ни порфиры…

– Ахъ ты, дитя, дитя! – улыбнулась Варлендъ. – Корона и порфира над?ваются монархами только при самыхъ большихъ торжествахъ.

– Вотъ какъ? А я-то думала… Но кто была съ нею другая дама? У той лицо не то чтобы важн?е, но, какъ бы сказать?..

– Спесив?е? Да, ужъ такой спесивицы, какъ герцогиня Биронъ, другой y насъ и не найти. Она воображаетъ себя второй царицей: въ дни прiемовъ y себя дома возс?даетъ, какъ на трон?, на высокомъ позолоченномъ кресл?; платье на ней ц?ною въ сто тысячъ рублей, а бриллiантовъ понав?шено на ц?лыхъ два миллiона. Каждому визитеру она протягиваетъ не одну руку, а об? заразъ, и горе тому, кто поц?луетъ одну только руку!

– Вотъ дура-то!

– Что ты, милая! Разв? такiя вещи говорятся вслухъ?

– А про себя думать можно? – засм?ялась Лилли. – Вы, мадамъ Варлендъ, ее, видно, не очень-то любите?

– Кто ее любитъ!

– А государыня?

– Государыня держитъ ее около себя больше изъ-за самого герцога. Въ экипаж? она садитъ ее, конечно, рядомъ съ собой, но въ комнатахъ герцогиня въ присутствiи государыни точно такъ же, какъ и вс? другiе, не см?етъ садиться. Изъ статсъ-дамъ одной только старушк? графин? Чернышевой ея величество д?лаетъ иногда послабленiе. "Ты, матушка, я вижу, устала стоять?" говорить она ей. "Такъ упрись о столъ; пускай кто-нибудь тебя заслонить вм?сто ширмы, чтобы я тебя не вид?ла."

– А изъ другихъ дамъ, кто всего ближе къ государын??

– Да, пожалуй, камерфрау Юшкова.

– Какая же она дама! В?дь она, кажется, изъ совс?мъ простыхъ и была прежде чуть ли не судомойкой?

– Происхожденiе ея, моя милая, надо теперь забыть: Анна Федоровна выдана замужъ за подполковника; значитъ, она подполковница.

– Однако она до сихъ поръ еще обр?заетъ ногти на ногахъ y государыни, да и y всего семейства герцога?

– Господи! Кто теб? разболталъ объ этомъ?

– Узнала я это отъ одной камермедхенъ.

– Отъ которой?

– Позвольте ужъ умолчать. За мою болтовню съ прислугой мн? и то довольно уже досталось.

– Отъ принцессы?

– Ай, н?тъ. Принцесса не скажетъ никому ни одного жесткаго слова. Ей точно л?нь даже сердиться. Нотацiю прочла мн? баронесса Юлiана: "Съ прислугой надо быть прив?тливой, но такъ, чтобы она это ц?нила, какъ особую милость. Никакой фамильярности, чтобъ не вызвать ее на такое же фамильярничанье, которое обращается въ нахальство"…

– А что жъ, все это очень в?рно. Сов?ты баронессы Юлiаны вообще должны быть для тебя придворнымъ катехизисомъ. Она, конечно, объяснила теб? также, какъ вести себя съ государыней?

– О, да. Улыбаться можно, но не ран?е, какъ только тогда, когда сама государыня улыбнется, а громко см?яться – Боже упаси! Да мн? теперь и не до см?ху; какъ подумаю, что придется тоже представляться государын?, такъ y меня душа уходитъ въ пятки. Такъ страшно, такъ ужъ страшно!..

– Да ты и вправду в?дь дрожишь, какъ маленькая птичка, – зам?тила начальница птичника, н?жно гладя д?вочку по спин?. – Ну, полно же, полно. Приметъ тебя государыня в?дь не при общемъ прiем?, а совс?мъ приватно, запросто, въ своемъ домашнемъ кругу. Изъ 6-ти статсъ-дамъ будетъ, в?роятно, одна только безотлучная герцогиня Биронъ.

– Но герцогиня, сами вы говорите, такая гордячка…

– При государын? она и рта не раз?ваетъ.

– А оберъ-гофмейстерина?

– Княгиня Голицына? Та посл? смерти своего мужа-фельдмаршала, вотъ уже девятый годъ, почти не показывается при Двор?. Будутъ только фрейлины, да приживалки, да шуты.

– Но скажите мн?, пожалуйста, мадамъ Варлендъ (баронессу Юлiану я не р?шилась спросить): для чего государыня окружила себя шутами? В?дь есть же бол?е благородныя развлеченiя?

– Видишь ли… На вс? эти куртаги, банкеты, спектакли надо являться въ корсаж?, фижмахъ, букляхъ, надо самой вести придворные разговоры. Не такъ давно еще не проходило в?дь дня безъ какихъ-либо празднествъ; завели итальянскую оперу, н?мецкую трагедiю… Герцогъ выписалъ нарочно н?мецкую труппу изъ Лейпцига. И что за роскошь была въ нарядахъ! Никто не см?лъ прi?зжать ко Двору второй разъ въ одномъ и томъ же плать?. На нарядахъ многiе даже до тла раззорялись, вл?зали по уши въ долги. Но вотъ съ т?хъ поръ, что государыня чувствуетъ себя такъ плохо, вс? эти оффицiальные выходы слишкомъ ее утомляютъ, и она почти не показывается изъ своихъ аппартаментовъ. Тамъ фрейлины развлекаютъ ее народными п?снями, приживалки – разсказами о привид?нiяхъ и разбойникахъ, а шуты – своими глупостями. Изъ шутовъ, сказать между нами, одинъ только можетъ назваться челов?комъ: это Балакиревъ, который былъ шутомъ еще y царя Петра.

– Но есть в?дь между ними, кажется, и титулованные?

– Есть-то есть: два князя и одинъ графъ…

– Но какъ т?-то р?шились сд?латься шутами?

– Не по своей охот?, конечно, а разжалованы въ шуты, – одинъ изъ-за своей жены, интригантки, а два другихъ за то, что тайнымъ образомъ перешли въ католичество: государыня в?дь очень набожна и кр?пко держится своего православiя.

– Мн? называли еще какого-то любимца государыни Педрилло?

– Ну, этотъ неаполитанецъ не столько шутъ, какъ мошенникъ. Зовутъ его собственно Пiетро Мира; былъ онъ y насъ сперва п?вцомъ буффъ въ итальянской опер? и скрипачомъ въ оркестр?; но своими забавными дурачествами сум?лъ снискать расположенiе государыни, и она сд?лала его своимъ придворнымъ шутомъ. Теперь онъ исполняетъ всякiя порученiя ея величества, гд? можетъ извлечь для себя пользу, играетъ за нее въ карты, а выигрышъ кладетъ себ? въ карманъ. Для него да еще для другого шута изъ португальскихъ жидовъ, Яна д'Акоста, тоже изряднаго плута, учрежденъ даже особый шутовской орденъ – святого Бенедетто.

– А кром? шутовъ, y государыни есть в?дь и шутихи?

– Ну, т? просто безобидныя болтушки. Съ одной, впрочемъ, милая, будь осторожна – съ карлицей-калмычкой: y нея бываютъ и презлыя шутки.

– Я слышала, кажется, ея имя: Буженинова.

– Вотъ, вотъ. Крещена она Авдотьей, прозвище же Буженинова ей дано за то, что любимое ея кушанье – буженина, вареная свинина съ лукомъ и перцомъ.

– Но, что до меня, то я не могла бы проводить ц?лые дни въ обществ? дураковъ и дуръ!

– Бога ради, моя милая, не высказывайся только такъ откровенно при другихъ! Тебя не сд?лаютъ тогда не только фрейлиной принцессы, но и камеръ-юнгферой.

– Да мн? все равно, ч?мъ бы ни быть, хоть камермедхенъ, лишь бы поскор?й! А то висишь на воздух? между небомъ и землей…

Желанiе д?вочки исполнилось уже на сл?дующее утро.

VIII. Анна Іоанновна въ домашнемъ быту

Когда дежурный камеръ-юнкеръ съ низкимъ поклономъ пропустилъ Анну Леопольдовну и сопровождавшихъ ее Юлiану и Лилли въ царскiе покои, – навстр?чу оттуда имъ неслись звонкiе переливы женскаго хора. Когда же он? переступили порогъ той комнаты, гд? п?лъ хоръ, п?нiе было властно прервано не женски-густымъ голосомъ:

– Будетъ, д?вки! Пошли вонъ!

П?вицы-фрейлины, смолкнувъ, послушно удалились въ смежную комнату. Властный голосъ принадлежалъ сид?вшей y открытаго въ садъ окна, пожилой дам?. Если бы Лилли даже и не вид?ла ее мелькомъ наканун? про?зжающею въ экипаж?, то уже потому, что изъ вс?хъ присутствующихъ она одна только сид?ла, y нея не оставалось бы сомн?нiя, что то сама императрица.

Въ 1724 году голштинскiй камеръ-юнкеръ Берхгольцъ, будучи въ Митав? y двора Анны Іоанновны (тогда еще герцогини курляндской), описывалъ ее такъ: