Сотник Лонгин

– Слава Архелаю!

Люди, видя, что молодой наследник не скупится на обещания, внезапно осмелели, и многие заговорили наперебой:

– Велико бремя, возложенное отцом твоим на плечи народа. Мы платим поголовную подать, поземельный налог, налог с домов, пошлину с товаров, привозимых на рынок, и много еще чего.

– Отец твой многих невиновных заковал в цепи и заточил в темницы. Освободи узников. И мы будем молиться за тебя Богу.

– Облегчи подати!

– Отмени пошлины!

Архелай смутился, не ожидая такого поворота, а начальник храмовой стражи грозно выкрикнул:

– Тише! Соблюдайте порядок.

Когда снова воцарилась тишина, Архелай сказал, что понял чаяния народные, и обещал исполнить все. Затем он направился во двор Израиля, куда допускались одни мужчины. Первосвященник Иоазар с возвышения, находящегося у ворот Храма, благословил собравшихся людей, после чего была принесена первая жертва.

Архелай возложил руку на белого пушистого ягненка, который жалобно блеял, и несчастному животному один из левитов с легкостью перерезал горло. Кровь брызнула в сосуд, заботливо подставленный каким-то священником. Вскоре обессиленный агнец упал в изнеможении наземь. Острый нож пронзил его сердце, и он умер, а шохеты принялись разделывать и расчленять мертвую тушу на части…

Вскоре все пространство двора Израиля превратилось в скотобойню, утопающую в реках крови жертвенных животных… Блеяние, хлещущая кровь, блеск лезвия, страдание и конец…

На вершине огромного алтаря, сложенного из неотесанных камней и достигающего в высоту пятнадцать локтей, запылал костер, наполняя округу благовонным дымом, который, однако же, не мог устранить стойкий запах смерти, витающий над Храмовой горой.

***

– Великий Кесарь… Вы слышали? Подлая Иродова порода. Римский прихвостень. Мамзер. Сын самаритянки. Вот до чего мы дожили! Наши предки любили свободу, а мы, их потомки, готовы мириться с владычеством иноземцев над собой. Где это видано, чтобы иудей подчинялся самарянину, который вдобавок раболепствует перед римлянами? Великий Кесарь… Это сейчас он говорит красивые слова, много обещает, а когда вернется из этого вертепа, оплота языческой скверны, что он сделает, как думаете? А я знаю. Поставит нового идола на ворота Храма, подобно своему отцу. Ирод… Да горит этот нечестивец в Геенне огненной!

Так говорил Иегуда, сын Хизкии, известного борца с римлянами, казненного по приказу Ирода. Это был человек лет сорока на вид, коренастый, широкий в плечах, с темными пронзительными глазами, в которых теперь горели огоньки лютой злобы. Его крепкие руки от ярости сжимались в кулаки. В тот день он обнаружил такую волю и решимость, которой от неприметного торговца, держащего в Гамале маслодавильню, не ожидал никто из собравшихся в квартире, где проживал Шимон. Юноша с восхищением ловил каждое слово того, кто бесстрашно призывал к решительным действиям, – человека, которому он был обязан своим появлением на свет.

– Мой отец свою жизнь отдал делу борьбы с римлянами, греками и их прихвостнями, предателями вроде Антипатра и его сына Ирода, – продолжал Иегуда. – Сейчас пришел мой черед. Я надеюсь, что мой сын, – он глянул на Шимона. – Когда меня не станет… Продолжит наше общее дело. Друзья, все мы смертны и когда-нибудь умрем. Но не надо бояться. Не лучше ли пасть в бою за свободу родной земли, за веру и Бога, чем прозябать в неволе и мучиться угрызениями совести?!

– Отец, точно также говорили учителя Иегуда и Матфей, которых по приказу Ирода сожгли на костре, – подхватил восторженный юноша.

– Это были настоящие люди, ревностные, страстные, истинные сыны Израиля! – воскликнул Иегуда. – Они достойны вечной памяти и всенародного траура. Мы будем оплакивать их. И никто нам в этом не помешает… Цадок, я могу рассчитывать на тебя? – он обратился к старцу, который возглавлял одну из религиозных школ Ерушалаима, ту, где учился юноша Шимон.

– Что ты задумал? – нахмурился Цадок. – Я знаю тебя много лет, Иегуда, но сегодня ты всех нас удивил своими речами…

– Я тебя удивил, Цадок? – усмехнулся Иегуда. – И это только начало. Не удивляйся, Цадок. Ты не знаешь, что значит жить под чужим именем, заниматься пустым, никчемным делом и всю жизнь мечтать о мести… за отца! Мечтать о том дне, когда ты сможешь воздать всем своим врагам по заслугам… Ныне, – я говорю вам, – этот день настал. День мщения! А если мне не удастся уничтожить всех врагов, дело моей жизни продолжит мой сын. Шимон, ты обещаешь?

– Да, отец, я клянусь, что сделаю все по слову твоему, – с жаром, не раздумывая, проговорил Шимон. – Я знаю, что в иешиве (школе) много юношей, которые готовы последовать за тобой. Все мы ждем только твоего слова. Уверен, что и рабби тебя поддержит.

Однако Цадок молчал, исподлобья поглядывая на незнакомца, который вслед за Шимоном выступил с восторженной речью. Его звали Йосеф, и был он плотником из галилейского города Ципори, а в Ерушалаим прибыл накануне вечером на празднование Пасхи (Мириам с детьми осталась дома).

– Однажды я слышал, будто в Иудее появился Мессия, – начал Йосеф с лихорадочным блеском в глазах. – До сих пор я не верил слухам. Но теперь вижу, что это правда. Кто, как не Машиах, может говорить столь пламенно и искренне? А лучшего случая для восстания может уже и не представиться! Со всех уголков страны: из Иудеи, Галилеи, с Голанских высот, – в Ерушалаим собрался многочисленный как песок морской народ. Огромное множество мужчин, крепких, способных держать в руках оружие. И нет такой силы, которая могла бы противостоять такой громаде! Иегуда, я пойду за тобой, если ты поднимешь народ на очистительную войну…

– Благодарю, Йосеф, за добрые слова, – улыбнулся Иегуда. – Я помню твоего отца, – достойный был человек, славный плотник, много он помог в возведении нашей синагоги. Твой отец, будь он жив, гордился бы тобой.

– Как и твой, Иегуда, – в ответ проговорил Йосеф. – Великим борцом за свободу Израиля был Хизкия! Ты сын своего отца…

Цадок, до сих пор сдержанно молчавший, наконец, подал голос.

– Иегуда, – сказал он, – я подумал и нахожу, что ты прав. Время пришло. Надо поднимать народ, пока мы все вместе. Господь простит нам, если это произойдет в праздничные дни, поскольку речь идет о спасении народа. Надо действовать быстро. Сейчас же без промедления я поговорю с некоторыми мудрецами Синедриона, – это проверенные люди, они не подведут…

Старец поднялся с обеденного ложа и, постукивая посохом, покинул помещение.

– Ступай и ты, Шимон, – кивнул сыну Иегуда. – До вечера. Собираемся на Храмовой горе.

– Понял, отец, – выкрикнул юноша, вскакивая с места. Он пустился вослед своему наставнику и вскоре догнал его.

– Учитель, – сказал он, подбегая. – Позвольте мне сопровождать вас.

– Отец так велел? – нахмурился Цадок. – Стало быть, не доверяет…

– Нет, что вы, учитель! Я сам вызвался, – схитрил Шимон.

– Ты бы лучше делом занялся, – мрачно проговорил Цадок. – Времени мало. Я пойду в Совет, а ты собери всех юношей в иешиве.

– Я понял, учитель. Все будет сделано, – сказал Шимон и метнулся в сторону Нового города, где жили его школьные приятели. Он обежал всю округу. Юноши воспринимали слова Шимона с воодушевлением. И не было никого, кто бы не откликнулся на его призыв. Вскоре уже целая толпа разгоряченной молодежи шла по улицам Нового города, выкрикивая:

– Радуйся, народ Иудейский! Явился Машиах, Иегуда, сын Хизкии, который освободит нас от иноземного ига.

Прошло еще немного времени, и о чудесном появлении Мессии заговорили, – сначала на рынках, потом – в очередях к Овечьей купальне и даже в Бейт-Тесде (Доме милосердия), где лежало много больных, ожидающих возмущения целебной воды. За считанные часы эта весть облетела Ерушалаим, всколыхнув город, наводненный паломниками…

Высыпали звезды на небе, знаменуя рождение нового дня (по иудейскому календарю). Вечером на Храмовой горе, несмотря на поздний час, было многолюдно. Йосеф привел своих земляков из Галилеи. Пришли некоторые члены городского Совета, которых Цадок убедил примкнуть к восстанию. Храмовая стража, которая охраняла внутренний двор, наблюдала со стороны за собранием, не вмешиваясь в происходящее. Вскоре появился Иегуда в окружении толпы юношей. Молодые люди, мнящие себя телохранителями Мессии, прятали за пазухой заранее припасенные камни. Иегуда был встречен дружным ликованием. При свете горящих факелов он поднялся на ступени лестницы, ведущей к главным воротам Храма, и обратился к своим сторонникам:

– Народ Израиля, совсем недавно здесь, на этом самом месте, вели свои проповеди великие законоучители, которые выступили за веру отцов и Бога. Своей жизнью и смертью они всем нам подали пример, показали, что есть истинная любовь к Родине… Мы будем мстить за них Иродовым прихвостням.

Вскоре душу раздирающие вопли огласили весь город, готовящийся к празднику, – это учинили плач по жертвам царского произвола нанятые Иегудой женщины.

Скорбные голоса слышали и во дворце Ирода, где в ту ночь не смыкали глаз. Многочисленные советники, которые служили еще Ироду, теперь убеждали Архелая расправиться с мятежниками, не дожидаясь того, пока весь народ примкнет к ним. Молодой наследник готов бы согласиться с их доводами, однако начинать свое правление с крови не желал. Сначала он пытался силой слова призвать бунтовщиков к порядку и направил на Храмовую гору нескольких переговорщиков, но разгоряченные юноши, не дав посланцам Архелая сказать и слова, набросились на них с кулаками. Переговорщики бежали. И насилу им удалось отбиться от преследователей.

Долго колебался Архелай, прежде чем отдал приказ силой разогнать толпу мятежников. По мосту, соединяющему Верхний город с западной галереей Храмовой горы, на подавление бунта двинулась дворцовая стража во главе с одним из военачальников Ирода. Бегущих длинною вереницею воинов взобравшиеся на крышу колоннады юноши заметили издалека. И когда те подступили на достаточно близкое расстояние, Шимон скомандовал:

– Бей Иродовых ублюдков!

Тотчас на воинов сверху посыпался град камней. Несколько человек с проломленными головами пали замертво на мостовую. Стройная цепь распалась. Военачальник Ирода, раненый прилетевшим камнем, пустился наутек, увлекая за собой своих подчиненных…

Юноши ликовали, кидая камни вдогонку уносящим ноги воинам. Первый успех воодушевил повстанцев. Но Иегуда прекрасно понимал, что без оружия не одержать победы. Тогда он обратился к Йосефу:

– В Ципори наверняка есть арсенал. Возвращайся в Галилею, Йосеф. Ты мне сейчас нужен там.

– Хорошо, Иегуда, – с готовностью отозвался Йосеф. – Городской совет я беру на себя. Считай, что Галилея уже присягнула тебе…

Они обнялись и распрощались. В ту же ночь Йосеф, оседлав коня, устремился в обратный путь, в родной город Ципори, где его ждала Мириам…

Утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в шестнадцатый год после обновления Храма сын самаритянки Архелай ввел в Ерушалаим войска, которые утопили в крови внутренний двор Храма, где приносил жертвы восставший народ.

Вечером с Храмовой горы затрубил шофар, предвозвещая наступление праздничной субботы. Солнце зашло. На небе появились первые звезды, знаменуя начало Пасхи. Но великий праздник был омрачен трауром по трем тысячам невинно убиенных людей. Во многих домах вместо благословений и молитвословий, которые обыкновенно звучали в пасхальную ночь, слышался плач вдов и сирот…