Общая когнитивная теория

Малая советская энциклопедия интерпретирует сигнал как материальное воплощение сообщения для использования при передаче, переработке и хранении информации[54].

Любой стимул, который может быть воспринят нервной системой животного, по сути своей является сигналом. У более примитивных животных, не имеющих структур для сохранения мемстинктов, такой стимул (набор афферентных сигналов) всегда должен сам активировать инстинкт. У животных, способных создавать мемстинкты, стимул способен возбудить группу клеток, которая, будучи активной одновременно с инстинктом, превратится в элемент мемстинкта. Инстинкт может быть активирован другим сигналом, от другого элемента, пришедшим одновременно с исходным, но в этом случае (будет создаваться элемент более высокого уровня, состоящий из нескольких элементов более низкого уровня) мы можем говорить о сложном сигнале, состоящем из нескольких частей. В результате получается, что стимул – это набор афферентных сигналов или группа наборов, способных активировать нейронную сеть инстинкта. В дальнейшем элемент может терять связь с изначальным инстинктом и образовывать связь с другими. Нейронная сеть инстинкта может включать в себя рефлекс. В этом случае сигнал можно назвать полностью эмоциональным, то есть воспроизводимым без участия элементов мемстинктов. Если у животного присутствует структура, способная создавать мемстинкты, то любой сигнал может стать причиной создания элементов мемстинктов, а значит, у таких животных разделять сигналы на эмоциональные и приобретаемые очень тяжело. Например, у человека фонемы, то есть звуковые сигналы первого уровня, в значительной части являются эмоциональными (при сохранении элемента первого уровня одновременно должен быть активирован инстинкт). Разделение же сигналов на референтные и нереферентные, а также дискретные и недискретные имеет большее отношение к особенностям коммуникативных систем животных и особенностям их поведения в целом, поэтому противопоставление эмоциональных и референтных сигналов не очень корректно. Всё, о чём мы сейчас говорили, относится к сигналам вообще, но чтобы сигнал стал коммуникативным, он должен включать элементы как минимум двух модальностей, расположенных в сенсорной и двигательной коре соответственно. В этом случае животное сможет не только среагировать на сигнал, но и воспроизвести его.

Определяющим же для вида сигнала является происхождение нервного импульса, порождающего сигнальное поведение. Нервный импульс может порождаться либо рефлексом, входящим в состав нейронной сети инстинкта, либо волевым элементом, входящим в состав мемстинкта. В первом случае мы можем назвать сигнал рефлекторным или инстинктивным, во втором мы можем назвать его осознанным, потому что он может быть частью истории сознания. Может быть ещё один случай, когда осознанный сигнал постепенно становится сигналом, порождаемым нейронными сетями мозжечка, но даже в этом случае он всё равно, в отличие от рефлекторного сигнала, может активировать связанный с ним волевой элемент и стать осознанным.

Пример намеренных сигналов у воронов можно увидеть в экспериментах, в которых ворон берёт шишку или камушек, вероятно для того, чтобы привлечь внимание других[55].

У певчих птиц, а также у попугаев и колибри, которые тоже обучаются своим звуковым коммуникативным сигналам посредством звукового подражания, контроль за звукопроизводством осуществляется не теми же мозговыми структурами, что у тех видов, у которых звуковые сигналы являются врождёнными[56].

Итак, фонемы являются элементами мемстинктов первого уровня, второй уровень составляют аффиксы, третий – морфы и т.д. То есть язык – это часть системы мемстинктов. Подтвердить нашу теорию может, например, закон Педерсена, а также регулярное фонетическое соответствие или связанное ударение. Мы видим, что в разных морфах используются одни и те же фонемы, то есть буквально одни и те же группы нейронов, составляющие элементы мемстинктов. Более крупные языковые формы, соответствующие элементам высокого уровня, использующиеся в дискусе, например устойчивые словосочетания, синтагмы, фразы, тоже повторяются и имеют просодические особенности, указывающие на то, что в различных дискурсах используются одни и те же группы нейронов, составляющие элементы мемстинктов высокого уровня.

Из наших размышлений можно сделать интересные выводы: мы видим, что, с одной стороны, полноценно изучать язык можно только как часть культуры, то есть системы культурных мемстинктов; с другой стороны, при изучении культуры мы можем использовать прогрессивные методы, придуманные лингвистами.

Изначально мы с вами хотели описать все принципы работы психики с помощью процессов возбуждения и торможения отдельных групп нейронов, а также создания нейронных сетей. Какие же группы нейронов имеют непосредственное отношение к языку? К устному языку непосредственное отношение имеют элементы мемстинктов первого уровня, расположенные в слуховой коре, которые формируются, когда мы запоминаем первые фонемы языка, и элементы, расположенные в моторной коре, которые появляются, когда мы учимся произносить первые звуки. Элементы второго уровня располагаются в непосредственной близости от элементов первого. К ним имеют отношение, например, зоны Брока и Вернике. Элементы самых высоких уровней состоят из элементов различных модальностей и рассредоточены по всей коре. Если человек осваивает письменный язык, у него появляются элементы первого уровня в зрительной коре и новые элементы в моторной коре, отвечающие за написание букв. Мы с вами выделили отдельные элементы, имеющие непосредственное отношение к языку, но данные элементы входят в состав мемстинктов вместе с другими элементами, и полноценное изучение языка невозможно без изучения всей системы культурных мемстинктов. Действительно, мы можем активировать и изменить мемстинкты, активируя элементы, не имеющие непосредственного отношения к языку в современном понимании; например, объяснить дорогу мы можем, нарисовав план местности и не произнеся при этом ни слова, можем использовать жесты, в конце концов мы можем просто изобразить шум водопада, затем пантомиму перехода через мостик и удовольствие от поедания малины, заросли которой являются целью нашего пути, – при определённых условиях этого будет достаточно, чтобы передать информацию «собеседнику». Любой искусственный мемстинкт (далеко не только текст) предназначен для передачи информации – создания или изменения мемстинктов. Например, диалог: «В декабре опять?» – «Да, конечно», представляющийся почти бессмысленным без изучения контекста, после изучения имеющегося у обоих говорящих мемстинкта проведения корпоративных празднований Нового года позволит исследователю идентифицировать у говорящих все активные группы нейронов, имеющие отношение к данному диалогу. Другими словами, подробное знание мемстинкта позволяет изучать диалог не на уровне абстрактных размышлений, а на уровне точных измерений и научных экспериментов.

Рассмотрим внимательно, чем является дискурс с точки зрения нашей с вами теории. Любой дискурс является результатом возбуждения элементов двигательной коры историей сознания и элементами воли. Как мы помним, история сознания – это гипервозбуждение (появление эпизодов сознания) элементов активных в данный момент мемстинктов, чаще упорядоченных по времени и пространству за счёт упорядоченности элементов исходных мемстинктов.

То есть если в данный момент активен один мемстинкт, мы можем дополнительно возбудить с помощью воли элементы, отвечающие за произношение слов, включённые в данный мемстинкт или ассоциативно связанные с ним, и у нас получится монолог-воспоминание, например такой: «Ходил вчера мимо водопада по мостику до малиновых зарослей. Наелся ягод. Очень доволен». Одновременно могут быть активны и несколько других мемстинктов, и в этом случае любой из включённых в них, а также ассоциативно связанных элементов может стать эпизодом сознания, а значит войти в историю сознания, останется только дополнительно возбудить элементы двигательной коры, отвечающие за произношение слов, – и мы услышим монолог, связанный несколькими мемстинктами, например: «Дом построю с двускатной крышей, как у соседа. Да и денег как раз хватает, вчера зарплату получил».

Любой самый сложный дискурс, включая написание самых сложных научных статей, текстов, заявок на патенты, художественных произведений и т.д. и т.п., – это активация элементов двигательной коры, отвечающих за написание, произношение и т.д., возбуждённых с помощью воли и истории сознания.

Глоттогинез

Может ли наша с вами теория добавить какие-то новые мысли о происхождении языка? Мы можем поразмышлять Какие же эволюционные выгоды получает коммуницирующая с помощью языка группа? Основное, что даёт язык, – это возможность постоянно верифицировать мемстинкты каждой особи и делать их стандартными, похожими друг на друга у разных животных. Если особи проводят всё время вместе, то просто вследствие действия одинаковых факторов внешней среды (одинаковых для всех ситуаций) их мемстинкты без языка будут очень похожи друг на друга. Представьте себе двух людей, например близнецов, которые всё время без исключения проводят вместе. Их диалог даже при развитом умении говорить в значительной мере будет ограничиваться фразами типа «Пойдём?» – «Пойдём». А ещё скорее: «У?» – «Ага». Ещё меньше язык нужен в строго иерархированном обществе, в котором все особи всегда находятся вместе. Вариант такого общества – гарем у горилл, в котором все особи ведут себя в строгом соответствии с текстом песни популярного когда-то в России певца Богдана Титомира: «Эй, подруга, посмотри на меня. Делай как я, делай как я». В таких обществах наличие языка, конечно, способно улучшить взаимодействие особей, но не очень сильно. Если мы представим себе не очень строго иерархированный коллектив, в котором разные особи имеют разную специализацию, например, как в современных обществах охотников и собирателей, в которых мужчины занимаются добычей мяса и мёда, а женщины – добычей ягод и корнеплодов и т.д. Значительную часть времени особи такого коллектива проводят порознь, и, соответственно, согласованное взаимодействие, потребность в котором возникает, например, при опасности во время кочёвки, будет затруднено. Например, охотники могут все вместе побежать налево, а женская часть коллектива спрячется в соседних кустах и будет съедена стаей хищников, оставшись без защиты. В этом случае постоянная сверка своих мемстинктов с мемстинктами других членов коллектива приобретает реальную значимость для выживания. Ещё большую значимость имеет возможность верификации мемстинктов в большом коллективе, разделённом на небольшие группы, проживающие самостоятельно. В данном случае полноценное взаимодействие особей, которые 90 и более процентов времени проводят порознь, будет практически невозможно. Их мемстинкты будут похожи только благодаря архитектонике мозга и некоторой похожести среды обитания, но взаимодействие без языка будет напоминать взаимодействие двух групп обезьян, встретившихся в лесу и неспособных на слаженную работу. Взаимодействие, к слову сказать, может быть выгодно не только в ситуациях спасения от опасности, но и во многих других случаях: например, коллектив, имеющий одинаковые мемстинкты, с помощью речи может их активировать одновременно у всех членов и все они совместно будут испытывать общие эмоции, такие как удовольствие от совместной песни или рассказа.

У людей, принадлежащих к одной культуре, в одинаковых ситуациях активизируются одинаковые мемстинкты, а значит, они проявляют одинаковое поведение. Коммуникации в таких ситуациях могут быть минимальными, что значительно упрощает координацию при групповых действиях.

Итак, наша с вами теория говорит о том, что возникновение языка могло быть особенно выгодно с эволюционной точки зрения для не имеющей строгой иерархии большой группы особей, проводящих большую часть времени в небольших специализированных коллективах.

Если поразмышлять на тему, какими же могли быть первые стадии становления языка, следует понять, как звуки начали становиться элементами мемстинктов. Мы можем предположить с большой степенью вероятности, что изначально это были элементы первого уровня, уровня звуков, не больше слогов современных слов. Что-то очень похожее на лепет детей. Нельзя исключать, что слоги повторялись в одном праслове: дело в том, что если повторно возбуждать один и тот же элемент, можно добиться большего результата, поэтому слова типа «мама» или даже с неточным повторением, например «шашлык-машлык», работают по принципу рифмы. Не исключено, что первые праслова в значительной мере были попыткой изобразить звук, свойственный объекту. Дальше мы можем предположить, что если особь использовала при взаимодействии определённые звуки, например каким-то образом умудрялась имитировать звуки, издаваемые антилопой, когда с помощью жестов пыталась позвать сородичей на охоту или призывала помочь принести труп животного, и другим особям удавалось её понять, эффективность взаимодействия коллектива резко увеличилась, что не могло не отразиться на выживаемости группы, а значит, коллективы, в которых хотя бы некоторые особи могли произносить большее количество звуков, а все остальные могли понимать эти звуки, получали серьёзное преимущество в ходе эволюционного отбора.

У многих высших животных, например у макак-резусов, присутствуют индивидуальные звуки, необходимые для встраивания диадных связей.

В группах с сильной иерархией индивидуальные сигналы активируют у животных разные эмоции, например, если их воспроизводит животное равного с тобой ранга или отличающегося, твоего пола или другого и т.д. Поэтому в таких группах появление культурных мемстинктов затруднено. Культурный мемстинкт должен активировать одинаковые инстинкты у большинства членов группы. Однако в стаях с пониженным уровнем доминирования, например как у австралопитеков, определённый индивидуальный звуковой сигнал может активировать одинаковые инстинкты у значительной части группы, что может сильно ускорить формирование культуры и способствовать появлению звуков праязыка.

Музыкальные произведения так же, как и дискурс, на глубинном уровне строятся по принципам создания истории сознания. То есть у них есть развязка по аналогии с целевым элементом мемстинкта и другие части, которые приводят к развязке, так же как элементы мемстинкта способствуют активации целевого элемента. А более простые произведения построены на повторении (возможно, с вариациями) одной темы, так же как в фразе языка может повторяться какое-то слово или его часть, например рифма в поэтическом произведении. Поразмышляв, мы с вами можем прийти к выводу, что вокализация музыкального произведения и вокализация фразы любого языка имеют общие исторические корни. Может ли понимание этого факта хотя бы немного помочь нам разобраться в истории возникновения языка? Да, может. В последние десятилетия лингвисты добились поразительных результатов в попытках восстановить древние праязыки. Есть определённые результаты даже для праязыков верхнего палеолита! Но многие антропологические факты указывают на то, что уже сотни тысяч лет назад особенности строения некоторых органов людей позволяли им говорить[57].

Лингвисты восстанавливают древние праязыки, сравнивая особенности языков, на которые исходные праязыки разделились. Но если лингвисты смогут подобрать методы для исследования музыкальных произведений, теоретически это может дать повод к размышлениям о начальных стадиях вокализации наших предков вообще. Секрет может крыться, например, в том какое сочетание звуков приносит нам удовольствие. Если мы реагируем на определённые закономерности сочетания звуков или даже звуков и других сигналов, можно с уверенностью говорить, что эти сочетания сигналов, прописанные в наших инстинктах, были важными на протяжении большого периода, предшествовавшего началу осознанной вокализации. Эксперименты можно вести в двух направлениях: во-первых, как мы говорили чуть выше, можно попробовать применить для изучения корпуса музыкальных произведений принципы, навеянные принципами изучения языка. Не исключено, что это поможет определить основные наборы сочетаний звуков, вызывающих положительные эмоции у людей в принципе. Во-вторых, можно начать эксперименты с чистого листа, регистрируя эмоциональную реакцию людей на определённое сочетание звуков. Наша с вами теория поможет отделить инстинктивные эмоции от эмоций, вызванных возбуждением мемстинктов. Для этого мы должны будем фиксировать первичное возбуждение подкорковых центров на определённое сочетание сигналов и не учитывать вторичное возбуждение этих же центров, вызванное дополнительным возбуждением их через обратные связи с мемстинктами. Эта же методика поможет определить, есть ли в принципе какие-либо части слов – звуки, – успевшие за несколько сотен тысяч лет осознанной вокализации стать инстинктами. Это, конечно, маловероятно, но если всё-таки окажется, что какие-либо звуки человеческой речи могут вызывать инстинктивную реакцию, мы сможем говорить о том, что такие звуки были важными уже после начала осознанной вокализации. Но ещё раз повторимся, что это, конечно, крайне маловероятно. Для того чтобы стать инстинктами, звуки должны быть важными на протяжении очень длительного периода.

Наша с вами теория показывает, что на первых стадиях появления человеческого языка появлялись первые элементы памяти, связанные с этим навыком, и, соответственно, появлялись специальные структуры коры головного мозга, в которых они консолидировались. В дальнейшем эти зоны превратились у нас в зоны Брока и Вернике.

Наша с вами теория имеет и ещё одно интересное следствие. Получается, что любые характеристики человеческих языков напрямую продиктованы культурой (развитием мемстинктов) и принципами построения памяти. С другой стороны, получается, что любая часть нашей памяти имеет черты человеческих языков. Например, вся наша память дискретна, то есть состоит из ограниченного набора отдельных элементов. В это сложно поверить, но это так: все наши сложные и такие различные воспоминания, планы и мечты (мемстинкты, истории сознания) состоят из ограниченного, хоть и очень большого у людей (благодаря большой коре) набора элементов, и их построение напоминает построение предложений и рассказов, в которых вместо слов и звуков используются элементы разных модальностей. Поэтому для изучения мемстинктов (например, в нейрофизиологии или культурологии), возможно, удастся применять некоторые инструменты, используемые сейчас в лингвистике.

Язык – это очень важная, но не единственная часть культуры, и поэтому любое его излучение в отрыве от культуры будет неполноценным. Бытовой устный язык – это истории сознания, значительная часть которых, пройдя процесс консолидации, превратится в мемстинкты. Любые записи языка, как мы помним, являются искусственными мемстинктами. В следующей главе мы подробнее поразмышляем о части искусственных мемстинктов, которые в нашей культуре принято выделять в отдельную категорию, – об искусстве.

Глава 7. Искусствоведам и управленцам «от культуры». Могут ли животные создавать произведения культуры. Велика ли бюджетная эффективность культуры

Уважаемые коллеги, давайте сразу договоримся: если вам потребно разговаривать о душе и о её чудесных порывах, создающих непреодолимую пропасть между венцом божественного творения и низкими, неспособными к творчеству и эмоциям животными, то наши скучные «технарские» размышления о группах возбуждающихся клеток утомят вас. Возможно, вам приятнее будет обратиться к воодушевляющим творениям талантливых теологов или хотя бы перечитать старые учебники по теории искусств. Мы же поговорим о людях – об одном из множества видов животных, населяющих Землю, и процессах, реально протекающих в нашем мозге и социуме.

Ну вот теперь, когда мы избавились от этих скучных вечно философствующих господ, узнаем, где же спрятан клад!

:)

Конечно, это была шутка, и затеяли мы её, чтобы ещё раз провести эксперимент над живыми людьми – над вами, уважаемые друзья. Видели ли вы знак, расположенный чуть выше? Узнали ли его? Скорее всего, узнали. Но как же так получилось, что две точки и кривая линия вызвали у вас ассоциацию с улыбкой, вернее с кружочком, имеющим две точки и кривую линию, который ассоциируется с улыбкой? Ваш мозг отреагировал на небольшой набор входящих сигналов, активировав мемстинкт, к которому изначально был привязан смайлик, вызывающий активацию инстинкта узнавания лица. Примерно так же реагировал мозг птенцов в экспериментах К. Лоренца и Н. Тинбергена со свежевылупившимися птенцами выводковых птиц (куриных и утиных) более полувека назад, описанных в книге Тинбергена «Изучение инстинкта»[58]. Силуэт сокола вызывал активацию болевого инстинкта и приводил к панике.

После этого было проведено множество подобных экспериментов. Так, жабы избегают фигур, похожих на змею с поднятой головой. Пиявка, движущаяся толчками, воспринимается как добыча, если её передняя присоска находится на почве, но если эта присоска поднята в воздух, жаба принимает пиявку за врага.

Ключевые признаки, заставляющие хищников бросаться на добычу, могут быть связаны с формой, размерами, характером движения[59].

Например, лягушки, жабы, каракатицы могут распознать добычу, если она движется. Личинки стрекоз предпочитают животных, совершающих зигзагообразные движения. Солнечная рыба Lepomis gibbosus скорее нападёт на искусственную рыбку, если та извивается, чем на настоящую, которая движется плавно[60].

Все искусственные мемстинкты, к которым можно отнести и сигнальное поведение животных, включают наборы сигналов, активирующих инстинкт или мемстинкт, у животных, способных сохранять воспоминания.

Любое произведение искусства является искусственным мемстинктом.

В самом широком смысле искусство – это набор афферентных сигналов, способных возбудить инстинкт или мемстинкт, который, в свою очередь, возбудит инстинкт, вызванный предметами, процессами, созданными человеком, а также сами эти предметы, процессы и процессы их создания.

Ещё точнее: искусство – это искусственный мемстинкт, вызывающий значительную активацию нейронных сетей мемстинктов и инстинктов.

Используя наше определение, мы можем понять, почему же на первых палеолитических памятниках культуры в основном изображены животные и люди. Именно животные и люди могли вызывать наибольшие эмоции у людей того времени. Животные как лучшая еда, источник движения, привлекающий внимание за счёт активации инстинктов, источник опасности, и люди, которые у нас по понятным причинам вызывают наибольшие эмоции, то есть максимально активируют инстинкты и мемстинкты. Кстати, с точки зрения удовольствия от еды мёд и некоторые фрукты могли вызывать не меньшее удовольствие, и немного странно, что их изображения пока не находят, но возможно мы плохо ищем и среди геометрических форм найдём изображение улья, сот и плодов или деревьев, плодоносящих вкусными фруктами.

Искусство верхнего палеолита при всём его кажущемся отличии построено на тех же принципах, что и современное, а ощущения современников могли быть более острыми. Например, в верхнем палеолите были распространены пещеры со следами росписи. В основном это были фигуры животных. Изучающие данные пещеры учёные считают, что не только принципиальный состав и расположение изображений, но и деятельность современников во многих пещерах были схожими.

Посещение пещерных комплексов верхнего палеолита, безусловно, производило на современников другое впечатление. Психика верхнепалеолитического человека состояла из другого набора мемстинктов, а значит, элементы активировали другие наборы входящих сигналов. Конечно, эти наборы сигналов не сильно отличаются от тех, которые возбуждают наши мемстинкты, ведь психика строилась с участием инстинктов, которые не могли сильно измениться за столь короткий промежуток времени. Нужно иметь в виду, что в те времена искусственные мемстинкты, в том числе произведения изобразительного искусства, были крайне редки, поэтому встретить образ, визуально напоминающий, например, животного, можно было только в природе, наблюдая самого животного или естественные предметы, камни, напоминающие его, поэтому произведения искусства могли вызывать другую реакцию. Представьте, что вы вдруг увидели не привычный рисунок животного, скажем пещерного медведя, а, например, его голографическое изображение, не отличающееся от оригинала, притом в натуральную величину (составляющую более трёх метров), появившееся в месте и во время, совершенно несвойственные для этого, например когда вы готовитесь ко сну. Подобные ощущения, сопоставимые, например, с ощущением первых зрителей фильма «Прибытие поезда», могли испытывать и древние посетители пещер. Подобное событие оставляло впечатления более яркие, чем, например, могло оставить у вас посещение фильма «Аватар».

В разные эпохи в разных культурах разные объекты могли вызывать наибольшую активацию нейронных сетей инстинктов и мемстинктов. Конечно, всегда это были и будут партнёры противоположного пола, дети, источники вкусной пищи, но кроме того в разные эпохи это могли быть здания, предметы роскоши, стихийные явления. Очень сильные эмоции могут вызвать у нас искусственные мемстинкты, активирующие воспоминания о знакомых местах. Пожалуй, самая впечатляющая картина для каждого человека – это изображение помещения, двора, луга, лесной опушки и т.д., связанных с детством или значительной частью жизни, поэтому пейзажи тоже могут вызывать сильные эмоции. Как мы уже говорили, у человека, в отличие других животных, активация нейронных сетей происходит в первую очередь за счёт активации мемстинктов и лишь во вторую за счёт инстинктов. Конечно, инстинкты бывают важные, например инстинкты, связанные с размножением, поэтому тема межполового общения и воспитания детей всегда и во всех видах искусств будет, пожалуй, признаваться самой главной, но другие инстинкты не так сильны и оказывают незначительное влияние на формирование мемстинктов, поэтому в разных культурах разные вещи, культурные ценности вызывают сильные эмоции. Где-то это может быть патриотизм, верность долгу: желание отдать свою жизнь за человека, считающегося главным на данной территории, и его приближенных, где-то – желание сразу же обезглавить и съесть любого чужака, посягнувшего на твою территорию, где-то – равенство всех людей, где-то – сострадание ближнему и т.д. и т.п.

Нейронные сети младенца и животного, неспособного сохранять большое количество мемстинктов, проще будет возбудить с помощью наборов входящих сигналов, активирующих инстинкт, но у взрослого человека активировать нейронные сети проще набором сигналов, возбуждающим непосредственно элементы мемстинктов.

Любое произведение искусства, как мы уже говорили, является искусственным аналогом мемстинкта или элемента мемстинкта высокого уровня. Даже на древнейших памятниках изобразительного искусства изображается обычно несколько животных, идущих в стае (либо уложенных в виде трофеев), либо движущихся одиночных животных. Такой искусственный мемстинкт мог активировать большой мемстинкт охоты, тем более что небольшой мемстинкт, содержащий образ животного, мог являться элементом (отдельно заметим: целевым, приносящим удовольствие элементом) большого мемстинкта охоты. Обратим внимание на то, что болевые мемстинкты и болевые элементы становятся прототипами искусственного мемстинкта значительно реже: например, хищные животные появляются на изображениях палеолитических художников значительно реже и то, возможно, как копия части мемстинкта, содержащего информацию о победе над хищником. В картинах более поздних мастеров увидеть искусственный мемстинкт, то есть историю, последовательность элементов, упорядоченную по времени и пространству, ещё проще.

Многие классические музыкальные произведения, имеющие кульминацию, построены по принципу истории сознания, а вот более простые (например, популярные песни) построены по принципу повторяющихся частей. Увидеть последовательность элементов, приводящих к целевому, нам будет несложно и в серьёзном музыкальном произведении, и в танце. О том, что дискурс является искусственным мемстинктом, мы уже говорили. С точки зрения нашей теории очень интересно воздействие на человека повторяющихся элементов зачастую низкого уровня, например, в литературе это могут быть рифма, аллитерация, ассонанс, в популярных песнях – припев, мотив и т.д. После возбуждения нейронная сеть остаётся активной на протяжении длительного времени, иногда даже достаточного для реконсолидации мемстинкта, но даже при отсутствии сильной активации, запускающей механизмы длительной активации, нейронная сеть остаётся активной на протяжении какого-то времени и повторное её возбуждение в этот период с большей вероятностью позволит появиться эпизоду сознания. В случае с целевым мемстинктом повторное возбуждение предварительно возбуждённого элемента будет способствовать более сильному возбуждению целевого элемента, а значит более сильному возбуждению инстинкта, вызывающего приятные эмоции. Стихотворный текст ярче проявляется в сознании, чем нерифмованный. Другими словами, человек, постоянно напевающий любимую песенку (до момента, пока нейронная сеть не перевозбудится, вызывая неприятные ощущения) или читающий стихотворение, будет испытывать более сильные приятные эмоции, чем человек, слушающий обычные звуки или читающий обычный текст.

В итоге мы имеем самовозбуждающуюся группу мемстинктов и (возвращаясь к популярным песням) начинаем понимать, почему некоторые песенки могут быть такими навязчивыми.

Такое ритмическое возбуждение аффиксов, являющихся элементами мемстинкта низкого уровня, можно сравнить, например, с чередой выигрышей в казино или с поиском конфет, которые спрятала для вас мама, или с поиском белых грибов. В этих случаях через какой-то промежуток времени повторно активируется элемент мемстинкта, и если таких активаций было много или если активация была сильной, будьте уверены: конфеты или белые грибы, скорее всего, приснятся вам ночью, потому что мемстинкт непременно будет реконсолидироваться.

К слову сказать, метрика стихотворного текста может дать нам представление о размере элементов мемстинктов разных уровней.

Ещё одним примером применения нашей с вами теории для объяснения принципов древнего искусства могут быть неолитические Венеры. Принцип pars pro toto (часть вместо целого), по всей вероятности, является изображением элемента мемстинкта, например прекрасной женщины. Для того чтобы активировать мемстинкт целиком, не обязательно делать точную копию женщины, достаточно изобразить визуальное содержание целевого элемента мемстинкта. Согласитесь, даже для современного человека, привыкшего к тому, что вторичные половые признаки партнёра противоположного пола всегда закрыты одеждой, такого изображения достаточно, чтобы активировать мемстинкт женщины целиком.

Даже в наше время и даже с научной трибуны всё ещё можно услышать высказывания о том, что именно искусство отличает нас от животных, а больше всего отличает нас от животных ВЕЛИКАЯ БОЖЕСТВЕННАЯ любовь. В конце концов, самые «возвышенные» и «волшебные» эпизоды субъективного опыта появляются у нас при активации инстинкта полового размножения, то есть когда «воздушная поступь» и «еле уловимый умопомрачительный аромат» нашего партнёра навязывают нам «божественные строчки» или «вечные образы». Мы вообще считаем божественным и чудесным всё, что приносит нам сильное удовольствие и не связано с болементами. Ещё совсем недавно, какие-то десятки лет назад, некоторые наркотики считались восхитительными, пока люди не научились бояться последствий их применения. Жрецы почти всех культов использовали или используют различные психотропные вещества, включая алкоголь, в своей деятельности.

Но точно такие же «возвышенные» и «волшебные» эпизоды субъективного опыта (сильное возбуждение нейронной сети инстинкта) испытывают в момент интимного контакта многие животные. Переживания могут быть настолько яркими, что некоторые животные могут совершать порой поступки, опасные для жизни. И принципиально поведение влюблённого человека не сильно отличается от поведения других влюблённых животных. Для убедительности данного тезиса можно провести такой эксперимент. Любому человеку, например мужчине, можно организовать очень сильное переживание, например положительное и, допустим, связанное с эротикой. Представим, что мужчина проведёт несколько незабываемых вечеров с девушкой, одетой в платье, по цвету и форме напоминающее лист какого-либо растения. В дальнейшем, если этому мужчине показать лист этого растения или даже его схематическое изображение в виде пары мазков на холсте, он начинает испытывать сильное эмоциональное переживание. Если вы спросите: «А где же здесь вечные ценности искусства?», подумайте о том, что всем ценностям искусства не более нескольких тысяч лет, а тем, которые нравятся многим людям, то есть ценностям, связанным с нашей культурой, не более нескольких сотен лет. Попробуйте восхищаться каменными мадоннами и поймёте, что «вечные ценности» тех эпох уже не очень ценны для вас. Если всё же говорить о вечном, то какая-нибудь редкая форма облака или необычная трещина на дереве или камне, затрагивающая какое-либо инстинктивное переживание, редкая галька в виде фигуры женщины может вызвать сильное переживание, причём как современного человека, так и палеолитического.

К слову сказать, многие животные способны создавать полноценные мемстинкты, в том числе содержащие элементы, отвечающие за произнесение звуков, так же как люди циклично повторяют сочетания звуков – песни – с небольшими вариациями, например киты или птицы.

Бело-пятнистый иглобрюх (лат. Torquigener albomaculosus) делает песчаные инсталляции, привлекающие самок. Бесеедковые птицы, или птицы-шалашники (лат. Ptilonorhynchidae), делают не менее красивые инсталляции, способные привести в восхищение самок их вида. Многие птицы и млекопитающие во время общения с партнёром выполняют движения, которые сложно будет не назвать танцем. К слову сказать, совсем нельзя исключать вероятность того, что первые танцевальные движения мы переняли именно у животных.