Здесь мопсы не рассказывают сказки

Стоял ветреный январь. А я была молода и беспечна.

Мысли мои, словно забытый полиэтиленовый пакет за окном, так же витали где-то вне головы, то и дело натыкаясь на ветки деревьев. Я мало что запомнила из того смутного времени. Помню, что сначала жила у одних людей. Они были хорошие. По крайне мере, не имею права никого осуждать. Я всего лишь маленькая собачка.

Возможно, вела ваша покорная слуга себя плохо, прыгала по кроватям или громко лаяла на бабулек у подъезда.

Или, да простит меня святой Сасиско, пару раз взорвала мусорку. Ну что с меня взять?! Мама моя была простой женщиной-мопсом и великосветским манерам не обучила.

Только лишь вежливо нюхать под хвостиком у незнакомых собак в знак дружбы. Факт остается фактом. За плохое поведения те люди посадили меня на привязь, а потом решили перепродать, как старый скрипучий диван. Или молодой, но не нужный.

Многие хотели купить «молодого мопсика без вредных привычек и с хорошей родословной», как было сказано в объявлении. Приходили посмотреть, брали на руки, словно игрушку, тормошили и тискали за складочки.

Я боялась чужие холодные руки. Громко рычала.

Кот, который жил у моих людей, сказал однажды:

– Милка, доверять в этом мире, а особенно в этом доме, никому нельзя. Сначала они кормят тебя сочными консервами и потрошками, а потом лишают самого ценного.

И с такой тоской взглянул куда-то в мохнатую пустоту, чуть ниже живота.

Коту я верила, рычала на всех, боялась, что меня заберут и посадят на привязь за плохое поведение до конца моих дней. И лишат самого ценного, возможно даже сосисок. Еще я переживала за своего желтого зайчика по имени Зайка, игрушку с прогрызенным носом, которая досталась мне в дар от мамы. Меня заберут, у меня носик то целый, глазки умные, а он уродец, так и останется один. Ну кому он нужен, кроме меня, с глазами из двух ниток?

Несколько месяцев я просидела на цепи, не встретив своего единственного человека, который меня приютил бы, перестал обижать и навеки уяснил, что люблю на завтрак я огуречные попки, а на ужин их же, но вперемешку с сосисками.

Наивная.

Так я оказалась перед вами: голодная, оставшись без ужина за скверное поведение, запертая в камере смертников, в пропахнувшем ароматами кухни узком коридоре квартиры своих нелюбимых хозяев.

Дзззз.

Звонок над головой тревожно заскрипел, оповещая всех присутствующих о незнакомце за дверью.

«Может это почтальонша, которую я постоянно пытаюсь укусить за палец, когда она просовывает письма под дверь? В такой поздний час?» – грозно залаяла я, но, взглянув на хозяина, который, почесывая нависшее над синими трениками пузо, прошаркал встречать гостей, резко лай оборвала.

Не хватало еще по горбушке получить, как в прошлый раз.

Пока он брел по рыжему коридору, пытаясь просунуть ногу в мохнатый тапочек жены, ругался себе под нос, в дверь в последний раз позвонили, и послышались удаляющиеся шаги.

«Ну вот, кажется, не дождались».

Я легла обратно на насиженное место, уткнувшись носом в пяточку, и вновь попыталась заснуть.

«Ложная тревога».

В тот миг. Где-то далеко в небесной канцелярии[3 - Небесная канцелярия – это не собачий рай, как может показаться на первый взгляд, а вполне себе земная бюрократическая организация, занимающаяся хранением досье на всех собак.] решалась моя судьба. Мопсы-крестные усердно трудились, исполняя заветное желание об идеальном хозяине.

– Эй, кто там? – крикнул в открытую дверь человек-кит и, не обнаружив звонящего на пороге, поспешил дверь закрыть.

Удаляющиеся шаги стихли.

А потом затопали быстрее, громче. В квартиру вбежала невысокая девушка в салатовой дутой курточке и розовой шапке с бомбошкой.

Как оказалось, одна доля секунды решила мою дальнейшую жизнь. И ход книги.

– Здравствуйте, извините, пожалуйста. Это вы мопса отдаете?

– Ну, вообще-то не отдаю, а продаю, – хамовато уточнил хозяин, продолжая напяливать маленький женский тапок на свою огромную заднюю лапу.

– Да, да, извините. Конечно, продаете. Я по объявлению.

– Заходи.

Дверь захлопнулась и в коридоре стало теплее. То ли от запыхавшегося хозяина, чьи щеки от вынужденного телодвижения заполыхали, словно доменная печь, то ли от гостьи, посетившей эту жуткую квартиру в столь поздний час.

Она сразу с порога опустилась передо мной на колено и, несмотря на протесты, крепко обняла, собирая клочья шерсти на яркую куртку, которая приятно шелестела во время объятий.

– Боже, она прекрасна! Какая красавица, – произнесла гостья.

Стала трепать уши, целовать в нос, что явно было для меня в новинку. Я попыталась обозначить границы и, как обычно, зарычала, выдвинув лапки вперед. Но, не скрою, мне очень понравилось это действие, как и сама девушка. С ее тёплыми руками, похожая на солнышко в этом своем нелепом одеянии. Да и «красавицей» меня никто до этого не называл. «Гадёнышом» и «Чучундрой» да, а вот красавицей еще ни разу.

– Собака послушная, дома не пакостит, ест сухой корм или сосиски. Иногда все сразу, – сказал человек, который держал меня на цепи.

«Послушная? Шутишь, что ли? А кто меня отругал за лужу двадцать минут назад и ужина лишил? Кажется, совсем мозг от сериалов размяк у тебя. Не помнишь ничего».

– Гулять с ней много не надо, – продолжал человек, – нет, нет, она добрая.

– А рычит почему? – поинтересовалась моя новая знакомая.

– Почему рычит? Так это она хрюкает! Она же мопс! Мопсы рычать не умеют! А может, уходить от нас не хочет. Но у ребенка аллергия … Миша, да прекрати ты расстреливать людей в компьютере! Иди, покажи девушке, что у тебя прыщи из-за мопса.

Квадратная голова верзилы высунулась из комнаты, за дверью которой раздавались ужасающие вопли компьютерной зомби-игры.

На самом деле, прыщи у Миши были из-за чипсов, а не из-за меня. Но девушка, видимо, испугавшись страшной проказы, вскоре покинула дом, оставив меня наедине с зайцем.

– Да когда же тебя заберут?! – процедил сквозь зубы человек, туго пристегивая меня к ручке двери.

Вновь я оказалась никому не нужна. Одна в рыжем пустом коридоре, да еще и голодная.

Я села, опустив голову над пузиком, и горько заплакала, не в силах сдерживать подкативший к горлу комок из смеси одиночества, тоски и человеческой жестокости. Слезы барабанили по моему волосатому животу в такт тромбонисту.

«Неужели, я такая плохая, раз меня никто не хочет брать. А может, дело все-таки в безносом зайце?»

– Избавлюсь от тебя завтра, – гавкнула я, глядя на обглодыша возле двери прыщавого геймера.

Хотя нет, ну кому Зайка нужен, кроме меня. Пропадать – так вместе. Пропадать, так с музыкой! Утерев слезы лапкой, я запела что есть мочи свою любимую песню:

«У-У-У-У-У-У-У-У».

Не успела песня дойти до второго моего любимого куплета, как дверной звонок заскрипел вновь.