Живые: Мы можем жить среди людей. Мы остаемся свободными. Земля будет принадлежать нам. Мы будем любить всегда

Таис кивнула и попробовала встать. К ее удивлению, она чувствовала себя неплохо. Плечо не болело, голова не кружилась. Немного шатало от слабости, но если сходить в туалет и поесть, то и это пройдет.

Федор устроил ее на диване, поставил перед ней тарелку с горячим картофельным пюре, чашку кофе и пачку все тех же вафель.

– К картошке ничего нет. Но и за это спасибо. Иначе нам бы пришлось нелегко, – пояснил Федор, укрывая ноги Таис пледом, – я тут кое-что нашел, Тай. Ты поешь, а после я тебе включу. – Федор вдруг посмотрел ей в глаза и совершенно серьезно сказал: – Я знаю, что случилось на Моаге.

– В смысле? – не поняла Таис.

– В прямом смысле. Я знаю, что тут случилось. Нашел последнюю запись штурмана, Андрея Шереметьева. Это мой отец, Тай, представляешь? Я увидел собственного отца и даже узнал, как звали мою маму.

– И как?

– Лиза. Шереметьев называл ее Лизой.

– Так включай, чего ждать?

– Тай, поешь сначала. Это не простая информация. Я хочу, чтобы ты поела, выпила весь кофе и была готова слушать.

– А успокоительного мне не надо выпить?

– Надо бы. Только я их не нашел. Я бы сейчас сам напился успокоительного…

– Все так плохо? – осторожно спросила Таис.

– Ты даже себе не представляешь… Давай ешь, я не включу, пока не увижу пустую тарелку…

– Чего это ты решил строить из себя заботливого лона? Без тебя решу, сколько мне есть.

Федор не ответил на подколку. Уселся рядом с диваном на покрытый ковром пол, сплел пальцы рук, сжал и сказал с неожиданным накалом в голосе:

– Фигня одна, Таис. Одна фигня…

– Ну, это я и так знаю. Заинтриговал ужасно. Сейчас доем, а кофе уже буду пить, когда буду слушать. Как ты нашел эту информацию?

– Просто включил один из планшетов. Остальное запустилось автоматически. Сразу появился голограммный экран от трех планшетов. Большой такой. И на нем включилась запись. Внизу побежали буквы – на всеобщем и на русском. Сама увидишь. Тебе надо увидеть это самой.

Картошку Таис съела мигом. Отодвинула тарелку и коротко сказала:

– Включай.

Большой экран засветился зеленоватым, прозвучали неизвестные позывные, поплыли и соединились вместе три треугольника, выросла между ними перемычка.

«Торговая гильдия “ТрансСеверКорпорейшен”, станция “Млечный Путь”, капитан Лехонцев Владислав», – прозвучало в записи.

Ну да, именно так называлась торговая гильдия, которой принадлежал Моаг, Таис это знала.

Появился человек в форме. Его глаза вдруг показались странно знакомыми, будто видела их Таис, и не раз.

«Говорит первый штурман станции “Млечный Путь” Андрей Шереметьев», – представился человек.

Ну конечно! Это отец Федора, те же черты лица, такой же разрез глаз и даже форма бровей до удивления похожа. Волосы только потемнее да скулы пошире. Правда, выглядит человек так, будто только что вернулся из боя. Бровь рассечена, на шее длинная царапина, уходящая под воротник.

«Перед тем как уехать, я оставляю отчет. Запись событий я оставляю на тот случай, если наш челнок не доберется до станций или если со мной и моей женой что-то случится. Из экипажа и взрослого населения станции “Млечный Путь” в живых остались только я, Андрей Шереметьев, и моя жена, Шереметьева Лиза. Списки погибших, списки зараженных и медицинские файлы с отчетами, анализами и выводами я прилагаю к этой записи».

Таис нервно дернулась и машинально положила руку на раненое плечо. Значит, все-таки вирус… Но у них должен быть другой какой-то вирус, столько лет прошло. Не мог же один и тот же вирус столько времени дремать где-то на станции…

«Семь недель назад, 14 мая 18-го планетного круга по орбитальному летоисчислению, к станции “Млечный Путь” подлетел челнок. Позывные его принадлежали станции “Гончие Псы”, находящейся на орбите Марса. На челноке прилетел всего один человек. Он был без сознания и оказался поражен странной болезнью. Кожные покровы его были бледно-серого цвета, радужка темная и увеличенная. Человек находился в стадии глубокой дистрофии. В сознание человек так и не пришел. Мы оказали ему медпомощь, поместили в изолятор, взяли анализы. В составе его крови оказались серьезные изменения. Человек умер через два дня, нам не удалось узнать его имени».

Таис слегка толкнула Федора и спросила:

– Выходит, что это – та же болезнь, что у диких?

– Слушай, – ответил тот.

Андрей Шереметьев продолжал рассказывать:

«17 мая заболели две медсестры. Первые симптомы заражения у них были разные, у одной высокая температура и головная боль, у другой рвота и слабость. Предположив, что это инфекция человека с челнока, мы изолировали заболевших.

В самом начале распространения инфекции мы допустили несколько ошибок. Это произошло потому, что вирус, с которым столкнулись, не имеет аналогов, такого мы еще не встречали. Проявления заболевания могут быть разными, и мы не сразу составили верную клиническую картину. Это обошлось нам в десятки человеческих жизней. Самый первый признак заболевания можно отследить еще до видимых внешних перемен. Вирус, который завез нам человек с “Гончих Псов”, невероятно агрессивен. Встраиваясь в человеческую клетку, он меняет информационный код и запускает в организме необратимые изменения. Первым признаком заболевания являются эмоциональные реакции человека. Повышенная злобность, раздражительность, гнев и ярость. Сначала у многих были зафиксированы вспышки необоснованного раздражения. У нас произошло несколько крупных ссор, и мы списали это на всеобщую усталость и сниженный иммунитет.

Мы стали давать людям иммуномодуляторы, но вирус умел мутировать, и иммунная система принимала пораженные им клетки за свои собственные.

18 мая одна из заболевших медсестер умерла. Вторая была жива, но болезнь изменила ее внешность. Посерела кожа, выпали ресницы, увеличилась и потемнела радужка. Изменился состав крови. История болезни полностью описана в одном из прилагаемых к судовому журналу файлов.

Нам пришлось приковать заболевшую к кровати из-за слишком агрессивного поведения. Транквилизаторы не помогали, а механизмы действия и особенности вируса мы еще не знали. Мы тогда многого не знали.

Сделав анализы, наши врачи поняли, что вирус меняет и состав крови, и клеточный состав тканей. Фактически вирус перестраивает весь организм, перепрограммирует его. Наши антивирусные препараты оказались слишком слабыми и не действовали. Они даже не замедляли процесс.

Мы доложили о ситуации в управление Гильдии. Нам ответили, что примут меры, и предложили подождать и понаблюдать за ситуацией.

Спустя четыре дня, 22 мая, у нас было десятеро заболевших. Мы все еще не могли определить признаки инфекции. Начиналось по-разному. У некоторых открывалась рвота, появлялся озноб. Другие слепли и сразу умирали. Кто-то держался дольше всего, но если процесс заражения начинался, он уже не останавливался.

Нам не сразу удалось выделить вирус, то есть определить, как он выглядит в чистом виде и как ведет себя. Но то, что мы увидели, поразило нас. Вирус существовал в двух формах. Попадая в тело людей, он перестраивался на работу с человеческими органами и поражал все клетки – крови, мягких тканей, легочной ткани, клетки мозга. То есть вирус перестраивал все клетки организма. Во внешней среде вирус обретал другую форму и дублировал сам себя. Дублирование происходило с огромной скоростью. И когда мы это поняли и взяли замеры воздуха в коридорах всех трех уровней, то оказалось, что вирус распространился по всей станции.

29 мая, спустя семь дней после заражения, первые одиннадцать заболевших преобразовались полностью. Стадия перестройки человеческого организма занимает одну семидневку. Это еще одна наша ошибка: мы слишком поздно поняли суть действия вируса. Вирус полностью менял организм, терялась память, менялось сознание. Заболевшие не узнавали никого, не вступали в контакт и вели себя в точности как агрессивные животные».

Слово «животные» неприятно резануло слух, Таис дернула ногой и проговорила:

– Бред какой-то…

– Слушай, – снова попросил Федор.

«Заболевшие превращались в животных, агрессивных и обладающих невероятными, нечеловеческими способностями. Мы долго не знали, как назвать это перерождение. Мы до последнего старались помочь им. Всю серьезность положения мы поняли только тогда, когда шестнадцать заболевших – на тот момент их было больше, но полностью изменились только шестнадцать человек – выломали двери медчасти и напали на людей. После их нападения мы потеряли семь человек. 29 мая, ровно через семь дней после появления симптомов, первые десятеро заболевших и с ними те, кто еще не полностью изменился – шестнадцать человек, выломали двери медчасти и напали на персонал. Голыми руками – если можно так назвать то, во что превратились человеческие руки – они убили четверых работников медчасти, врача и его помощника. Мы пробовали остановить нападение и поймать заболевших. Нам это не удалось. Во время стычки были повреждены коммуникационные платы, отвечающие за связь. Починить их не удалось. Стая заболевших обосновалась в этих отсеках, одолеть их не получалось».

Таис казалось, что Андрей Шереметьев смотрел прямо на нее. Он, видимо, устал, этот взрослый человек, устал и потерял надежду. Ровным, строгим голосом он говорил об ужасных вещах. Но самое страшное – Таис знала, что он говорит правду, все так и есть. Сомневаться не приходилось.

«Изменившиеся после инфицирования вирусом становились необычайно агрессивными. Как я уже сказал, они не реагировали на человеческую речь, не боялись опасности. Они сбивались в стаю и охотились на людей. Питались существа только живым мясом. Твари имели необыкновенную способность к восстановлению. Раны на них заживали очень быстро, убить их можно было, только поразив в сердце или отрубив голову.

Инфицирование происходило очень быстро. 31 мая половина экипажа была заражена. Вирус не поражал только детей и некоторых взрослых, которые оказались невосприимчивы к нему. Мы успели обследовать всех детей и ни у кого не выявили генетических изменений в клетках. Наличие вируса в крови было у каждого. Вирус у детей не активировался, находился в спящем состоянии. Нам так и не удалось понять причину этого. Наш трехлетний сын Федор тоже оказался заражен, в его крови мы обнаружили наличие неактивного вируса.