Живые: Мы можем жить среди людей. Мы остаемся свободными. Земля будет принадлежать нам. Мы будем любить всегда

Уцелевшие страны и нации объединились, и появилось Всемирное правительство и Земная Международная Всеобщая конституция. Чуть позже, когда большая часть населения оказалась в космосе на орбитальных станциях, написали еще и Орбитальную Всеобщую Конституцию для тех, кому космос стал родным домом.

Человеческая жизнь стала главной и высшей ценностью. Людей осталось очень мало, а некоторые нации вообще исчезли с лица земли. Первые пятнадцать лет после начала Эпохи Последствий люди жили в ужасных условиях. Нищета, голод, болезни. Вновь вспыхнули чума и тиф, люди умирали тысячами. Детская смертность достигла самого высокого уровня – больше 80 процентов. Это значит, что детей практически не было.

Человечество исчезало так быстро, что стало понятно: если не принять какие-то меры, не выживет вообще никто. Земных ресурсов, в частности хорошей пахотной земли, способной родить хлеб, осталось очень и очень мало. После Последствий потепления земля стала самым дорогим и редким ресурсом. И человечество, чтобы выжить, поднялось в космос.

Все это рассказывали в классах на уроках истории. И еще приходилось учить строение станций, на которых жили люди. Станции располагались на орбите Земли – это те, на которых были заводы и фабрики, то есть производство.

Несколько станций находилось на орбите Марса, но это были небольшие научные корабли, предназначенные для изучения климата и природы. На Марсе пробовали создать первые колонии, покрытые специальными куполами-сферами. Под сферой стояли мощные установки, вырабатывающие кислород. Пока что эти проекты слишком дорого стоили, чтобы запустить их для массового заселения.

Эмма просматривала голограмму Земли, одним касанием пальца заставляя крутиться светящийся, почти полностью покрытый водой шар. Суши очень мало, и вода прибывает каждый год. Природа неустойчива, прогнозы неутешительны. Вполне вероятно, что через несколько десятков лет останутся только верхушки самых высоких гор – и всё. Тогда станции в космосе станут единственным прибежищем для людей.

Пережив страшные природные катастрофы и оказавшись на грани вымирания, человечество испытало настоящий шок. Были пересмотрены все законы, все ценности. И это, пожалуй, можно назвать положительным достижением, к которому привели Последствия потепления.

Дети стали основным охраняемым достоянием, как земля, как человеческая жизнь. Их обучение, их здоровье стало приоритетной задачей для человечества. Для того чтобы избежать отклонений в развитии и наследственных болезней – у человечества уже не было возможности кормить и содержать бракованных, неполноценных людей, детей стали зачинать в пробирках и выращивать в специальных кувезах, имитирующих женскую матку.

Этот научный прорыв освободил много времени и энергии для женщин. Теперь им не надо было терять время на уход за младенцами, и они уже не были так зависимы от мужчин. А так как женщины более стабильны и уравновешенны, чем мужчины, то многие управляющие должности в Международном Сенате, организованном вместо ООН, теперь занимали они.

Эмма думала об этом с особенным удовольствием. Иногда она мечтала учиться дальше и, если получится, поступить в Земной Правительственный университет. Туда направляли со станций только самых одаренных подростков. Диплом этого университета позволял подавать документы на должность в Сенате, хотя бы на должность секретаря или программиста. А это уже отличный шаг для карьеры.

Но попасть в Правительственный университет было невероятно сложно, практически невозможно. Детей с производственных станций брали неохотно, возможно, потому, что на их обучение тратились большие суммы денег, и это было специальное обучение, для того чтобы дети могли обслуживать конкретную станцию, на которой родились.

Хотя ей, Эмме, и так достаточно повезло, Моаг – престижная станция. Было бы гораздо хуже, если бы выпало работать на текстильных кораблях, производящих ткани, одежду, постельное белье и прочие необходимые в быту вещи.

Эти станции – их насчитывалось всего шесть – дети между собой называли барахолками. Хотя именно с них чаще всего приходили крейсеры – доставляли одежду, обувь и остальные вещи.

С Моага отправляли детали готовых роботов и электронные чипы, отвечающие за работу роботов. Моаг фактически снабжал роботами не только Землю, но и корабли.

Появление роботов помогло предотвратить Третью мировую войну. Потому что после Последствий потепления Америка, ослабленная природными катаклизмами, не могла сдерживать агрессию арабского мира. Но Израиль выставил на свои границы армию андроидов, разработанных в секретных лабораториях Америки и Израиля. Эти роботы одержали победу буквально за шесть дней, и это назвали Второй шестидневной войной.

Со временем человечество поняло, что роботы могут не только воевать, но и выполнять всю грязную и дешевую работу. Совершенно бесплатно. Можно сказать, наступила четвертая эпоха – Эпоха Робототехники. Но никто еще не успел это время так назвать. Возможно, это сделает поколение Эммы, когда повзрослеет. Новое поколение детей, выросшее без войны, без нужды, без болезней.

Еще одной признанной ценностью человечества стало национальное самоопределение. Точнее, языки народов и их культура. На Земле теперь был в ходу только всеобщий язык – усовершенствованный английский. Его основу использовали для написания программ робототехники, на нем учили детей в земных школах. На нем вещали мировые каналы, которые теперь действовали только через мировую сеть интернета. Но на станциях в ходу было два языка – всеобщий и национальный.

Свободный доступ к информации – это еще один закон Всеобщей Конституции. Каждый человек, независимо от возраста, пола и образования, имеет право на информацию. На всю информацию, какая только есть. Даже на правительственную.

После Последствий потепления Международный Сенат предоставлял каждому человку всю информацию о своей деятельности. Потому что теперь ни один проект, ни одна разработка не должны были совершаться втайне. Действия властей уже привели однажды к страшной катастрофе, из-за которой погибло огромное количество людей, да и само человечество оказалось на грани вымирания.

Ошибки прошлого не должны повториться. Если человечество хочет выжить, а не кануть в прошлое, исчезнув навсегда, надо беречь и то, что осталось от планеты, и человеческие жизни. Каждую жизнь.

Удалось заметно снизить детскую смертность. Практически ее, этой смертности, не стало вообще. Потому Эмма так удивилась, узнав о гибели малыша Эдика. Роботы допустили ужасную ошибку, и этот вопрос надо поднять на Третьем уровне. Хотя наверняка взрослые уже приняли меры. Возможно, ввели в программы обязательную проверку мебели на прочность. Или прикрепили дополнительных лонов к детскому саду.

С детской смертностью удалось покончить, как и с абортами – варварскому отношению к собственным зачатым детям, убийству зародышей еще в утробе. Теперь все по-другому. Теперь, достигнув репродуктивного возраста, каждый человек сдает свои клетки в Детский центр, где с помощью специальной программы выбирается пол будущих детей и их количество. А также определяется самое оптимальное соединение, то есть подбираются родители. Детей зачинают в пробирках, а право на жизнь получают самые сильные и самые здоровые оплодотворенные клетки.

После сдачи клеток в Детский центр люди проходят стерилизацию. Никаких абортов, никакого риска. И это правильно, потому что дети заслуживают лучшего в этой жизни. Дети – это будущие взрослые, которым достанется управление планетой и станциями. Потому их надо тщательно растить и готовить к будущему.

Эмма еще раз крутанула голограмму глобуса. Над Голубой планетой кружились блестящие, очень четкие орбитальные станции. Даже немногочисленные окошки казались настоящими на объемном изображении. Можно приблизить станцию и заглянуть в эти окошки.

Когда Эмма была поменьше, лет пять назад, она часами просиживала над голограммой Земли. Увеличивала станции, рассматривала обшивку, приближала, насколько это было возможно, окошки. Ей все казалось, что она сможет рассмотреть в окошках Третьего уровня людей.

Шесть станций робототехники класса D15 M9, две из них израильские, две американские, одна русская и одна французская. На этих станциях лучше всего сохранялась национальная идея. Говорили на станциях только на родном, национальном языке, учили тоже на этом языке.

Все фильмы, все книги – все только на родном языке. Всеобщий язык тоже учили и даже два дня в неделю говорили только на всеобщем языке, для практики. Но в остальные дни на Моаге, например, пользовались русским языком.

Станции – это, пожалуй, единственная возможность сохранить культуру наций. На Земле это уже почти невозможно. Малых наций не стало вообще, большинство из них погибло во время первых Последствий потепления. Остались самые крупные. Детей рождалось немного – ровно столько, сколько надо для того, чтобы поддерживать производство и управление Землей. И дети росли и воспитывались на всеобщем языке – для работы на Земле.

Эмма очень хотела в будущем попасть на планету. Вдохнуть настоящий воздух, послушать настоящее пение птиц, а не записанное и воспроизведенное благодаря электронной технике. Хотелось посмотреть на города и фермы, постоять на берегу огромного и страшного океана, ставшего смертельной угрозой человечеству.

Возможно, когда-нибудь это и осуществится. Только не сейчас.

Сегодня ей уже пора собирать вещи. Так как она в этом году осталась единственной выпускницей, ее решили переводить уже сегодня. Небольшой традиционный ритуал – Торжественные нашивки, и все. Выпускного не будет. Смысл устраивать танцы для одного человека?

Эмма еще раз крутанула глобус и дотронулась рукой до маленького красного крестика в углу программы. Выпуклый крестик вмиг сменился смайликом со смешными глазами и спросил:

– Вы действительно хотите закрыть программу?

– Да, – тут же ответила Эмма, перекинула за спину растрепанную косу и пошла на кухню.

Программа свернется сама.

2

Холодильник, приветливо мигнув плоским экраном, тут же осведомился:

– Чего желаете?

Эмму раздражала болтливая техника, потому она обычно отключала программу «Что угодно». Но зато Соня обожала, когда с ней разговаривали холодильники, плиты и раковины, потому потихоньку включала обратно.

– Ничего не желаю, заткнись, – буркнула Эмма и сама открыла дверцу.

Не стала дожидаться, пока холодильник сообщит, что в нем есть из продуктов и какой они температуры, взяла с полки коробку сока, пару бананов и с силой хлопнула дверкой.

– Осторожнее, техника любит вежливость и аккуратность, – ровным голосом сообщил холодильник.

Оставив на столе шкурку от банана – лон все равно уберет, – Эмма порезала беловатую мякоть на маленькую тарелочку и вернулась в свою комнату. Надо собирать вещи, времени осталось совсем немного.

Большой чемодан на колесах с радиоуправляемым механизмом уже стоял посередине спальни, жадно разевая чрево и изредка вспыхивая маленьким плоским экраном. В нем находилось три отсека – Эмма посчитала, что чемодана с тремя отсеками вполне хватит.

Она открыла шкаф и, обхватив руками вешалки с одеждой, принялась вынимать их и кидать на диван. Работы тут немало. Что следует взять?

Школьные сарафаны, юбки, брюки и бриджи брать однозначно не стоит, классы уже в прошлом. Пожалуй, стоит начать с футболок и толстовок. Они всегда пригодятся.

Футболки следует разложить по цвету – так легче будет искать. Сначала полосатые, после цветные. Растянутые вещи и те, из которых выросла, брать с собой не стоит. Оглядев ворох цветного барахла, Эмма поняла, что надо сейчас же пойти и докупить новых вещей. Не отправляться же на Третий уровень с полупустым чемоданом? А с другой стороны, вдруг одежда для взрослых сильно отличается по фасону от детской, и Эмма в этих своих футболках с воротниками и рисунками будет смотреться нелепо?

Вот же загвоздка…

Эмма намотала на палец выбившуюся из косы прядь, несколько раз дернула ее. Потянула через трубочку сок из коробки. Ладно, сейчас надо быстро сложить и перебрать то, что есть, а после все-таки сгонять в магазинчик, купить самое необходимое.

Футболок ей хватит на первое время, это точно. Сколько их еще? Восемь, девять, десять… Восемнадцать нормальных футболок. Хотя нет, все-таки семнадцать. Вот эту розовую с кружевами тоже можно выкинуть, она слишком детская.