Но только идиоты не дают себе прочувствовать всё это на пути, придушивая своей рукой чужие руки на собственной шее. И часто неплохо справляясь одной той, что сверху
Идиот!
Но я о тебе позабочусь
Океаническое
Птицы роятся где-то вдалеке.
Как мошки над кустом, стоящим обычно на пути к подъезду, на той половине, отведённой ЖЭКом под озеленение жилого пространства.
Над кустами, обычно их целый ряд.
Пройдя мимо, потом ещё минут 5 они мерещатся перед глазами и в них.
Да, вот так птицы кружатся вдалеке, теряя всю свою красочность и разнообразие.
Просто чёрные галочки, точки.
Вода шумит не прекращая. Всё прекращается, а вода шумит.
Птицы улетают, вода шумит.
Люди расходятся, она всё ещё.
Солнце садится – всегда в движении.
Я вышагиваю свои чувства.
Я их вышагиваю, потому что говорить разучился. Что-то подтявкивает, что разучились слушать. Но в это лучше встать мокрым ботинком, а потом оторвать его и занести снова на 20 см вперед.
Занимательная робототехника.
Я их вышагиваю, конечно же не старательно, конечно же, концентрируясь на самом губительном, обижая другие, в конце концов – хлопая, чтобы понимать, откуда писать новую дорожку.
На что-то надеясь, что с этой мы всё.
Бывало, слёзы так и топят воротник пальто, это неприятно – мокрая открытая шея.
Виновато улыбаешься прохожим, типа бриз, холодный ветер, океан, чувствительность слизистых, и красота такая, ну, вы знаете. И они подыгрывают, хорошие люди.
Я начинаю всё обесценивать.
Всех участников моей жизни (большинство из них без имён, без лиц, без голосов, их не поможет найти ни одна легендарная команда супергероев и не одна социальная сеть, даже из будущего, может, только «Одноклассники»), их слова, их образ мыслей и философию, принадлежащих им животных, их отпуска и любимую музыку, их нужды и требования, их громкое дыхание и их кукую бы то ни было для меня значимость.
Обесцениваю свои тоску и одиночество. Когда так, что начинают свистать углы и щели в окнах, и я – уже умирающий от туберкулёза, не меньше, в комнате для обездоленных. С закончившейся свечкой, под коротким одеялом.
Обесцениваю молчащих и кричащих.
Обесцениваю присутствующих и покинувших.
Обесцениваю реальных и контекстуальных.
Обесцениваю пользователей и добродетелей.
Обесцениваю сосущих и выплёвывающих.
Обесцениваю пройденное и грядущее.
Обесцениваю эго и вселенское.
Обесцениваю страх и сжатый кулак.
Обесцениваю бессознательное и не верю в со-.
Всё тем же топчущимся на берегу ботинком и маленькой уставшей головой.
Обесцениваю, чтобы себя успокоить, ощупать.
Потому что, если этого нет или почти нет, с этим нельзя быть спутанным.
Вот так ты вычёркиваешь всё мироздание, мелком Шрёдингера.
Ты христианин.
Это твой путь к принятию.
Он просто очень свой, как у России.
Ты больше не спрашиваешь, почему вода шумит.
А шумишь вместе с нею.
Выводя растворяющееся на исчезающих глазах пяткой зияющие круги
В гармонии временного отсутствия.
Фил. Часть 1
Интересно чувствовать, как ты начинаешь терять фиксацию на понятиях и явлениях, которые когда-то казались незыблемыми или просто притягательными и важными.
На событиях, которые ты окрестил решающими. На людях, в чьи уста были вложены самые глубокие мысли. На собственных, подхваченных всё ещё сморкающимся рассудком после затяжного гриппа манящих, внедряющихся, разрушающих основы, не дающих расслабить то, что уже научился, было, расслаблять, ценностях. Всё чужое, но не опасное, если есть иммунитет.
А у тебя пока в качестве защиты – размашистая волна руками под внутреннее сухое техно. Ой, было техно, теперь хаус.
С пальца не так уж легко стряхивается, висит «успех».
Видится, что «успех» способствует развитию расстройства пищевого поведения