Тритоновы очки. Сказки

– Ревнует! – удивлялся старик.

Старуха весело смеялась и уважала кота ещё сильнее.

Или даже любила.

– У нас одна кровеносная система, – блаженно говорила третья кандидатка на половину, когда они встречались вновь, мучительно пережив три долгих месяца разлуки.

– Я чувствую тебя каждой клеточкой своего организма, – убеждённо говорил он.

Во всём их мнения совпадали. Вкусы были одинаковыми. Чувства переполняли их и казались бесконечными.

Но потихоньку подступал момент (да уж! без этого момента тут никак не обойтись), когда разрыв случился окончательный.

Наш старик впал в горестное состояние, как после смерти своей матери. Он потерял самого близкого на тот момент и любящего человека. Что же: эта третья опять оказалась не второй половиной?! Или они, не преодолев своей половинчатости, не смогли стать единым целым, несмотря даже на одну, как им казалось, кровеносную систему?

Если бы в этой неудаче принимал участие Серебряный Ротан, то он был бы и виноват. Но кто же сейчас оставил нашего старика одиноким, незащищённым и… всё ещё ожидающим свою настоящую вторую половину?

А почему, собственно, одиноким?!

Ведь у него были дети, внуки – к тому времени уже не в единственном числе – и множество знакомых.

Но он делал всё возможное, чтобы не понравиться человеку, и даже чтобы тот совсем отвернулся от него!

Однако почему-то не отворачивались.

Или – не совсем. Или – не сразу.

Своей мальчишеской задиристостью, умением говорить непроизносимые обычно вслух гадости он создавал вокруг себя человеческий вакуум, а потом, сидя в своей одинокой холодной конуре… разговаривал с диктором телевидения.

Нет, Анютины Глазки не была… никак не могла быть этой долгожданной половиной.

Она казалась просто соседкой по дому. Но как же хорошо, как беззаботно было ему с ней, встречавшей его в прихожей, когда он возвращался с удочками и небольшим, порой совсем мизерным – только для кота – уловом!

Они понимали друг друга с полуслова, смеялись над одними и теми же шутками…

Так и не выловив Серебряного Ротана в очередной раз, он уезжал в поисках своей второй половины, чтобы жизнь его, в конце концов, получила должное и соответствующее его представлениям завершение.

Старуха, как она давно привыкла, оставалась вдвоём со своим неучёным чёрно-белым постояльцем. Кот больше не ревновал её, так как было не к кому. Он запрыгивал к ней на грудь, если старуха, приняв таблетку, ждала, когда боль отпустит и её изношенное сердце успокоится…

Но проходила долгая в этих краях зима, и старик снова появлялся на пороге. И опять выходил он на берег заросшего пруда, закидывал удочку и ждал… ждал своей удачи.

И вот она улыбнулась ему!

– Ну что, отпустить тебя? – заигрывающе обратился к Ротану старик.

– А взамен? – вопросил серебряный невольник по-человечьи. – Умную, красивую, покладистую, заботливую, ласковую и вообще имеющую все женские достоинства?

– Какой ты догадливый, – не переставал шутить радостный от удачи старик. – Раньше бы ты попался мне!.. Так что?

– Что? – на секунду задумался Серебряный Ротан, а потом устало выдохнул: – Лучше отдай меня коту.

Паук-крестовик

Ольге Мариничевой

Мягкий солнечный свет пронизывал всю белоствольную рощу, обрамлённую густыми елями и невысокими пышными соснами. Вдали под косогором нежно голубела гладь озера, его противоположный берег едва виднелся.

Между кустов то тут, то там протянулись паутиновые сети, длинными щупальцами цеплявшиеся за ветки соседних деревьев. Человек или зверь, проходивший здесь, неизбежно натыкался на незаметные липучие нити, рвал их и нарушал колесовидные тенета, уготованные для более мелких жильцов или гостей рощи.

Зверья в этих местах почти не водилось, но вот люди, приходившие сюда для сбора грибов или земляники, а осенью – шиповника или калины, невольно вели разрушительную работу.

Чёрный Паучок с белыми пятнами в виде креста на спине раздражался на виновников поломок своих творений, очень страдал и стремился протянуть паутинку как можно выше.

– Но ведь в одинокую нить на высоте никто не попадёт, – убеждали его дружественно настроенные паучки. – Какой смысл в твоей работе?!

– Поймать муху или комара – не такая уж важная задача, – отвечал Паучок. – Преодолеть свои ограниченные возможности – вот дело, достойное настоящего паука!

Чтобы не показаться друзьям высокомерным, Паучок решил умолчать о том, что хотел сделать свою паутинку недоступной.

– Что же, ты полезешь на макушку ёлки и оттуда будешь протягивать нить до другой вершины?

– Пока пониже, а потом постараюсь достичь и макушки.

– И что это даст тебе?

– Независимость. Чувство свободы!..

– Да он ненормальный! Что с ним разговаривать! Пусть упивается своей свободой!.. – наперебой шуршали паучки, щелкуны, долгоносики и жужелицы.

– И пусть летит с пустым брюхом вниз на землю, когда сил совсем не станет, – добавила Козява и злорадно рассмеялась.

А Паучок, не обращая ни на кого внимания, перебирался с ветки на ветку, карабкался вверх, выпускал выстрелом паутинку и ждал, когда ветер зацепит другой конец за ветку соседнего дерева. Если этого не случалось, он сматывал ниточку и съедал её, а затем снова выстреливал. Когда болтающийся конец зацеплялся, Паучок передвигался по висящей в прозрачном воздухе дорожке, чтобы закрепить этот конец как следует.

– Он так увлёкся этим бесполезным делом, что совсем забросил плетение паутиновых сетей, – осуждающе говорили про него приятели-паучки.

Но дело было не столько в увлечённости, сколько в сознательном отказе от привычного образа жизни.

Паучок хорошо знал, что такое сеть, испытав её воздействие на собственном панцире.

Вдоль озера, взбираясь на косогор и огибая рощу, проходила автотрасса. Она тянулась на сотни километров и вливалась в асфальтовую паутину Большого Города.

Паучок, случалось, принимал образ важного Паука, садился в автомобиль и, прохладно простившись с Божьей Коровкой, устремлялся в путь.

В Городе жизнь кипела: тучи автомобилей бешено неслись по проспектам и улицам, стараясь обогнать друг друга! Каждый хотел успеть первым, не оказаться в хвосте, не проиграть. Мелькали броские рекламы, обещавшие исполнить все мыслимые и немыслимые желания. Если какой-нибудь водитель-таракан их и не имел, то, ежедневно находясь в движущихся потоках, невольно обнаруживал в своём сердце всё новые и новые вожделения. Но основным желанием каждого было глубже и основательней влиться в сеть Города, чтобы он не отторг его, как инородное, мешающее ему жить тело.

Однако мало кому удаётся по-настоящему влиться, чаще всего бедняги просто запутываются в паутине Большого Города…

Паучок гонял по расползавшейся на многие вёрсты сетке дорог, пытаясь успеть везде. Но сколько бы он ни перемещался, договариваясь о различных делах и безделицах то в одном месте, то в другом, результаты не приносили ему радости. Наоборот, встречаясь и сталкиваясь с разнообразными представителями как делового, так и совсем неделового мира, он всё чаще испытывал ощущение опустошённости и напрасно потраченного времени.