Пир королей

Однако нежитие занималось другими архиважными делами и ему неинтересны были какие-то Онуфрии, Иоси и полуэфемерные манекены-люди. Посему хохот занял все пустоты в скромном общежитии имени Иосифа Нежного. Неизвестно, как долго это продолжалось. Может вечность, а может несколько вечностей. Все персонажи данного спектакля находились в пространстве, в свойства которого не входило время. Рядом расположенные миры жили по своим законам, им неведомо было окружение. Кто знал про жилье Иосифа? Кто для них писал законы бытия? Все там размещалось случайным образом. И ничего странного ни для кого там не было. Такого понятия там не существовало.

Все присутствующие смеялись. С разными оттенками бытия-небытия. Кто-то незримый зашел в их мирочек. Прошел мимо всех, не задев никого и никак не проявив себя. Посмотрел на их убогие лица с укором властителя всех миров. Не увидев ничего для себя интересного, убыл инспектировать другие новообразования в других измерениях. Его никто не почувствовал, но осталось мрачное послевкусие от его пребывания. Как будто им указали место на обочине бытия и объяснили, что там они останутся навсегда.

Все это таинство или заурядная действительность моментально превратились в прах со словами Нежного:

– Делайте, что хотите, а я хочу есть!

Это явилось сигналом для всех. Все возвратились в свои формы и стали изображать повседневную реальность. Люди-истуканы продолжали стоять и уже не смеялись, а тупо смотрели в чужие миры. Биологичка впала в спячку и лишь изредка декларировала что-то свое, ей понятное. А Иося и Онуфрий принялись поглощать непоглощаемое. Все мчались по накатанной колее. Что-то изменилось? Пожалуй, да. Все стали родными и понятными друг другу.

Иосиф на правах хозяина пригласил потусторонних людей сесть за длинный стол и принять участие в общей трапезе. Три флуктуации приняли приглашение, кивнув своими головами, и устроились на лавках. Эта замороженная небытием публика молчала и лишь изредка извергала в пространство звуки отчуждения от существующего мира. Нежный и Онуфрий пытались с ними начать беседу, однако единожды взглянув в их бескрайние очи, увидели там философскую черноту, испугались и более не обращались к странным гостям. Манекены сидели за столом и монотонно ели. Съестное боялось их, делало попытки выскользнуть из их рук, рта. Но черное притяжение было сильнее, поэтому сопротивление было бесполезно.

Смирившись с безмолвными собеседниками, Иося и Онуфрий к своему удивлению обнаружили за столом так надоевшую биологичку, которая чудесным образом переместилась из недр Иоси за общий стол. Она, не переставая, щебетала про рождение людей, держа на руках новорожденного. Он был среднего рода. То есть никто. Таким образом, компания пиршествующих пополнялась новыми персоналиями. И все были один краше другого. Но все же кого-то не хватало. Все это ощущали. Даже три известные неоднородности испытывали томление и неустроенность. Они вяло мычали и хотели явно кого-то позвать за стол, а может на помощь.

Запутавшись в своих научных сетях, приходил с разбитым лицом небезызвестный Философов с друзьями. От них сильно воняло прогрессом развития. Смердело беспомощными идеями. Эти жалкие существа, изгои были выгнаны с порога Иосифом. С позором удаляясь из богемного жилья, они представляли собой побитых собак. Ненужных и бесполезных.

Они уступили место другой собаке. Значимой здесь. Необходимой. Желанной. Востребованной. Из воинственного ниоткуда. Она легла возле стола и стала слушать бредовые рассуждения биологички. Насытившись бестолковыми идеями, свернулась калачиком и принялась мечтать обо всем понемногу – о вкусной огромной рыбе, лежащей на столе, о каких-то кубофутуристических фруктах в блюде, о трех никчемностях за столом и о себе самой, неизвестно откуда взявшейся. На нее никто не обращал внимания, но пир не был бы пиром без этой псинки. Она была центровой фигурой в этой сцене лжебытия.

Опять пришел тот незаметный. Невидимый участникам пира. Никого не тронув и осмотрев стол с яствами, остался почти удовлетворенный положением дел на подконтрольной территории. Покрутив многозначительно головой и сделав довольное лицо, покинул зал едоков. Чего-то он ждал. Какого-то логического завершения действа, известного только ему.

После его прихода все ужаснулись, разделись по пояс и скрестили перед собой руки, боясь какого-то возмездия за грехи прошлого, будущего и настоящего. Кто-то взялся в ужасе за голову. От отчаяния. От безысходности своего существования. От бессмысленности я и окружающего мира. Кто-то выгнул руки и шеи так, как было удобно пришедшему – неестественно для них, но в угоду ему, великому. Наступило всеобщее оцепенение. Погасли краски дня, мрачные цвета заполнили комнату. Наступил чужеродный кошмар. В этот момент в жилье Нежного вновь вернулся незаметный. Он был счастлив от увиденного. Ему все здесь нравилось.

Через мгновение невидимый удалился и более не возвращался в этот кукольный сюрреалистичный мир. Он написал картину “Пир королей” и звали его Павел Филонов.

В оформлении обложки использована картина Павла Филонова «Пир королей» с https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Pavel_Filonov_KingsFeat.jpg (https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Pavel_Filonov_KingsFeat.jpg)