О Равдна, Священная Мать Земли, зачем я погналась за призраком прошлого?.. За той любовью, которая вначале подняла меня на вершины блаженства, а затем швырнула в пропасть! Как я могла забыть, что нельзя входить в одну реку дважды, что я уже падала вот так, неотвратимо?..
О Священная Мать Земли, сейчас, пусть в самый последний момент, но я все же остановилась в шаге от мрачной бездны безвременья… И эта девочка, Софи, никогда не станет заложницей моих ошибок…
Регина почувствовала, как Река Времени начала затягивать её в свой Поток, но всеми Силами воспротивилась этому. Я должна вернуться в тело Избранной! Я вернусь, и сделаю счастливой эту девочку!.. Теперь я за неё в ответе…
Собрав все свои силы, Регина опускалась все ниже, пока не вернулась в безжизненное тело, качающееся на волнах…
Эта девочка будет жить!
– Идиоты!.. Уроды!.. Ничего вам поручить нельзя!…– сидя за столом, орал в трубку старинной внутренней связи сухопарый старик, возраст которого, похоже, близился к вековому. Под стать хозяину была и мебель в его аскетическом кабинете: канцелярский стол, несколько стульев и шкаф – все это не менее чем полувековой давности.
– Что с девкой?!.
В трубке немного помолчали, затем раздался неуверенный мужской голос.
– Да… Так, полумертвая.
– Ты у меня будешь точно мертвым, если она не вернется к жизни, – угрожающе прорычал герр Харальд Отто фон Тагел, Генеральный Директор спецбазы UB01V03 – это был он. Дальше он заорал самым вульгарным тоном:
– Немедленно её сюда!!!.. В операционную!..
– А… этого, пилота?.. Тоже в операционную?..
– Да черт с ним, с пилотом!.. В прозекторскую, там разберут на запчасти… Девку, девку немедленно сюда!..
Не дождавшись ответного – яволь – он бросил трубку на стол, за которым сидел. Затем нажал кнопку селектора, тоже старинного, и заорал:
– Немедленно операционную!.. По высшей категории!..
Дожидаясь результатов, он рывком поднялся из-за стола и забегал по своему кабинету. Теперь стало видно не только его лицо с обвисшими щеками и бесцветными глазами, но и обрюзгшее старческое тело, которое не мог скрыть элегантный облегающий комбинезон песочного цвета.
– Таких усилий стоило вытащить девку из этого чертового коммунистического заповедника, – бормотал он, – и упустить в самый последний момент, из-за какого-то остолопа!..
– Герр Харальд, – раздался в трубке мужской голос, – капсула прибыла.
Полминуты спустя прозвучало вторичное сообщение:
– Приступили к реанимации.
Старик плюхнулся на свое место и поднял глаза вверх.
– О, Mein Gott!..
Схватив трубку, он набрал нужный номер и снова заорал:
– Почему не заключили их самолет в капсулу?!.
– Виноват, герр Харальд. Произошел непредвиденный отказ систем. Разбираемся.
Старик вторично отшвырнул трубку и прорычал:
– О, Mein Gott!..
В отличие от Харальда, кабинет доктора Гюнтера был оборудован по последнему слову техники. Трехмерное изображение с тела оперируемой транслировалось непосредственно на воздух перед ним, и доктор Гюнтер, шестидесятилетний, судя по виду, мужчина, внимательно наблюдал за ходом операции. Он опять чувствовал себя ведущим хирургом в Институте наследственной биологии и расовой гигиены, Берлин.
Происходящее на операционном столе так сильно увлекло его, что он даже подскочил от неожиданного звонка допотопной внутренней связи.
– Чертова мумия, – пробормотал он сквозь зубы, но в трубку заговорил совершенно другим голосом – корректно и уважительно. – Слушаю, герр Харальд.
– Ассистируешь?!. – начальственный голос был дребезжащим от старости, но по апломбу – командным, не ниже рейхсмаршала.
– Справляются без меня, – сдержанно ответил Гюнтер, приглаживая рукой густую черную шевелюру с серебрящейся кое-где сединой.
– Смотри, если что…
Гюнтер дождался, пока на том конце провода положили трубку, затем положил свою, раздраженно пробормотав:
– Мумия чертова…
А ведь когда-то они были друзьями, и не просто друзьями – ровесниками, одноклассниками, однокурсниками, и даже вместе сотрудничали в Институте наследственной биологии и расовой гигиены над проектом продления жизни. Кто сейчас, по прошествии почти сорока лет, вспомнит, что именно он, Гюнтер, был самым талантливым из выпуска?
Он прогнал ненужные сейчас воспоминания и, усевшись за стол, легким движением руки восстановил трансляцию.
В операционной все уже было закончено. Герр Рихтер тщательно мыл руки, скорее, по привычке, поскольку новые достижения медицины давно уже позволили проводить бескровные операции при минимальном вмешательстве рук хирурга.
– Герр Рихтер?.. – окликнул его Гюнтер. – Прогноз?..
– Все в порядке, Гюнтер, – бодро ответил тот, не прерывая своего занятия: развитие связи позволяло не отвлекаться на излишние манипуляции, как то кнопки и, тем более, диски набора номеров.
– Где она?
– В камере по восстановлению биополевых параметров.
– Исходя из характера травм… Будет ли она адекватна в общении, и как скоро?
– Надеюсь, да. – Хирург закончил мыть руки, развернулся лицом к экрану и в упор взглянул на собеседника. – Там, конечно, она бы не выжила. Но у нас возможности на несколько порядков выше. Кстати, даже обошлись без трансплантации.
– Как скоро?.. – нетерпеливо повторил вопрос Гюнтер.
– Через пару часов, с учетом необходимого ей отдыха.
– Хорошо.
Движением руки Гюнтер выключил воздушный экран. Затем посмотрел на допотопный телефон внутренней связи, скривился, и, поднявшись, направился к Харальду, шефу, с отчетом.
Когда-то давно, ещё в сороковых, они вместе с Харальдом работали в Институте наследственной биологии и расовой гигиены, Берлин. Молодой Харальд в то время был самодоволен, нетерпелив и высокомерен – по причине своего безусловного арийского превосходства. Эту свою принадлежность к высшей расе он выяснил давно и скрупулезно, еще на заре возникновений подобных идей. И это же сыграло роль для стремительного взлета бездарного Харальда по служебной лестнице.
Пожалуй, он, Гюнтер, был единственным темноволосым, которого терпел Харальд. Может потому, что был не только его коллегой, но и другом детства? Что, однако, не мешало Харальду постоянно насмехаться над тёмными волосами Гюнтера, утверждая, что в крови последнего присутствуют примеси неполноценных рас.