Печать безмолвия

Я решительно попятилась, дав себе еще один шанс. Разогнавшись в два прыжка, я заскользила по льду, который даже и не думал устраивать мне водные процедуры. Я чувствовала под ногами твердую опору, уходящую в глубину.

Доверие – то, что было до веры…

Довольная собой, я вернулась в наблюдательный пункт. Немного отдышавшись от эмоционального фейерверка, я отправила в рот смачный кусок эклера, буквально замычав во вкусовом экстазе от сладковато-сырной начинки.

Доверие действительно давало плоды. Рекомендация хозяйки Coffee&Music… Вернее, Eclair&Music… Рекомендация более чем удовлетворила мою душу. Сырный сыр с сыром будете? Еще бы! Дайте два.

Тщательно облизав пальцы, испачканные в креме, я, преисполненная благодарности, прикрыла глаза, смакуя послевкусие вдохновляющего писательского завтрака…

Неожиданно для себя сладостный момент я омрачила унылыми мыслями.

Почему я не позволяю себе так жить в обычной жизни? Поэтичный отпуск неизбежно сменится ничем не примечательными, прозаичными буднями. Когда один рассвет переходит в другой, и уже невозможно их различить в веренице шаблонных воспоминаний. Где драйв? Где эмоции? Где, собственно, сама жизнь в моей жизни?

***

Я чувствовала, как лица коснулись теплые солнечные лучи. Ветер разогнал тучи, позволив светилу беспрепятственно обниматься с прохожими. Нежный вишневый аромат щекотал нос. Я чихнула, зажмурившись еще сильнее, а потом медленно распахнула створки век. Сделав бодрящий глоток флэт уайта, я почувствовала, как океан внутри меня тихонько плещется, сверкая бликами на поверхности.

На цветущей аллее показался выгульщик собак. Высокий и худющий, как борзая на одном из многочисленных поводков.

И как он один со всей этой стаей управляется? Как псы не дерутся между собой? Для меня было загадкой.

Мне нравились собаки, но я понятия не имела как это – нести ответственность за чужую жизнь. Я с одной-то едва справлялась.

Паренек поравнялся со мной, пожелав доброго утра. Я лишь улыбнулась в ответ, погладив по голове здоровенного бобтейла, который решил поприветствовать меня поближе, заодно проверить, что было раньше в пустой коробке из кондитерской. Такой милаш. Будь у меня дочка, она нашла бы применение его богатой шевелюре, как минимум наплела косичек и украсила россыпью бантиков.

Выгульщик собак издал какой-то особенный свист, и отставший пес послушно вернулся к остальным, засеменив рядом с борзой. Парню даже не пришлось тянуть за поводок. Магия – не иначе. Потому я нарекла долговязого повелителем собак, провожая его восхищенным взглядом, пока он не скрылся за поворотом.

Глава 5. Он

Рабочая неделя подходила к концу. Я каждый раз ждал этого момента с нетерпением. Нет, не потому, что я ненавидел работу в магазине, это неправда, в ней определенно была масса плюсов. Просто я радовался предстоящей встрече со старичком Zimmermann. Там я по-настоящему просыпался и имел все шансы разбудить ненароком кого-то еще, коснувшись струн души. Играть для себя – то же самое, что писать в стол, с одной стороны, это давало возможность самовыражению, но с другой – какой в этом смысл? Быть услышанным, полезным миру – вот чего мне хотелось больше всего.

Я поставил магазин на сигнализацию и не спеша отправился в бар. До выступления в запасе было два часа, в самый раз, чтобы прогуляться по выверенному годами маршруту, спуститься в родной сердцу подвал и перекусить за барной стойкой.

Поравнявшись с витриной книжного, я задержался на мгновенье, помахав Марли. Она обслуживала за кассой покупателей и, похоже, не заметила меня. Сейчас в ее жизни не было места для старого друга, и я не навязывал ей свое общество, с пониманием принимая расставленные ею приоритеты.

C’est la vie[2 - Такова жизнь.].

Я хотел было пойти прочь, как мое внимание привлекла стойка для бестселлеров. Манящий графический портрет девушки с перечеркнутым ртом украшал обложку. Название романа и имя автора я раньше не слышал, но игривый взгляд и платье с бахромой писательницы на фото с обратной стороны книги были мне знакомы.

Неужели это она – та девушка из бара, что вдохновила меня на лучшую композицию? И как созвучно название ее книги с настроением трека, что выскользнул у меня из-под пальцев. «Печать безмолвия»… Думаю, виновница моего творческого полета не будет против, если я его позаимствую.

Я кивнул собственному отражению, одобрив решение, и отправился дальше. За рабочую неделю я не продвинулся ни на дюйм в направлении мечты. Втайне надеялся снова услышать всплеск маленьких крыльев из-за столика для одиночек и оторваться от земли вместе с ними.

Но увы. Место обворожительной писательницы оккупировал старик, уныло таращившийся в стакан на протяжении всего вечера. Публика пребывала в своих мирах, не пересекая границу моей импровизации. Я будто снова писал в стол. Отыграв положенное время, я захлопнул крышку фортепиано и разочарованный поплелся домой. Вкусив однажды радость обратной связи, я был не согласен на меньшее.

Недели, взявшись за руки, пролетали одна за другой, кружа меня в бесконечном хороводе незнакомых лиц.

Миссис Брейкер загремела в больницу. В выходной я заглядывал навестить ее, но меня не пропустили в палату.

– Посещение разрешено только для родственников, информация о состоянии пациентов конфиденциальна, – безучастно сообщила медсестра в приемном покое.

Я хотел было возразить. Правила больницы обрекали мою приятельницу на тягучие дни, проведенные в болезни и одиночестве. Супруг миссис Брейкер дожидался ее вместе с родной сестрой в ином мире. Детей у четы не было.

Но я промолчал. Скандал вряд ли мог изменить положение вещей. Я не считал слабостью свою склонность огибать острые углы, напротив, этот навык был одним из моих немногочисленных достоинств. Если была возможность договориться мирным путем, я пользовался ею. Идти к людям с бейсбольной битой, крушить устои, добиваясь справедливости любым способом, я считал неправильным.

Впрочем, медсестра не отказала мне в просьбе: сообщить о дне выписки миссис Брейкер. И спустя месяц я встретил старую подругу на пороге больницы с ее любимым макиато и эклерами из Ecler&Music.

Она расплакалась, едва услышав «My way», доносящийся из блютуз колонки, которую я повесил за шнурок себе на шею.

– Я не ожидала вас здесь увидеть. Мой путь… – утирая испещренные морщинистыми дорожками щеки, прохрипела миссис Брейкер.

Ее голос точно слился со звучанием потертой пластинки, записанной мной полчаса назад в ее кондитерской. В этой мелодии была сама жизнь со звоном блюдец, шумным дыханием кофемашины и гомоном посетителей на фоне.

Заказ для миссис Брейкер готов! – изящное колоратурное сопрано девушки-баристы перекрыло баритон мэтра в динамике.

Моя подруга сияла все ярче, будто родные звуки раздували искру ее существа. Она поблагодарила медсестру, отказавшись от помощи, и сама поднялась мне на встречу с кресла на колесиках, на которых обычно провожали тяжелых и пожилых пациентов на выписку.

Я взял леди под руку, передав ей теплый стаканчик, и мы не спеша зашагали навстречу весеннему дню.

– Как вы, мой мальчик? Что нового?

Я замялся с ответом. Похвастаться мне было особо нечем. Хотя я, наконец, закрыл долг и мог сконцентрироваться на главном. Но я не посвящал миссис Брейкер в свои финансовые неурядицы… А больше в голову ничего не шло. Казалось, я провел еще один месяц жизни бесцельно и бессодержательно. Писательница в бар не приходила. Хотя в тот счастливый вечер ее появление стало для меня знаковым. Искренний отклик от случайного человека убедил меня, что я на правильном пути. И теперь мне хотелось получить новую дозу веры, угасающей от бездействия.

Я сделал глубокий вдох, вобрав в легкие шумный город с желторотыми такси, цветущей сакурой и тихонько идущей рядом приятельницей.

И в этот момент понял, что бездействию отведена важная роль. Выдох без вдоха не существует. Чтобы создать нечто ценное, нужно наполниться, пропустить через себя саму жизнь. И тогда, преодолев призму восприятия моего существа, она вырвется наружу новым музыкальным творением.

Мы шли молча, понимая друг друга без слов. Мне было хорошо рядом с миссис Брейкер. Чувствуя, как невесомая морщинистая ладошка покоится на моем предплечье, я больше не был одинокой песчинкой мегаполиса. Друг нужен каждому. Пусть даже, чтобы разделить безмолвие… Я чувствовал, что пришло время сорвать злополучную печать с безмолвия.

– Пойдемте, посидим немного в Центральном парке. Устала я от стен. Лучше сейчас подышать, наполниться, – предложила спутница, будто услышав ход моих рассуждений до последнего слова.

Мы расположились напротив пруда на скамейке, усыпанной розовыми лепестками. Я собрал невесомую горстку крыльев маленьких фей, вдохнул нежный аромат и тут же зазвучал тонкой пронзительной мелодией, не веря такой удаче.

– Миссис Брейкер, простите, я оставлю вас здесь не дольше, чем на полчаса. Кажется, меня посетило вдохновение.

Старушка улыбнулась, одобрительно кивнув.

К счастью, ключи от магазина были при мне и в выходной день – на случай, если сработает сигнализация. Я буквально бежал, увиливая от встречных прохожих.

Только не упустить момент! – пульсировало у меня в висках.

Элегантный приятель в белоснежном фраке ждал моего прихода. Я без прелюдий шумно распахнул клап[3 - Откидная крышка, закрывающая клавиатуру.], прошелся пальцами по всем октавам и замер.

Неужели, я опоздал? Я смотрел на черно-белых солдат, готовых ринутся в атаку, на свои пальцы, зависшие в воздухе, и не мог пошевелиться. Будто кто-то поставил кинопленку на паузу.

Я закрыл глаза и постарался вернуться на скамейку к миссис Брейкер. И у меня получилось. Я отчетливо услышал сладковатый аромат цвета японской вишни. Пальцы отозвались на команду и ринулись в бой. Пространство зазвучало. Мир снова стал живым. Я сделал тот самый наполняющий вдох. Я играл самозабвенно, не телом – душа танцевала по клавишам. И это было отнюдь не сражение с инструментом, скорее акт безусловной любви.

Не прошло и получаса, как я приземлился рядом с приятельницей, которая, казалось, не заметила моего возвращения. Опустив веки, она дожевывала эклер. У ее ног толпилась стая сизых голубей в попытках поделить брошенный им последний кусочек заварного теста.