Да запылают костры!

Артахшасса обернулся к колдуну и вновь вытянулся, поднял подбородок и расправил плечи.

– В стенах храма Спасителя… непогрешимы лишь… – Он нервно сглотнул. – Лишь заветы Спасителя.

По всему залу и до самых дальних уголков храма раскатилась волна аплодисментов. Столь неуместная выходка разозлила служителей, но они уже ничего не могли поделать. Люди держались от проявления агрессии, но выкриками и хлопками явно давали понять, что более не намерены их слушать. Кто-то уже начинал расходиться, им не терпелось сообщить друзьям и соседям вести о небывалом.

Куова смотрел сквозь мельтешащие фигуры, как искривилось лицо жреца-проповедника. Спотыкаясь и подбирая на ходу полы роскошной рясы, он под насмешки прихожан засеменил прочь из храма.

Куова видел налившиеся злобой глаза колдуна, уставившиеся на растерянного Артахшассу. Потом развернулся и пошёл вслед за жрецом.

Что дальше?

Произошедшее в Храме Спасителя точно не останется без ответа.

Прежде чем выйти за дверь, Абрихель обернулся к Куове. Его глаза едва не пылали от гнева.

«Я задел его самолюбие, и теперь он не остановится, пока не добьётся возмездия. Мне придётся быть настороже».

Куова оглянулся и увидел Гольяса, изо всех сил пытавшегося собраться с мыслями. Иона скакал рядом и то и дело дёргал отца за рукав, даже не думая скрывать неописуемый восторг от увиденного.

– Что… что ты сделал с этими людьми, Калех? – ошеломлённо спросил Гольяс.

– Я показал им простую и понятную идею.

Глава III

Начались преобразования.

Никогда ранее Куова не имел проблем с законом. Он наблюдал за вынесением приговоров, несколько раз был судией – внутренние дела Круга порой требовали вмешательства верховного мага. Но никогда ему не приходилось быть в роли судимого: на запястьях не защёлкивались металлические браслеты, на спину не опускался жезл жандарма, чужой голос не выносил решение.

Однако не обошлось без приятных удивлений. Вместо того, чтобы заковывать осуждённых в кандалы или бросать в яму, их запирали в небольших камерах. Несмотря на сырость и прохладу, Куова счёл камеры более пригодными в качестве келий для медитации и размышлений. Чем он и занимался чуть менее трёх отведённых ему недель, продумывая дальнейшие шаги. Аскетичная обстановка пришлась ему по душе.

Конечно же, в будущем этим можно воспользоваться.

Освобождение пришло морозным весенним утром – площади и улицы покрывал тонкий слой снега, хотя обычно в такое время года в Алулиме наступал сезон таяния. Храмы для Куовы теперь были закрыты, так что он проводил время на площади зиккурата в обществе Гольяса, Ионы и знакомых с проповедей, которые успел навестить до ареста. Наиболее частым гостем оказался мясник Гафур, при каждой встрече не перестававший восхищаться оригинальным мировоззрением Куовы. Были и другие, но чаще всего они часок-другой стояли молча рядом и уходили, чтобы спустя день вернуться снова.

Куова решил подразнить их интерес.

Одним вечером, спустя несколько дней после выхода на свободу, Куова сидел под деревянным навесом и терпеливо объяснял мяснику правила невша, «царской игры». Иона сидел рядом и с любопытством наблюдал, как белые и чёрные фишки движутся по треугольникам, а затем наконец набрался смелости спросить, за что «дядюшку» осудили на заключение.