– За нас, – просто предложил Владимир. Добраницкий от избытка чувств только согласно кивнул.
– Господа, – громогласно заявил гусар за соседним столом, – предлагаю всем присутствующим выпить за императора Фердинанда, да хранит его бог! Гип-гип, ура!
Гиацинтов поморщился и отставил бокал. Балабуха, ничего не заметив, залпом опрокинул свой и одобрительно крякнул.
– Недурственно, – объявил он, принимаясь за гуся.
– А вы что же не пьете? – спросил раскрасневшийся гусар у Владимира. – За императора Фердинанда, сударь!
Владимир спокойно улыбнулся.
– Простите, сударь, но я не подданный его величества. И вообще, у меня совершенно другой император.
– А-а, – вызывающе протянул гусар. – Вот оно что! Значит, нашим императором вы брезгуете?
– Почему брезгую? – удивился Владимир. – Я ему не подданный, с какой стати мне пить за него?
Август замер, держа в руке недопитый бокал. Как человек, побывавший во множестве передряг, он первым почувствовал, что разговор плавно скатывается к банальной ссоре, а ссоры в те времена имели обыкновение заканчиваться очень и очень плохо.
– Сударь, – вспыхнул гусар, – вы невежа!
Глаза Владимира сузились.
– А вы, сударь, попросту пьяный дурак, – не сдержавшись, выпалил он.
И тут в гостиничном зале наступила тишина. Слышно было только, как чирикает под потолком воробей, несколько минут назад влетевший в распахнутое окно.
– Так, – сказал гусар в пространство. – Это, сударь, серьезное оскорбление.
– Не знал, что правда так оскорбляет, – парировал Владимир.
– Вы ответите за это!
– Да ради бога. – И Гиацинтов, пожав плечами, принялся за паштет.
– Я вызываю вас! Если, конечно, вы в состоянии драться, – презрительно добавил офицер. – На крестьянина вы все же не похожи.
– Господа! – попытался вмешаться хозяин. – Господа! Помилосердствуйте…
– Не волнуйтесь, – сказал ему полковник со шрамом через лицо, – все по законам чести. Господина Ферзена оскорбили, и он имеет полное право требовать удовлетворения.
Гусар повернулся к нему и церемонно поклонился.
– Рад, что вы на моей стороне, сударь. Прошу оказать мне честь быть моим секундантом.
– С удовольствием, – отвечал полковник. – Однако, может быть, господин пожелает извиниться?
– И не подумаю, – ответил Гиацинтов заносчиво.
Надо сказать, что такое поведение вовсе не было привычно для Владимира. По натуре он был довольно мягок и уступчив, тогда как среди его полковых товарищей в чести были задиристость, нахрапистость и даже наглость. Но у Гиацинтова имелось одно свойство: он на дух не выносил самоуверенных глупцов, таких, как этот Ферзен. Кроме того, он считал, что, раз ввязавшись в драку, отступать назад бесполезно. Блестя светлыми глазами, Владимир перегнулся через стол к опешившему артиллеристу.
– Антон! Будешь моим секундантом?
– Да ты что? – сказал Балабуха, багровея. – Какие дуэли, Владимир Сергеич? Мы ведь на службе, пойми! Нам запрещено…
– Значит, не будешь, – безжалостно перебил его Гиацинтов. – Август! Ты ведь, кажется, дворянин?
– Потомственный шляхтич, – гордо объявил Добраницкий, выпятив грудь. – Если хочешь знать, родись я на год раньше, я бы вообще был сейчас графом. Но мой старший брат, чтоб ему жить долго и счастливо…
– Твою родню мы обсудим как-нибудь в другой раз, ладно? Пока скажи вот что: ты будешь моим секундантом?
– Где?
– На дуэли с этим гусаром. – И Владимир кивнул на подбоченившегося Ферзена.
– Ой, – несмело сказал Добраницкий. – Дуэль – это же… Вы что же, будете убивать друг друга?
– Вроде того, – подтвердил Владимир.
– До смерти? – жалобно спросил Август.
– А это уж как получится, – прогудел Балабуха. – И вообще, это смешно! Какой из тебя секундант, Август?
– Попрошу не задевать мою честь неуместными замечаниями! – вспыхнул поляк. – Не бойся, Владимир Сергеич, я с тобой. Можешь на меня положиться, я все сделаю как надо.
– Вот и прекрасно, – отозвался Владимир. – Значит, решено.
Балабуха надулся и уставился в тарелку. К офицерам подошел полковник со шрамом.
– Позвольте представиться, полковник Людвиг Моргенштерн, – сказал он и чрезвычайно внимательно посмотрел на Владимира. – А вы, милостивый государь…
Гиацинтов назвал себя и своего секунданта.
– Вы задели господина Ферзена, – объявил полковник. – Поскольку он является оскорбленной стороной, то выбор оружия принадлежит ему. Напоминаю обеим сторонам, что, согласно правилам, с этого мгновения противники не имеют права общаться друг с другом иначе, как через посредство секундантов. – И он выдержал многозначительную паузу, словно ожидал услышать возражения, но никто не проронил в ответ ни слова. Август как ни в чем не бывало довершал истребление гусиной ножки, а Владимир хмуро смотрел куда-то мимо тарелки.
Балабуха толкнул плечом Добраницкого.
– Ну что, секундант? Иди договаривайся об условиях дуэли.
– Каких еще условиях? – испугался Август.
– Кто доставит оружие и прочее, – просипел артиллерист и сделал страшные глаза. – Ну!
С явной неохотой Добраницкий поднялся с места и вместе с Моргенштерном отошел в угол зала. Двое мужчин о чем-то заговорили вполголоса. Впрочем, говорил в основном полковник, Август же только кивал, со всем соглашаясь. Через несколько минут Добраницкий вернулся.
– Он предложил стреляться на пистолетах, – объявил поляк. – Барьеры на двенадцати шагах, оружие доставит он.
– И ты согласился? – вскипел Балабуха. – Владимир же плохо стреляет! Этот гусь гусарский уложит его, как малую пташку! Эх!