Амалия подняла голову. В глазах ее сверкнули и погасли золотистые искры.
– А, вы уже пришли в себя! Прекрасно.
Она положила «Ревю историк», поднялась с места и подошла к Пирогову. Но, когда она вытащила кляп из его рта, из последнего посыпался такой град ругательств, что она тотчас же вернула кляп на место.
– Нет, нет, – сказала Амалия совершенно спокойно, как будто ей каждый день приходилось оглушать и связывать здоровенных мужчин, – так дело не пойдет. Или вы будете вести себя прилично, или мне придется принять меры.
Пирогов, бешено вращая глазами, судорожно задергался, и во взоре его легко можно было прочитать все то, что он не мог высказать. Амалия кротко пожала плечами, вернулась на оттоманку и снова углубилась в чтение.
– Ну, – спросила она через некоторое время, – так вы готовы поговорить спокойно или нет?
Она извлекла кляп изо рта Пирогова, который некоторое время молчал, стараясь отдышаться, после чего обрушил на нее поток энергичных выражений, в котором слово Teufel[7 - Черт (нем.).] повторялось 24 раза, Gott[8 - Бог (нем.).] – семнадцать раз, а слова, не включенные в словари, – и того чаще.
– Человек, испытывающий сильное эмоциональное потрясение, как правило, возвращается к своему родному языку, – бесстрастно заметила Амалия. – Иными словами, сударь, вы только что доказали, что я была совершенно права. Вы – не агент Пирогов.
Ее собеседник поперхнулся и в изумлении уставился на нее. Амалия только пожала плечами.
– Так я и знал, – горько сказал «агент Пирогов», окончательно переходя на язык Шиллера и Гёте. – Мне никогда не везло с блондинками. – Он заворочался на месте, тщетно пытаясь ослабить путы. – Если вы думаете, что вам это сойдет с рук…
– Где агент Пирогов? – спросила Амалия просто.
Пленник тяжело засопел.
– Надеетесь его вызволить? Кто он вам – муж, любовник?
– Нет, – серьезно сказала Амалия, – муж он мне только по паспорту, и я даже не знаю, как он выглядит.
– Не знаете? – остолбенел пленник. – Черт подери… Тогда как же вы раскусили меня?
Амалия немного подумала.
– Я сопоставила факты, сударь. Уже когда вы отказались говорить по-русски, я начала подозревать неладное. Конечно, это могло быть лишь плодом моего воображения, но на всякий случай я расставила вам ловушку, и вы в нее попались.
– Ловушку? – подозрительно спросил ее собеседник. – Что еще за ловушка?
Амалия сладко прищурилась.
– Русская пословица. Помните? В нашем языке нет пословицы «На хитрую кошку всегда найдется хитрая мышка». Это французское выражение. А по-русски говорят: «Нашла коса на камень».
Пленник сдавленно застонал и яростно дернулся, но веревки выдержали.
– А потом вы подтвердили мои подозрения, отказавшись от визита в российское посольство, – добавила Амалия. – И я окончательно убедилась, что вы не тот, за кого себя выдаете. А то, что вы проделали с моим кофе… – Она пренебрежительно передернула плечами.
– Кофе? – оторопел пленник. – О, проклятье! Так вы… так вы догадались? И… и поменяли местами чашки? Но когда же вы успели?
– Пока вы смотрели мне в глаза, – спокойно отозвалась Амалия.
Вспомнив, что совсем недавно он как зачарованный таращился на юную обольстительницу, пленник вышел из себя и снова разразился ругательствами.
– Может быть, хватит? – спросила Амалия, которую все это уже начало утомлять. – Кто вы такой, в конце концов?
– Я вам ничего не скажу, – сухо произнес ее собеседник. – Можете пытать меня, если хотите, но от меня вы не добьетесь ни слова.
Амалия вздохнула.
– Хороший совет, но я еще никогда никого не пытала и боюсь по неловкости причинить вам боль.
– Вы что, издеваетесь надо мной? – прохрипел пленник.
– Бедный Пирогов, – продолжала Амалия. – Держу пари, вы сыграли на его слабости к картам. Я нашла у вас две крапленые колоды в чемодане.
– Думайте что вам угодно. – Он поглядел на часы, показывавшие без пяти шесть. – Кстати, вы не боитесь опоздать на поезд, фройляйн? А то «Дельфин» уйдет без вас, а с ним – и Висконти вместе с «Ледой».
– Берлинец и, судя по всему, образованный… – заметила Амалия, словно не слушая его. – Когда не выражаетесь, как пьяный ямщик, конечно. У австрийцев более мягкое произношение. Значит, вы и ваш несговорчивый приятель – из германской разведки, потому что на англичанина вы вовсе не похожи.
– Мой приятель? – всполошился разоблаченный немец. – Что вы сделали с Гансом, черт побери?
– То же, что и с вами. – Амалия была любезна и лаконична, как надгробный памятник. – Правда, кофе он не пьет, так что мне пришлось его успокоить иначе.
– Мой бог! – застонал немец. – Так вы убили его?
– Зачем? – удивилась Амалия. – Просто с ним случилось досадное недоразумение. Он случайно ударился головой о канделябр, который я держала в руке.
– Ах, случайно! – вскипел германский агент. – Чем больше я гляжу на вас, тем больше мне хочется вас прикончить!
– Да? – отстраненно заметила Амалия. – Говорят, все супруги в конце концов приходят именно к такой мысли.
Агент побагровел.
– С каким бы удовольствием я придушил вас, – промолвил он с печалью. В глазах его появился кровожадный блеск. – Из-за вас мой повелитель не получит Леонардо!
– Пф… – фыркнула Амалия. – Зачем этой старой развалине Вильгельму Леонардо? А вот наша галерея очень от него выиграет. «Леда» будет великолепно смотреться рядом с «Мадонной».
– Да? – язвительно прохрипел немец. – И кто же, позвольте спросить, придет туда любоваться на них – толпы невежественных скифов?
– Полегче, сударь, полегче! – осадила его Амалия, которая на дух не выносила шовинизма, вне зависимости от того, какой народ подвергался уничижению. – Я же не обзываю вас напыщенным немецким чурбаном, хоть и имею на это право после того, как провела вас.
Германский агент поник головой и застонал. Он все еще тяжело переживал свое поражение.
– Бог мой, как шумит в голове! О-ох! Никогда не думал, что снотворное оказывает такое действие!
– Это не от снотворного, – заметила Амалия.
Немец подозрительно уставился на нее.
– А от чего же? – Он в волнении приподнялся. – Вы что, и меня тоже приложили этим… подсвечником?
– Угадали, – усмехнулась девушка. – Ему, кстати, повезло куда меньше, чем вам. У вас на редкость крепкая голова, один рожок канделябра даже погнулся. – И она кивнула на искривленный подсвечник, стоявший на пианино.