Стопроцентная свадьба

-Ада, пойми, солнце. Ты слишком мала, чтобы лезть в эту кашу. Ты погрязла в этой рутине, а для твоего возраста свойственно целоваться с мальчиками, пить пиво за углом и прятать сигареты от мамы, а не жить с двадцати трехлетним наркоманом-тираном, воспитывая чужого первенца.

Меня резали его слова. Что он такое говорит. Неужели это так все выглядит. Тад учил меня, что уважаемые господа полицаи всегда врут ради своей выгоды, поэтому я не верила ни одному слову.

Дальше начался такой мерзкий, беспорядочный переполох. Эта мила буквально ворвалась на кухню, начала визжать, кричать, но не подходила близко ко мне. Смелости не хватало.

Спустя еще десять минут ее воплей, нудных разговоров господ полицаев, мое спокойствие отключилось.

Разговаривать начала я.

То, как мы разговаривали с этой милой лучше не знать, но эти господа полицаи сидели и бездействовали, что насторожило меня.

Я поняла, что это какой-то устроенный цирк, какая-то ловушка, чтобы обмануть.

Поздно я это поняла, как почувствовала острую боль в руке и что-то теплое разгонялось по моей крови.

Проснулась я уже, естественно не у себя в квартире, а в обезьяннике, где по ту сторону решетки стояли эти же два господина полицая и напыщенная Геля. С моим. Пашенькой. На руках.

Я не верила своим глазам, как она смогла это сделать. Как же я проглядела это. Слезы, вопли, душераздирающие крики полились сквозь меня, прямо к этим троим.

Осознание того, что у меня забрали самое дорогое, что было съедало изнутри. Любовь. У меня была любовь. За любовь умирают. Я была готова умереть за любовь.

Эта наркоманка стояла и смотрела на меня, как будто победила. Я не понимала зачем ей мой сын. Она наиграется им, как игрушкой. Почему господа полицаи на ее стороне? У меня было столько вопросов, на которые я была не в состоянии найти ответа.

Тут один из представителей честной, русской власти сказал. Уже не таким тихим и спокойным голосом.

-Твой ненаглядный оставил тебе все состояние и людей, которые нужны нам для нахождения преступной точки выше. Ты должна сказать недомеркам, что передаешь власть Геле. Взамен ты не проведешь остаток своей жизни в психушке.

Мне было все равно на власть, деньги, людей, мне бы только…

-Паша? Как же мой Пашенька?

Эта курица засмеялась, и таким, отвратительным голосом сказала

-Ты про моего сына? Теперь о нем буду заботиться я. Да, я знаю о чем ты думаешь, да, он не особо мне нужен, но этот ребенок       очень полезен, для влияния на его папашу и на тебя, как видно, тоже.

-Ты же знаешь на какой компромисс я пойду. Мне ребенка, вам всю подноготную

Тут один господин полицай усмехнулся и таким грязным, жирным голосом сказал

-Не глупи. Ты сама ребенок. При чем больной ребенок. И так же, ребенок, на которого       я могу повесить кучу статей. Ребенок,       который присядет и выйдет ближе к старости.

Я не верила в то, что происходит. Это был чистой воды шантаж.

-Да как вы смеете, порочные, гнилые…

У меня не было сил кричать, но нужно было действовать, и побыстрее.

Два дня я просидела в этой клетке, в надежде, что меня кто-нибудь вытащит или, что эти три свиньи передумают. Да, напрасно.

Я убивала саму себя собственным молчанием. Просидев еще сутки, два господина полицая опять пришли ко мне. Я действовала с головой. Говорила все правильно и верно, тем самым мы договорились на то, что я выполняю любые их требования, но взамен, как только все утихнет они отдают мне Пашеньку и забывают про наше существование. Это затянулось бы не на долго. Месяц, не больше. Мы пожали руки.

Я не помню, что чувствовала в тот момент, но мне было очень больно физически и морально, как будто ножом вырезали мое сердце на живую. Так, я чувствовала свое разрушение.

Последняя встреча с Пашей перед всей этой суматохой прошла для меня тяжело. Я как будто оторвала кусок себя. Целовала, целовала, целовала своего ребенка. Обещала, обещала, обещала, что приду за ним, как только смогу, что мы опять будем вместе и уедем далеко-далеко. Поцеловала его в лоб и ушла с обещанием вернуться.

Но ушла как оказалось навсегда.

Господа полицаи сдержали свое слово в какой-то степени. Они выполнили свою часть сделки. А вот мою-нет.

Месяц я бродила чужой. У меня отняли, забрали, отобрали. Я не сердца лишилась, я жизни лишилась.

В назначенный срок вернулась в этот же участок, нашла этих же господ, которые, как ни странно, сделали вид, что меня не знают.

Да, вот так все просто. Можно сделать вид, что не знаешь человека, когда не хочешь разбираться с ним. Гнильцо.

Думаю, понятно было мое состояние, когда меня вышвырнули из этого “белого дома”, передав бумажку. От этой курицы Гели, где красивым таким почерком было написано:

“СПАСИБО ЗА ПОМОЩЬ. ВЕРНЕТСЯ БУМЕРАНГОМ”

Бумерангом возвращаюсь только я.

Я все искала, искала, искала их. Первая половина года моей самостоятельной, одинокой жизни прошла адом. За это время я нажила себе две попытки суицида, передоз и учет. Мне казалось, что моя жизнь кончена. Я смотрела на своих ровесниц и не понимала. Почему, некоторые плачут из-за какого-то смазливого парня, а некоторые, не плачут, даже когда отняли самое дорогое в жизни. Почему жизнь так несправедлива ко мне. Чем я заслужила такое. Видимо, судьба готовила для меня славное будущее, ради которого я должна выжить в настоящем.

Осознав, что все мои попытки найти их были бессмысленные я пыталась начать жизнь заново.

Новую жизнь я начала в психиатрической больнице, куда меня положили, после второй попытки суицида. Там, я действительно изменилась. Может, конечно, меня так сильно пичкали лекарствами и разными психологическими беседами, что я начала забывать о том, что я когда-то пережила, но это помогало мне.

Мне объясняли каждую мою травму. Там же диагностировали страшный, длиннющий диагноз, который я даже не запомнила. Я знала, что я больная на голову. Этого было достаточно. Главное, что именно там вылечили мою зависимость от Пашеньки. Взрослые люди доходчиво объясняли мне, что я была ребенком и прочую ерундистику впаривали в мой ослабеневший от очередной дозы лекарств мозг.

Я провалялась на койке среди шизофреников, суицидников и прочей дряни около года.

Я не вспоминала Тада, не знаю освободился ли он из тюрьмы. Я покинула и свою жизнь, и его.

Наконец выйдя оттуда, в семнадцать с половиной лет, я, как мне казалось, стала здоровым человеком.

Начала новую жизнь.

Жизнь без наркотиков и без “свое”.

Срок «новой жизни» был три года, не считая отбывания в лечебнице. И жила бы я так дальше, если бы не это сообщение.

Все это, как короткометражный фильм проиграл в моей голове за минуту. Тошнота подступила к горлу и хотелось не то, чтобы плакать, хотелось вопить от осознания всего этого.

Сейчас я другая, это сообщение из прошлого никак не повлияло на мою жизнь. Я ухожу к себе домой, туда, где меня любят, ждут и не оставляют одну. Останавливаюсь на этой счастливой мысли о Русе и разворачиваюсь.

– Мама! Мама!

Ошпарило. Ай.