Ужасный Эдди

Это был мой бывший парень, мы расстались пару месяцев назад. Сначала дружили, потом стали встречаться и скоро поняли, что оставаться друзьями нам нравится гораздо больше: нет изматывающих разговоров о моих знакомых и степени нашей близости, ночных звонков с грубостями и бурных примирений с просьбами, чтобы все «мужские» номера в моей записной книжке были уничтожены…

По крайней мере, я думала, что мы оба приняли это решение.

От Олега я постоянно слышала об Эдди. Он был его другом, объектом для подражания: «Эдди сказал то, сделал это», – почему-то Олег не мог оставить жизнь друга без внимания.

– Привет, Бемби, как дела? – приветливо обратился Эдди.

– Хуже, чем у тебя, – мотнув в мою сторону головой, отозвался приятель.

Меня страшно возмутил его жест: делать выводы из мимолетной картинки, говорить обо мне так, словно я и не стояла рядом!

– Олег, я устала и мне не до разговоров, – резко начала я. – Да и разговаривать особо не о чем. Все и так ясно.

Выпалила и пожалела о сказанном. Олег посмотрел на меня так, словно я его ударила. Родившись в странной семье романтиков 70-х, он жил в атмосфере походов, песен у костра и хиппейского нестяжательства. Времена изменились, а его родители отказывались это признавать. Они по-прежнему считали, что кеды – это лучшая обувь для их позднего отпрыска, а проживание четырех человек разного возраста в тесной «малосемейке» только сближает.

Олег немного стеснялся их и своего вида, подрабатывал по вечерам, а днем учился в лучшем университете города на инязе.

Мне удивила точность прозвища, с которым Эдди обратился к другу. Когда я впервые увидела Олега, его кроткие темные глаза в сочетании с коротким носом и вздернутой верхней губой вызвали образ: олененок, застигнутый человеком, готовый ринуться прочь, если что-то испугает его. Вот и сейчас, он вскочил и исчез через мгновение за углом, словно грациозное животное, потревоженное человеком.

Эдди молча смотрел на меня, в темноте его глаза казались совсем черными.

– Вика, зачем ты так? – тихо выговорил он. – Это некрасиво. Он еще не свыкся с мыслью, что… только о тебе и говорит. Даже если парень тебе совсем не нужен, нельзя отталкивать человека, который тебя любит.

У меня загорелись щеки. Хорошо, что темно, не видно, как краска покрывает мое лицо, ползет по шее. Подавив желание объяснить, я поддалась жгучему чувству обиды:

– Эдди, Олег не нуждается в заступниках, он большой мальчик. И так как он уже большой, то должен знать, что означает «расстаться друзьями». Мне не жалко на него времени, просто это унизительно – он выслеживает меня, презентует перед тобой своей девушкой, которая «крутит» со всеми у него под носом. А это не так! Мы расстались, и вообще я никогда не давала согласие на то, чтобы стать его собственностью! А тебе не разрешала давать мне свысока жизненные руководства. И провожать меня не надо, сама дойду!

Я решительно направилась к своему дому, в глубине души надеясь, что Эдди остановит меня, или просто пойдет рядом, время-то действительно позднее.

Но он молча стоял на месте.

Я уходила – теплая нить, которая связывала нас весь вечер, слабела, истончалась, пока, наконец, не растаяла совсем. Это было очень грустно: остаться одной, с ощущением потери чего-то живого, важного, с пониманием, что сама все испортила.

«Ерунда какая-то! – успокаивала я себя. – Кто мне этот парень? Случайный знакомый, с которым я и не увижусь, наверное, никогда. Какая разница, что он обо мне подумает?! С Олегом плохо получилось, но тут уж ничего не поделаешь. Если я позвоню ему, будет еще хуже – полночи его обвинения, мои оправдания, до утра объяснения, что все действительно в прошлом и разбитый кувшин не склеишь».

Утром я уехала к бабушке, где детство всегда ждало со стаканом теплого молока, с куском свежеиспеченного пирога. Сидишь, уминаешь вкуснятину под прищуром добрых бабушкиных глаз, слушаешь ворчание-поучение. Сухощавый, сутулый от старости дедушка, похожий на длинный высушенный стебель, ходит вокруг и посмеивается над бабулей, мол, неважно это все, внучка, свою голову включай. Так хорошо, спокойно, словно я в самом надежном месте на земле, где никакая беда не достанет…

С понедельника все завертелось в привычном темпе: подработки, концерты, выставки, встречи, какие-то вечные дополнительные курсы, которыми обрастаешь в студенчестве, словно корабль ракушками. Меня несло по течению, но воспоминание об Эдди, словно какая-то выбивающаяся из ритма жилка, нет-нет, да и начинало биться у сердца.

Не пара.

В следующий раз мы встретились через месяц.

Я работала при иностранной молодежной группе: отвечала за жилье, питание, досуг. Для меня это была возможность заработать и познакомиться с новыми людьми. В тот месяц это были немцы: парочка девчонок, одна хорошенькая, другая некрасивая и целая куча парней на любой вкус. Мы восстанавливали памятники старины, а вернее, сильно мешали рабочим, которые ждали наших кирпичей, переданных по цепочки, вместо того, чтобы погрузить все по-быстрому в грузоподъемник и работать в привычном для них темпе. Мы были глупыми энтузиастами, гуманитариями с дурацкими фантазиями…

Первое время ребята общались только между собой, но через пару дней расслабились и попросили меня познакомить их с местной молодежью.

«Здорово, заодно и с Олегом помирюсь», – подумала я и набрала знакомый номер.

Состоялся странный диалог:

– Привет, мы все еще разговариваем? Олег, я твой друг. Может, не очень добрый и не очень вежливый… Прости за тот вечер. Ты знаешь меня и понимаешь, из-за чего я вспылила.

– Ты позволяешь себе любой тон, потому что знаешь, что я тебе все прощу.

– Неправда. Я не знала сегодня, будешь ты со мной говорить или бросишь трубку.

– Хорошо. Ты позвонила, чтобы извиниться?

– Да, и еще предложить тебе языковую практику. У меня есть группа ребят из Германии, жаждут общения. Правда, приходи и ребят из универа приводи.

– Эдди тоже привести? – голос у Олега стал напряженным.

– Как хочешь, мне все равно, – ответила я, хотя сердце сразу зачастило. – Я с ним всего раз в жизни виделась.

Еще один странный вопрос:

– Ты встречаешься с кем-то из этих немцев?

– Нет, я люблю их всех! – рассмеялась я. – Хватит, Олег. Я ничья, только своя собственная. Ты придешь?

– Конечно.

Олег привел с факультета двух высокомерных девиц с длинными накрашенными ногтями, что выглядело довольно глупо на стройке, и своего друга.

В рваных джинсах и клетчатой ковбойке Эдди выглядел ослепительно. «Нет, красавчик, на меня это не действует», – подумала я, сухо поздоровалась и направилась к бригадиру.

Пока я разбиралась с кирпичами и рабочими «связками», Эдди успел познакомиться с немками: они оживлено болтали о чем-то в сторонке. Хорошенькая Хлоя все время дотрагивалась в разговоре до его плеча и было видно, что он очень нравится ей.

– Виктория, это твой парень? – ревниво спросил один из моей группы.

– Конечно, нет, – стала отнекиваться я. – С чего ты взял? Мы едва знакомы.

– Вы постоянно смотрите друг на друга, и он, и ты, – настаивал парень. – Даже если сейчас не встречаетесь, то будете.

– Почему ты так говоришь? – заинтересовалась я.

– Потому что я этого не хочу, – грустно ответил Рональд. – Так бывает, ты стараешься что-то не замечать, но это настолько очевидно, что обманываться невозможно. Я хочу, чтобы ты забыла об этом обманщике и любила меня.

– Ты шутишь? – изумилась я.

Рональд был веселым и бесшабашным, как ребенок, его внимание ко мне было на уровне «дерганья за косички»: мне и в голову не приходило, что я ему серьезно нравлюсь. Сейчас немец выглядел растерянным, смятенным:

– Виктория, ты играешь в жизнь, а она уже пришла. Постоит рядом и уйдет, если ты ее будешь игнорировать.

– Что?! Послушай, я живу. Моя жизнь набита битком всякой всячиной, мне иногда трудно все тащить все, что я взяла себе.

– Тебе не нужна всякая всячина, тебе нужна твоя единственная жизнь. Я бы всегда любил тебя, уважал твои интересы. Правильно выбрать меня, потому что Эдди думает обо всех сразу, ты не станешь для него единственной.