Алиса, Джейн и фисташки

– А кто так с актрисами обращается? Разве уважающая себя Муза оставит свою подопечную в полном одиночестве?

– Только если Музе пора в отпуск.

– Именно перед премьерой? – Алиса в отчаянии схватилась за голову.

– Давно хотела развеяться. Может наведаться в Грецию и посмотреть Парфенон? Или прогуляться по Парижу со шпицем на поводке? А может, покататься на гондоле в Венеции? Или пофотографировать в Барселоне творения Гауди? Сложный вопрос. В любом случае, куда бы я ни отправилась, обязательно настрочу пару-тройку стихов и опубликую в следующем сборнике «Альманах Муз».

– Ты думаешь только о себе! А должна думать обо мне! Ты же Муза!

– Тебе, моя дорогая, пора научиться искать вдохновение в самой себе, а не полагаться только на меня. Это упорный труд, а ты привыкла гнаться за озарением. Оно не всегда приходит, оно не всегда с тобой.

Алиса растерянно перевела взгляд с Джейн на Михея, который лишь выдавил из себя глуповатую улыбку. Ему казалось, будто он был единственным зрителем полуфарсового спектакля, от которого у него дымилось сознание, поскольку он ровным счетом ничего не мог толком понять. Может, эти девушки устроили репетицию прямо в баре, чтобы его впечатлить?

Бармен налил себе стакан воды, чтобы немного освежиться и потушить задымленное сознание. В эту же секунду Джейн выплеснула содержимое своего бокала наверх. Получилось это странно, потому что ломтик лайма остался на прежнем месте, и фисташка лежала на самом дне. Фейерверк брызг превратился в тончайшую прозрачную бесформенную кляксу, неподвижно зависшую в воздухе.

С двух сторон этой кляксы стали разворачиваться живые картины. Вот две молодые девушки: рыженькая и шатенка – спокойно сидят за столиком в парижском кафе. Все было настолько реалистично, что Михей даже почувствовал на кончике своего языка вкус терпкой арабики. Эта картинка вскоре сменилась другой. Тут молодой парень в распахнутой куртке неторопливой походкой идет по освещенной фонарями дублинской улице.

Джейн дотронулась до кляксы рукой, и картинки стали раздваиваться, летая около барной стойки, словно сплющенные мыльные пузыри. Бармен за одну секунду успел побывать в двух настолько далеких от его бара местах, что от столь захватывающего чувства и зрелища у него сильно заколотилось сердце и по всему телу пробежала волна беспокойных мурашек.

Отражаясь в парящих в воздухе кляксах, Джейн исчезла. Она сидела на песочном пляже острова Санторини, и на ней было белое кружевное платье. В руках девушка держала маленький сборник стихов Эмили Дикинсон. Рядом плескалось бескрайнее море, в ласковых объятьях которого нежилось золотисто-кораллового цвета небо, позади купались в теплых лучах заката маленькие, напоминающие воздушный зефир, белоснежные домики.

– До встречи, дорогая Алиса! – произнесла Джейн, открыв книгу и послав девушке воздушный поцелуй.

При виде этого Алиса чуть было не разрыдалась. Обида сковала ее в своих ледяных объятьях. Кляксы стали лопаться одна за другой, а бокал постепенно наполнялся, словно кто-то невидимой рукой наливал в него коктейль. Алиса неподвижно смотрела на вазочку с фисташками. Она чувствовала себя брошенной, а внутри нее пробивались отголоски давно забытой мечты: собрать чемодан и рвануть туда, куда только попросит ее взбалмошная душа. Да хотя бы на этот Санторини. Но как скрыться от бесконечных бесплодных репетиций? И что теперь будет с ее ролью? Только Алиса не Муза, чтобы появиться, а потом исчезнуть. Она всего лишь человек со своими обязательствами. И почему она не родилась Музой? А может, Музами не рождаются, а становятся?

Алиса уже представляла как зрители, недовольные ее безвкусной игрой, бросают на сцену мясистые помидоры. Красный от злости режиссер гонит актрису с позором из театра. И как теперь играть без своей Музы? Как пробудить в себе силы творить дальше? Девушка потянулась за фисташкой, однако ее маленькие проворные пальчики нащупали еще один крошечный сверток бумаги. Развернув его, она прочитала:

– Я приду на твой спектакль. Правда, я ничего не понимаю в спектаклях, но думаю, что Джейн просто испугалась, что ты ее переиграешь. К тому же на Санторини скучно, море и белые домики. Вот кому интересны белые домики? Говорят, в Норвегии пещеры троллей есть.

На лице Алисы засияла довольная улыбка. Никогда еще никто не желал увидеть, как она играет. Подруги считали спектакли скучным времяпровождением и гоняли на скутерах, а мама шила днями и ночами напролет, искренне веря, что театр начинается с вешалки, и только с нее. Что касается бармена, он всего лишь хотел приободрить Алису. Кто знает, вдруг там, на спектакле, окажется бойкая Джейн.

Через мгновение Алиса увидела перед собой жемчужный Санторини, возникший ниоткуда, словно вспышка на небе. Бар словно куда-то испарился. Девушка гуляла по берегу моря, вдыхая наполненный свежестью солоноватый воздух и удивляясь тому, что с ней происходило нечто необъяснимое. Теплые и уютные солнечные лучи будоражили ее кожу, и девушка почувствовала легкость и спокойствие, будто зажила другой жизнью.

Алиса встала на самый край берега и принялась рассматривать горизонт, утопающий в какой-то белоснежно-шелковистой дымке, которая постепенно стала рассеиваться, обнажая взору девушки бархатистую морскую пелену, в которую она желала окунуться. Она медленно зашла в воду и, очутившись в ней по пояс, нырнула с закрытыми глазами в самую глубь подводного пространства. В мгновении ока вода исчезла, и девушка почувствовала под ногами нечто твердое.

Открыв глаза, она увидела сцену. Она стояла на ней. В полутьме на нее смотрело бесчисленное множество пытливых глаз. Взгляд Михея чувствовался больше всего. Да, бармен был здесь, что-то внутри подсказывало ей это, и она не должна была его разочаровать. Что происходило на самой сцене, Алиса не могла разглядеть, поскольку сцену окутывала та же самая белоснежная дымка.

Девушку охватывало невесомое чувство страха, переплетающееся с огоньком радости, который разгорался все сильнее и сильнее. Алиса дотронулась рукой до этой дымки, и она медленно сползла вниз, словно тонкое мягкое покрывало.

Зрители увидели настоящую Джейн.

How are you?

Много ли вы знаете людей, боящихся невежества до своего самого изящного локона, безупречного ноготка и до нервных коликов в животе? Вот Цветану знали немногие. И не потому, что она вся такая необщительная, нет, даже наоборот. Где бы ни находилась эта маленькая хрупкая девушка, будь это обычная дружеская беседа за чашечкой чая или очередь в магазине, около нее будто витали духи Фридриха Ницше и Марка Аврелия[2 - Марк Аврелий являлся римским императором, последним из династии Антонинов (121-180 нашей эры). Также известен как философ-стоик. В основе стоицизма стоят такие понятия, как твердая жизненная позиция в любой ситуации, сохранение порядка.]. Они то и дело выстреливали в собеседника меткими словесными пулями. А кто же хочет оказаться под таким обстрелом?

Цветана очень любила культурный отдых. Затаив дыхание, она смотрела, как на театральных подмостках Джульетта обливается слезами горести подле тела своего возлюбленного Ромео. В филармонии с легкой улыбкой на лице эта девушка «вкушала» свежую и полную сочных красок музыку Астора Пьяццоллы[3 - Астор Пьяццолла – композитор и бандеонист из Аргентины, работавший в стиле танго с элементами классики и джаза. Умер в 1992 году.]. И неважно, что среди всех прочих музыкантов на сцене бандеонист самый симпатичный, главное – музыка. А если какие-нибудь кумушки вслух «съедали» его стильную прическу, она могла запросто сказать им: «Эй вы, там, ваша бесполезная и глупая трескотня мешает мне различить ноту «ми» от ноты «фа»!» Как правило, у сидевших рядом нарушительниц порядка дружно и низко отвисали челюсти.

«Что?! И с места мы не сдвинемся! Вот нахалка!»

Хобби Цветаны менялось моментально, в зависимости от того, в какую сторону подует переменчивое настроение. Весной девушка разучивала французские слова, беззаботно валяясь в пенной ванне. Вечерами, усевшись поудобнее на мягкой постели с круассанами, она зачитывалась романами Франсуазы Саган. А уже летом настроение увлекающейся мадемуазель могло подуть к южным берегам, и она с удивлением обнаружила в себе так долго томящуюся испанскую страсть.

Все самоучители по французскому помещались в большой шкаф, круассаны уже не кушались. Почему? Да потому что Цветана с радостью отплясывала фламенко в какой-то малоизвестной танцевальной студии. Осенью испанская страсть приутихла. Наверняка она попросту испугалась холодов и быстренько спряталась вместе с книжками в том самом шкафу. А Цветану ждало нечто такое, о чем она давно мечтала. Она должна была стать настоящей учительницей английского языка.

Еще будучи студенткой университета, девушка представляла, как заходит в класс, вся такая важная и красивая, смотрит на своих учеников, счастливых и жаждущих новых знаний, и начинает урок. Школу Цветана всегда считала филармонией, свой будущий класс – оркестром, а сама собиралась с превеликим удовольствием взять на себя роль дирижера. Какая стройная и душевная мелодия должна политься благодаря ее талантливому дирижированию!

Ну вот, нужные учебники и методические материалы были собраны. Цветана завернула свое худенькое тельце в длинное, будто кимоно, цветастое платье, и отправилась в школу. Вся такая окрыленная и полная надежд.

Время шло. Уши бедной начинающей учительницы резали фальшивые и грубые ноты, а Ницше и Аврелий в ужасе выскакивали из окна, когда девушка, стуча по столу своей указкой, пыталась вразумить целый класс, обезумевший от глупой шутки какого-нибудь маленького оболтуса. Никто здесь и понятия не имел, что такое филармония, оркестр и для чего вообще нужен дирижер. В том смысле, в каком его понимала Цветана.

С тех пор девушка стала бояться того, что невежество, будто маленький злобный тролль с узкими и хитрющими глазками и сморщенными ручками, поселилось и в школе. Причем оно стало не таким, как раньше, а крайне назойливым. Невежество везде кралось за Цветаной по пятам. Когда молодая учительница шла вдребезгили просматривала расписание, оно выглядывало из-за угла с ехидной ухмылкой, или демонстративно хлопало дверями в разгар урока, доводя бедную девушку до паники. Как быть? Что делать?

Измученная Цветана искала спасения от безобразий невежества в учительской. Сюда оно точно не заберется – побоится, ибо здесь всегда царит атмосфера порядка и здравомыслия. Просматривая очередные методические материалы, девушка с грустью вздыхала. Буквы будто расплывались в глазах, содержание книги казалось каким-то отдаленным, и даже английские слова – незнакомые и холодные, страницу за страницей проплывали, словно льды Арктики. Совсем чужие, совсем ненужные… Журчащая в наушниках Гаятри мантра[4 - Гаятри мантра – древний ведический текст на санскрите, мантра умиротворения, мудрости и познания, способная устранить препятствия и страхи. Одна из самых могущественных.] помогала немного сосредоточиться. Но мысли, эти тревожные мысли все равно не давали девушке покоя.

Неужели из нее выходит плохой дирижер, который не в силах организовать свой оркестр и сотворить идеальную мелодию, ласкающую слух? Почему всякий раз, когда она идет в класс, видит хаос и непокорность детей? В силах ли она – такая тонкая и чувственная натура – справиться с преследующим ее в школе невежеством, как справляются с тараканами и различными вредными букашками? И если подумать, это не пьесу смотреть и не французский роман читать, а детей учить, чтобы они не уподобились невежественному троллю. Экая трудность, оказывается! А ведь было столько надежд, столько всплесков эмоций!

И вообще, почему невежество гоняется только за ней, когда другие учителя спокойно шагают по коридорам школы без какой-либо опаски? Наверняка они более стойкие или менее чувствительные. А может попросту не обращают внимания на козни злобного тролля или же борются с ним какими-то особыми способами, неведомыми Цветане. Вот только никто не хочет сознаваться, что это за способы такие.

Мысли Цветаны трусливо рассеялись, как только в учительской появилась грузная дама в очках, больше напоминающая тыкву. Это была учительница химии. Ее звали Марианна Павловна. Она всегда наводила на своих подопечных страх и уважение. И не только. Некоторые молодые преподаватели сами терялись, едва завидев ее на горизонте. Рядом с Марианной Павловной шел молодой парень с пухлым блокнотом под мышкой. Он обучал учеников математике и, будь его воля, предпочел бы, чтобы они называли его просто Владиславом.

Мысль о том, что к его имени прилагается еще и статусное «Да- нилович», постоянно сводило с ума молодого человека. В будущем, как он надеялся, подобного официального занудства среди молодых учителей не будет, вот только к тому времени он, скорее всего, состарится, и это пугало его еще сильнее. При каждом шаге длинная темная челка Владислава прыгала на лбу, будто пружинка, а сам он был в хорошем расположении духа. Чего нельзя было сказать о даме в очках. С недовольством шмякнув свою объемную, как и она сама, сумку на соседний стул, она уселась подальше от Цветаны.

– Смотри, новенькая опять в своем космосе, – заметила Марианна Павловна, копаясь в сумке. – Хоть бы парой фраз перекинулась.

– Думаю, она осваивается, – с улыбкой сказал математик, усаживаясь напротив химички и открывая свой блокнот.

– Уже третий месяц, – скользнув по новоприбывшей «англичанке» ироничным взглядом, химичка воздвигла перед собой большую гору из тетрадей. По всей видимости, работы ей пруд не пруди. – Зуб даю, что долго она здесь не протянет: или детки сожрут, или сама пятками засверкает, слишком кисейная.

Словно почуяв, что речь шла о ней, Цветана сконфуженно стянула наушники и вежливо поздоровалась. Марианна Павловна буркнула сухое «Здравствуй!» и уткнулась в свои тетради, а вот Владислав принялся с удовольствием доставать «англичанку».

– Чудный денек, правда? Без дождя, а то ботинок не напасешься, уже вторые на батарее сохнут.

На его лице сияла глуповато-приторная улыбка. И чему он только радовался?

– Чудный, – девушка ответила нехотя, из вежливости. Как было хорошо сидеть в одиночестве, никто не отвлекал от меланхоличных дум.

– Как твои успехи в обучении деток? Они тебя не обижают?

Он еще издевается!

– О, все просто замечательно… – Цветана мгновенно оборонилась от этого мучительного для нее вопроса легкой улыбкой и взглянула на часы.

О нет, еще долго до окончания всех уроков! Кажется, теперь она размышляла как какая-то школьница.

– У тебя такой вид… – заметил Владислав перемену настроения Цветаны.

– Какой?

– Как у загнанного ягненка.