– Вы разговаривали с архом!
– С кем я разговаривала? У вас еще кто-то в гостях? – не поняла я слова Сандры.
– Энни, с тобой арх!
– Это у вас болезнь сумасшедших так называется?
– Да откуда ты вообще взялась, если не знаешь об архах? – уже более возмущенно спросила она.
– Из Хордона, – улыбнулась я улыбкой ангелочка. На всякий случай посмотрев, не выросли ли белые и пушистые крылья, я вновь поглядела на свою ошалевшую собеседницу.
– Какого такого Хордона тогда?
– Э… ну…, – стала мямлить я.
Ну откуда я знаю – какого? Мне такую информацию не давали. Мне вообще никакую информацию не давали. Нет, запихнув сюда, милостиво сказать: «Вот, Анна, это такой-то город, с такими-то жителями и т.д.» Но нет же, догадывайся! Упс… вот мне и вышла боком привычка думать вслух.
– Может вам чаю? – уже осознанно вслух сказала я, решив сменить тему.
– Нет, спасибо.
В комнате повисла тишина. Я не знаю, о чем думала моя новая знакомая, но я думала о том, что, наверное, пора и покинуть сей гостеприимный дом.
– Ну, не пора. У вас и свои дела, наверное, найдутся, – сказала я, вставая из-за стола.
– И тебе неинтересно узнать про архов? – хитро улыбнулась Сандра. Так обычно улыбаются перед обменом «ваш на ваш».
– Вообще-то, интересно, но вы себя сейчас как-то плохо чувствуете, и я не думаю, что мое присутствие пойдет вам на пользу, – пришлось начать врать мне. Ну, правда, я не уверена, что мои ответы на ее вопросы пройдут менее болезненно, чем предыдущие.
– И куда же ты сейчас?
– Ну….
– Можешь остаться переночевать у меня, – не дала мне закончить Сандра.
– Спасибо, – вздохнув с облегчением, сказала я.
Через некоторое время она отвела меня в комнату, где я могу переночевать, и оставила меня одну. Это была довольно уютная светлая комната небольших размеров. Большую ее часть занимала большая кровать. И, конечно, она была белой.
– Я скоро возненавижу этот цвет, – сказала я устало.
– Почему? Милый цвет, цвет чистоты и душевного спокойствия, которое давно не заходило к тебе в гости, – милостиво заметил мой вечный собеседник.
– Но он такой… никакой! Даже зацепиться не за что!
– Почему же не за что? Твои капроновые колготки же нашли за что.
– Ой…
– Смею согласиться.
– Ну как, ты уже устроилась? – спросила меня хозяйка, входя в комнату.
– Да, спасибо. И….
– Ты что-то хочешь спросить?
– Да, а у вас нет лишней пары капроновых колготок?
– Чего?
– То, что вы носите на ногах?
– Обувь? Как видишь, мы ее не носим.
– Нет, не обувь. Вот это, – сказала я, указав на свои ноги.
– Интересно… работа догитов?
– Кто это?
– Ты и это не знаешь? – удивилась в который раз собеседница, – ну… это такие маленькие зверьки, которые плетут свои дома из тончайшего материала и покрывают им целые участки леса. Они очень похожи этим на людей: им кажется, что весь мир принадлежит им.
– О, – растерялась я от такого сравнения, – надо будет как-нибудь позаимствовать у них пару рулонов на новые колготки.
– А как же сшита эта ткань на твоих обтягивающих брюках? – указала Сандра на мои колготки.
– Это… работа машин.
– Машин? Интересно.
– Вы так думаете?
– Ну да, материал для здешних краев необычный, – думала вслух Сандра, – кстати, как бы тебе сказать одну вещь. Понимаешь, наверное, для твоих мест твоя одежда и обычна, но не для наших. Скоро придет домой внучка, думаю, она даст тебе другую одежду. Если ты не против этого, конечно.
Я внимательно посмотрела на свою собеседницу. На вид ей от силы лет 30, ну 35. Да ее дочке должно быть максимум 15! Я, конечно, понимаю, нынче и в 15 рожают детей, но чтобы они при этом и ходить могли – не понимаю. Я что-то точно не понимаю.
– Внучка?
– Да, внучка. Она сейчас на ярмарке.
– С мамой? – спросила я. И только теперь до меня дошло. Если мне ее одежда должна подойти, то, сколько же ей лет? 18?20?
– Какой мамой? – удивленно моргнула Сандра. – При чем тут ее мама?
– Ни при чем. Просто спросила. У нее ведь есть мать? – попыталась я скрыть свою глупость.
– Ее мать ушла из города еще 20 лет назад. Шэйли ее не помнит и думает, что ей пришлось уйти из дома. Но ее мать ушла лишь потому, что ей наскучила жизнь в нашем простом городке, – сказала Сандра, грустно взглянув на меня. Это был взгляд матери, которая потеряла свою дочь. Потеряла навсегда. По крайней мере, она так думала.