В романе косвенно цитируются следующие произведения:
А.?С. Пушкин. «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года», «Песнь о вещем Олеге», «Евгений Онегин».
А. Чужбинский. «Очерки прошлого. Город Смуров» (по книге Е.?В. Лаврентьевой «Светский этикет пушкинской эпохи»).
А.?А. Дмитриев. Статья в «Историческом вестнике» № 10 за 1901 г. (по книге Е.?В. Лаврентьевой «Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия»).
Пролог
Поверх одежды Тоннер надел длинную, до пят рубашку наподобие ночной – из грубого холста, всю в ржавых пятнах. Затем из потертого саквояжа Илья Андреевич вытащил кожаный фартук.
–?Помогите-ка завязать, – доктор нацепил на шею фартук и повернулся к Денису Угарову спиной. Пока тот крутил узел, Тоннер надел длинные, по локоть, кожаные перчатки. – Многие мои коллеги работают без них, но сие небезопасно. Ведь мертвое тело содержит токсины, которые через порезы и ссадины на руках могут попасть в организм секциониста, – обстоятельно пояснил доктор.
Потом достал из саквояжа лицевую повязку с четырьмя тесемочками, но, покрутив в руке, положил обратно:
–?Труп свежий. Гниение только началось. Обойдусь!
Вскрытие решили провести на полянке в парке при естественном свете. Доктор Тоннер раскрыл несессер. Обычно путешественники возят в таких предметы дорожного туалета, но у Ильи Андреевича он был заполнен заботливо прикрепленными к стенкам скальпелями, хирургическими крючками, пинцетами, иглами. Кроме медицинских инструментов, имелись две английских пилы, большая и маленькая, долото, молоток, пять пар ножниц различной формы и множество предметов, названий которых Денис не знал. Он старался не смотреть на прикрытое простыней тело, лежавшее на длинном кухонном столе. Боязно! Он впервые столкнулся со смертью столь близко: отец умер, когда Дениска был совсем мал, а потом Бог миловал, все родные и близкие пока живы-здоровы.
Федор Максимович Терлецкий взялся за края простыни, чтобы сдернуть, но его схватил за руку капитан-исправник Киросиров:
–?Святотатства не допущу!
–?Подите прочь! – рявкнул на исправника Терлецкий. Споры – вскрывать или нет – были позади, и решение принято.
Киросиров от окрика вздрогнул и, скрипя зубами, отпустил руку Терлецкого, Федор Максимович откинул простыню. Угаров заставил себя посмотреть, но толком разглядеть покойницу не успел.
–?Денис Кондратович, – обратился к нему Тоннер. – Начинайте записывать. Диктовать буду медленно, чтоб успевали.
Молодой человек тут же малодушно отвернулся, сделав пару шагов, уселся за маленький стол, порадовавшись, что может углубиться в писанину и не пялиться на мертвеца.
–?Сей судебно-медицинский протокол составлен второго дня месяца сентября одна тысяча восемьсот двадцать девятого года в усадьбе Носовка Н-ского уезда Смоленской губернии.
Далее Тоннер назвал имя, фамилию, возраст покойной, поименовал членов комиссии, причем Угарова обозначил писцом, американца Рооса – понятым, а доктора Глазьева – своим помощником.
–?…решение о вскрытии принял капитан-исправник Киросиров!
Тот аж задохнулся от подобной наглости:
–?В таком случае немедленно прекратить!
Тоннер, не меняя тона, поправил:
–?Вместо исправника пишите: «Чиновник Третьего отделения Терлецкий».
Денис удивился. Вот не думал, что высокий увалень в этаком ведомстве служит!
–?Я чин не полицейский. Боюсь, требуемого распоряжения отдать не могу, – выразил опасение Федор Максимович. – Может, вызовем кого из уезда?
–?Подозреваемый мною яд разлагается быстро. Пока ждем – упустим время. Так что продолжим! – Тоннер быстро осмотрел одежду покойной. – Крови, следов ожогов или ударов на ночной рубашке не обнаружено. Чтоб не возиться, с вашего позволения, я ее разрежу.
Терлецкий кивнул. Денис услышал металлический стук ножниц и треск ткани.
–?За исключением синюшного цвета, ничего примечательного в кожных покровах умершей нет. Истинную причину смерти надеюсь найти в желудке, поэтому вскрывать головную и грудную полости надобности не вижу. Начну сразу с брюшной. – Илья Андреевич взял скальпель. – Антон Альбертович, – обратился он к доктору Глазьеву, – просьба к вам: поясняйте присутствующим смысл моих манипуляций.
–?Постараюсь, – промямлил местный эскулап.
«Бояться надо не мертвых, бояться надо живых», – вспомнил вдруг маменькины слова Денис и, собрав волю в кулак, встал и решительно подошел к длинному столу.
Первый разрез Тоннер сделал по центральной белой полоске, хорошо заметной на животе умершей. Скальпель чиркнул от окончания грудной кости до самого лобка. Пупок доктор рассекать не стал, а обошел острием чуть левее. Угаров ожидал, что из живота хлынет кровь, но ошибся – лишь на скальпеле появилась темно-бордовая полоска. Второй разрез, горизонтальный, тоже не затронул пупок, лезвие прошло чуть ниже. Аккуратно подрезав скальпелем, Илья Андреевич отвернул лоскуты кожи по углам, оголив чревные мышцы.
–?Это – брюхо, – глубокомысленно пояснил Глазьев.
Следующий, более глубокий разрез Тоннер сделал снова по белой линии: разъединив скальпелем мышцы, начал раздвигать их крючками, похожими на изогнутые вилочки.
Местный доктор отбежал в сторону, его вывернуло. Тоннер, не прекращая своих манипуляций, цинично заметил:
–?Вот кстати. Рвотные массы Глазьева мы подвергнем тем же исследованиям, что и содержимое желудка покойницы. Для сравнения, так сказать.
Денис решился заглянуть внутрь чрева. По его представлениям, органы в животе висят на позвоночнике, как игрушки на рождественской елке, а между ними зияют пустоты. Но оказалось иначе. Никаких пустот! Содержимое брюха утрамбовано, словно шубы в сундуке. Как же доктор найдет тут желудок? Угаров полагал, что сей орган расположен по центру живота, однако Тоннер засунул руку под грудную клетку:
–?Сейчас наложу в дюйме друг от друга две крепкие нитки на пищеприемный канал. Как бишь его по-латыни, Антон Альбертович? Не помните?
Глазьев помотал головой. Мол, плохо очень, вот память и отказывает.
–?Oesophagus! – ответил сам себе Илья Андреевич. – Следующей ниткой перевяжу двенадцатиперстную кишку.
Кишки, это Денис знал точно, выводят переваренное наружу. Однако трубочка, на которую указал доктор, уходила куда-то вверх, под ребра. Перевязав ее, доктор отсек скальпелем пищевод и двенадцатиперстную кишку, а потом, подрезав какие-то пленочки, аккуратно высвободил желудок.
–?Крючки можно отпустить, а покойницу на время прикроем.
Держа в руке желудок, оказавшийся невзрачным изогнутым мешочком, Тоннер подошел к столу, где лежали бумаги.
–?Переместитесь-ка с протоколом к трупу, – велел он Угарову. – А здесь я устрою маленькую химическую лабораторию.
Одно дело смотреть за вскрытием через плечо, совсем другое – сесть за стол с мертвецом. Тут и опозориться, как Глазьев, недолго. Но деваться было некуда, и Денис перенес бумаги, пристроив их в ногах покойной.
Доктор же, положив желудок в фаянсовый сосуд, снова взялся за скальпель. Вскрыв «мешочек» по всей длине, Тоннер вылил его содержимое в стеклянный кувшин.
–?Так-с. В другой кувшин поместим рвотные массы Глазьева и проделаем те же манипуляции, – пояснил доктор. – Антон Альбертович, – обратился он к уже оправившемуся коллеге, – отнесите-ка желудок на секционный стол. Здесь мало места, мешает.
Глазьев осторожно, держа фаянсовый сосуд на вытянутых руках и стараясь в него не заглядывать, отнес препарат на другой стол, поставив поближе к покойной хозяйке.
–?Какой яд ищете? – осведомился господин из Третьего отделения.
–?Самый убийственный! – ответил Тоннер. – Acidum borussicum, в России именуемый синильной кислотой.
–?Я читал, смерть от нее мгновенна, – вспомнил Терлецкий.