Петрушка на балу

Ольга протянула ему руку.

– Друзья?

Перегнувшись через столик, Хомяков ее руку пожал.

– До гроба.

Они рассмеялись.

– Ну так вот, – сказала Ольга, – если ты подозреваешь, что Макаров устроил поджог сам – у тебя не в порядке с головой.

Хомяков собрался вспылить, но вовремя вспомнил, что они друзья.

– Да какие подозрения, Оль. Просто я обязан отработать версию…

– Виталик, я не дура. Варианта здесь лишь два: кто-то поджег или кто-то не погасил окурок. И оба они маловероятны. Однако…

– Погоди, – перебил Хомяков. – Разве танцоры курят?

Ольга вздохнула.

– Некоторые. Я, например.

– Ну и зря. Ладно… Почему вы курите в помещении, где хранятся декорации? Что за идиотизм?

– Не идиотизм, а суровая необходимость. Здесь, – Ольга окинула взглядом холл, – Макаров курить запрещает. Табачный дым, дескать, просочится в зал…

– Он прав, – ввернул Хомяков.

– Он всегда прав, черт его дери. Но что нам остается? Лестничные пролеты и закутки? Разумеется, мы идем в «дебри».

– Куда-а?

– В «дебри». Так мы называем кладовую, где хранятся наши фанерные чудеса. Там уютно и есть где спрятаться.

– Прятаться-то зачем?

– Чтобы за сигареткой посекретничать, Виталик. А ты что подумал?

– Я подумал: если б вы не секретничали, у вас и у меня было бы меньше проблем.

Помедлив, Ольга пробормотала:

– До сих пор как-то обходилось.

Хомяков назидательно поднял палец.

– До поры до времени, Оля, многое сходит с рук. Пожар погасили Макаров и вахтер, так? Как удачно они оказались рядом!

– Ну и что?! – взвилась Ольга. – Заладил, как дятел!

Хомяков миролюбиво выставил ладонь.

– Конечно, я не Эркюль Пуаро, я простой мент. Вопросы неприятные задаю, отыскать ниточку пытаюсь… А вы артисты – народ творческий, своеобразный. Мне велено действовать с вами дипломатично, а из меня дипломат, блин… сама понимаешь. Ответишь на вопросы – спасибо. Пошлешь меня подальше… Что я могу? Соли тебе на хвост насыпать? Либо я закрою это дело по-быстрому – и до свиданья, либо глаза вам тут буду мозолить. Оно вам надо, Оль?

Ольга пристально смотрела на капитана.

– А ты не прост, Виталик, – сказала она. – Ведь ты меня вербуешь.

Хомяков деловито черкнул в блокноте.

– Завербуешь тебя, как же. С такой грудью и без лифчика.

Ольга рассмеялась.

– О’кей, мы оба с тобой умные. Так заруби себе на носу: Макаров не поджигал. Дружеский мой совет: не трать время на эту версию.

Хомяков откинулся на спинку кресла.

– Почему не он?

– Во-первых, – Ольга покосилась на дверь зала, – у него нет мотива, который ты ему приписываешь. А во-вторых, если б поджег Макаров, то комар бы носа не подточил, все было бы по-другому. Твои подозрения – аргумент в его пользу.

Хомяков обдумал услышанное.

– Такой, значит, головастый? Не обижайся, Оль… не странно ли для танцора?

Ольга скривила губы.

– Он не танцор, он физик.

– Как это?

– А вот так. Закончил МИФИ с красным дипломом. Танцевать выучился, можно сказать, по книжкам. И теперь, ломая все каноны, прет как танк в мировые знаменитости. А мы за ним следом: кто не успел, тот опоздал.

Заинтригованный Хомяков отложил блокнот.

– Как ему это в башку влетело? Сменить физику на танцульки. Оль, не обижайся: мне нравится балет и все такое… Но в чем тут фишка?

Лицо Ольги вдруг помрачнело, будто осунулось.

– Это, Виталик, как в анекдоте, «грустная и длинная история». Вспоминать никакой охоты.

Хомяков спешно отыграл назад.

– Не хочешь – не надо. – Он протянул лист с фамилиями. – Вот смотри: здесь те, кто был в театре в субботу. Никого не забыли?

Ольга отстраненно кивнула, теребя концы красной своей ленты. Взор ее, как говорится, устремлен был в никуда.