Петрушка на балу

Катя прошлась по кабинету.

– Бред какой-то… Что значит «непосредственно перед»? Ведь я даже не знаю, во сколько начался пожар.

Хомяков смотрел на нее пристально.

– Это вы так утверждаете. Само собой, я проверю… – В его кармане зазвонил сотовый. Капитан извлек его и отозвался. – Я, Аркадий. Кто ж еще? Ближе к теме… Подъехать не могу: в пожарном деле увяз. Пожрать, блин, некогда… Как это, Чижа взяли?! Что ж ты соплю жуешь?! Погоди… Эй! Вы куда?! – крикнул он директрисе, выходящей из кабинета.

– В бега, – ответила Катя. – В Лондон вылетаю. Ищите с Интерполом. – Она шагнула за дверь. – Да не волнуйтесь: сейчас приду.

«До чего красивая баба!» – восхитился Хомяков мысленно и сказал в трубку:

– Чижа, говоришь, взяли. Уже кое-что. Обшмонали, небось, а он чист. Угадал?.. Кончай кудахтать, Аркаш! На что ты рассчитывал?.. Не кудахчи, говорю! Где Гафуров?.. Понял. Подъеду к вечеру… Сейчас не могу: тут пожар этот долбаный… – Заметив входящую директрису, Хомяков спешно закруглился: – Все, Аркадий! Аккумулятор садится. – Он сунул телефон в карман. – Екатерина Васильевна, что за дела?

Катя поставила перед ним блюдо с горячими пирожками.

– Сами выпекаем. Четырех видов: с капустой, с грибами, с черносливом и с курагой.

Хомяков сглотнул слюну.

– К чему вы это рассказываете?

– К тому, что вам пожрать некогда.

– Уберите, я не буду.

Катя строго на него посмотрела.

– Ешьте, я не поджигала. У меня отсутствует мотив.

– Не уверен. – Хомяков старался не смотреть на пирожки.

– Тогда придумайте хоть один.

– Во, блин! Екатерина Васильевна, скажем прямо, балетмейстер вас бросил. Какой еще мотив нужен брошенной женщине?

Катины щеки вспыхнули.

– Кто брошенная женщина… я?

Хомякову все это не нравилось, чертовски не нравилось. Иметь дело с ворами было гораздо сподручней. Капитан уткнулся в свой блокнот.

– Если вы та самая Екатерина Васильевна Митина, значит…

– Не Митина, а Макарова. После развода я оставила фамилию мужа. И я скорее застрелюсь, чем буду ему пакостить.

– Постойте, – изумился Хомяков. – То есть вы жена этого… балетмейстера? Бывшая?

Катя удивилась в свою очередь:

– Вы не знали? Зачем же вы сюда явились?

– Думал, вы любовница в отставке, – обескураженно пробормотал Хомяков.

Катя невесело рассмеялась.

– Ваша версия, пожалуй, устроила бы меня больше.

Хомяков пытался собраться с мыслями.

– Развелись так развелись. Какого тогда рожна вы сцепились? Если не секрет, конечно.

Катя опустилась в рабочее кресло.

– Макарову нужны две танцевальные пары. Для спектакля. Я подобрала ему отличных ребят, предложила. А он в обычной своей манере: «Спасибо. Ценю твои хлопоты, но мы тут сами справимся.» И я, как обычно, завелась, дура… Зря время тратите, Виталий Павлович: я не поджигала. Уточните там, во сколько я ушла и во сколько загорелось. Должен быть временной зазор. Если, конечно, вы не подозреваете, что я оставила бомбу с часовым механизмом.

Признав ее правоту, Хомяков мысленно обозвал себя пеньком, однако сохранил форс:

– Проверим, Екатерина Васильевна. Обязательно проверим. – Он извлек из папки список участников субботней репетиции. – Вопрос последний: Макаров женат?

Катя подняла на него глаза. Синие-синие.

– Нет. И надеюсь, не собирается.

– В таком случае, – Хомяков ткнул авторучкой в список, – кто ему Макарова А. С.? Однофамилица просто?

– Макарова Алина Сергеевна, – отчеканила Катя, – наша дочь. Моя и Сергея. Вы сказали, вопрос последний.

Хомяков застыл на мгновение. Затем убрал бумаги в папку и поднялся.

– Екатерина Васильевна, вы… мне это… Можно взять пирожок? Даже два, пожалуй. Можно?

Катя кивнула: на здоровье, дескать. И когда капитан вышел, потерла виски ладонями. Затем сняла трубку, набрала номер и, услыхав знакомый голос, проговорила:

– Трудно было позвонить, да? Насчет пожара… Ну конечно, мелочи! Все на свете для тебя мелочи!.. Я не кричу, не выдумывай… Ты обгорел?.. Не смей отключаться, Макаров! Ты правда не обгорел?!

Глава 3

Солнце покинуло наконец танцзал, жалюзи были подняты, и в окна беспрепятственно хлынул свет. Шла репетиция балетного спектакля. Танцоры (в тех же обтягивающих трико) жмурились сидя вдоль стены, за исключением пары, занятой в очередной сцене. Синеглазая девушка с черными стрижеными волосами и остроносый парень с волосами, стянутыми в хвост, расположились рядышком на стульях в центре зала. Они терпеливо ждали, пока прервавший репетицию балетмейстер закончит разговор по мобильнику. Отойдя в сторонку, Макаров спокойным ровным голосом пытался поставить точку в диалоге:

– Никто не обгорел, Кать. Даже не ушибся. Хочешь, поклянусь?.. Алины там вообще не было… Как скажешь. Когда загорится, помчусь звонить тебе.

Вскочив со стула, синеглазая девушка подбежала к нему.

– Скажи ей: у нас репетиция! Сколько можно жилы тянуть!

– Ну-ка, брысь, – столь же спокойно осадил ее Макаров. И, дождавшись, пока дочь вернулась на место, проговорил в телефон: – Слыхала? Жива-здорова. Извини, меня сейчас тут порвут. – Дав отбой, он отложил мобильник.

В наступившей тишине прозвучала насмешка Ольги: