И снов нескромная невинность
Захотелось разглядеть девчонку конкретно, если не сказать больше – дотронуться, вдохнуть аромат юного тела, отчего стало немножечко стыдно, но по телу пробежала серия сладких волн, извиняющих подобное поведение.
Я ведь не напрашивался. Она сама.
До девчонки было метров пять. От силы семь. Каждая деталь, каждая подробность – словно под микроскопом.
Было мимолётное желание отвернуться, было. Но прошло, испарилось. Я не смог… не сумел оторвать зачарованный взгляд от упругой груди с яркими миниатюрными сосками, покрытой гусиной кожей, от плавной линии рельефно обозначенного животика, от расслабленной, вызывающе соблазнительной позы, от вида стройных ножек.
– Нормальная мужская реакция, не находите? Не могу ручаться, что на меня подобный стриптиз произвёл иное впечатление. В данном случае решение принимает совсем другой мозг, который не думает – действует.
– Вот и вы туда же. Обидно! Зачем я тут перед вами нагишом танцую, если вы все такие?
– Не нагнетайте. Возбуждение, даже желание – отнюдь не измена. Нормальная для здорового человека физиологическая реакция. Подчиниться ей или нет – другое дело.
– Да, тогда слушайте! Неловкая непристойность момента, пикантная кокетливость наклона тела, открывающая пытливому (вот какому!) взгляду те притягательные интимные детали, которые принято скрывать от посторонних.
Она была прекрасна, если не сказать больше: молодость, беспечно-наивная естественность, скульптурная беззащитность якобы случайного обнажения – всё вместе давало воображению бескрайнее пространство для изобретательной фантазии.
Ловко встряхнув головой, пригладив волосы, назад девушка лукаво посмотрела в мою сторону, делая вид, что не заметила. Но я точно видел вызов в её озорных глазах.
И не ошибся.
Чай остыл. Девчонка ещё некоторое время покрутилась и исчезла.
Воображение живее реальности дополнило картинку. Я её хотел немедленно, прямо сейчас.
Говорят, что желания материальны, что энергии страсти может оказаться достаточно, чтобы добыть чего угодно.
Материализовать желание, да-да, мне удалось! Девочка-видение с полотенчиком в руке вышла из двери в противоположном конце веранды всё в том же незамысловатом виде – как есть. На ней ещё сверкали капельки воды. Она нисколько не смутилась.
Кажется, я влюблён.
– Достаточно. Я не гурман. Значит, описание этой завораживающей серии вы прочитали полностью, причём не единожды. Впечатляет. Но ведь это похоже на сцену из фильма для взрослых: пришёл, увидел, победил. Диагноз: сей вьюноша – бабник. Вам не о чем жалеть. Возня под одеялом не имеет отношения к любви. Он не из тех, кто дорожит отношениями.
– Согласна. Такие страсти бушевали на нескольких десятках страниц. Но ведь вы сами сказали, что поступили бы так же. Если это действительно так – зачем кривляться?
– Кто инициировал развод?
– Он. Я бы не решилась, честное слово. Я простила его, простила, простила!
– Вот оно что. Наверно так поступила в своё время ваша мама. Это помогло ей стать счастливой?
– Откуда вы знаете? Нет, нет-нет! Папа вернулся, потом снова ушёл, потом опять вернулся, потом влюбился в другую женщину.
– Печально. Есть желание повторить сюжетную линию дешёвой романтической саги мексиканского разлива?
– Какую?
– Туда, сюда, обратно. Американские горки, карусель, колесо обозрения. Аттракционы любите?
– Вовсе нет. У меня даже от хоровода голова кружится.
– Тогда забудьте. Если невеста уходит к другому, то неизвестно, кому повезло. Касаемо женихов эта сентенция тоже в силе. Остаётся вопрос – ваш мужчина никогда и ничего от вас не прятал? Как предельно интимный документ оказался на столе в открытом доступе? Сдаётся мне, что он подсунул дневник намеренно, а это совсем другая история. Вы уверены, что соблазнительница, тем более, настолько общительная, совсем без комплексов, существует в реальности?
– Уверена. Мало того, она довольно агрессивно настроена. Приходила эта милая крошка со мной разбираться, грозила расправой. Мне показалось – она не шутит.
– Надо же. Обычно такие особы быстро с борта соскакивают, разнообразие уважают, на взлёте дичь стригут, но со сложностями не связываются. Чем же Антон вызвал столь энергичный выброс адреналина у богини грёз? Может, богат не в меру, а вы не знали?
– Куда там. Антоха всегда на подхвате. Исполнитель. Неплохой надо сказать, добросовестный профессионал, но без искорки. Его потолок – пятьдесят тысяч. Рублей. Там что-то другое.
– Вот, вы уже здраво рассуждаете. А надо ли, полезно ли знать, каким мёдом мажут ловушки для мух? Пусть сами разбираются. Мороженое любите?
– Это про ловушку?
– Чувство юмора на месте, рассудительность в норме. Вы почти здоровы. Готовы ли выслушать всю правду о себе?
– Смотря какую.
– Какую предпочитаете? Был бы я малость храбрее – обязательно влюбился бы. Честное слово, вы обаятельная, вы красивая.
– Моментом пользуетесь, купоны стрижёте? Подайте бога ради, мы тут не местные, хлеба кушать хочем. Угадала?
– Грех смеяться над стариком. Я и жениться готов. Ей бо!
– Вот значит как! Я вам помогу, вы – мне. Ага! Альтруизм оказался ширмой, дымовой завесой для нападения, для агрессии.
– Да ладно, шучу. Что я с ума сошёл что ли, в первую встречную влюбляться? Но уши у вас, правда козырные, а губы… губы и вовсе самые-самые. Да-а! Но, кто в здравом уме на ушах женится!
Люся покраснела до кончиков волос, набычилась, – мне тоже есть, есть, что про вас сказать.
– Рубите правду-матку, Милочка! Поделом мне. Про голос ангельский и походку лебяжью молчу. Не по статусу мне с такой дамой под ручку ходить, не то, чтобы в губы целовать или до роскошных волос дотронуться.
– Я на вас не сержусь, Анатолий Романович. Хотела, но не выходит. Честно-честно. Знаете, мне уже не хочется Антона возвращать. Ниточка какая-то внутри лопнула, даже не заметила, как и когда. И замуж я… согласна. Да-да! Думаете, трусиха, так нет. Предлагайте!
– Вот так, сразу?
– Желаете, аукцион провести, цену набиваете?
– Такая вы мне ещё больше нравитесь. Я другой реакции ожидал.
– Не соскакивайте с темы. Испугались, да!
– У вас кофточка красивая. И грудь удивительная. Мой любимый размер.
– Зубы заговариваете?
– Любуюсь. Мечтаю. Пытаюсь представить вас в интерьере своего скромного жилища.
– Не вписываюсь?
– Ого, вы уже нападаете. Ещё пара минут и смыться не удастся.
– А я почти поверила. С вами так легко. У меня ощущение, что никто меня не бросал. Совсем никто. Я сама его отпустила, я вас ждала. Всю жизнь.
– Так, что-то пошло не так. Это я, я должен клясться в любви, я должен просить руки, уговаривать. Если так дальше пойдёт, со стыда провалюсь куда-нибудь. Давайте забудем и начнём сначала.
Анатолий развернулся, неуверенно, словно боялся чего-то, дотронулся до кудряшек, – тёплые, пушистые, мягкие. Можно, я уши носом потрогаю?
– Носом?
– Вот именно.
У него был странный взгляд, с каким-то лихорадочным блеском.
– Ну, если носом…
– Борода, знаете ли, каляется. Вот сбрею, тогда…
– А мороженое когда? Почему уши? И причём здесь тёплые волосы?
– Не знаю. Просто так. Такие малюсенькие, такие прозрачные, такие милые, беззащитные ушки. Знаешь, бывает так (только не у меня), когда всё-всё вокруг плывёт, вращается, а ты смотришь со стороны, понять ничего не можешь, потому, что хорошо, потому, что здорово, а ты как бы совсем не причём. Оглядываешься – причём. Накуролесил. Сам не понял, чего и как, а счастлив. Дай, я тебя поцелую.
– Боязно. А обманешь?
– Не, не теперь. У меня земля из-под ног уходит. С вами, с тобой… такое бывает?
– Было. Теперь не знаю. Но вы… ты… мне нравитесь. Не пойму, чем. Просто так. Чем я теперь вам обязана?
– Обижаете, сударыня. У меня предложение странного характера. Сейчас мы идём в парикмахерскую. Меня стригут, вы наблюдаете за метаморфозой, за процессом превращения куколки в бабочку. Понравлюсь – я ваш, нет – буду планировать без парашюта с десятого этажа. И всё. Согласны?
– Давайте сначала коньячку накатим, чтобы наверняка. Я ведь тоже ничего толком не пойму, словно в компьютере кнопки нажимаю.
– А если…
– Плевать! Помните как в сказке – куда стрела упадёт.
– Это жестоко. Я не позволю вам рисковать будущим. В конце концов, вы мне не чужая.
– Объяснитесь!
– Я вас люблю!
– Странно. Мне кажется – я вас тоже.
– Стричься будем?
– Даже не знаю теперь. А вдруг…
(В тексте использованы стихи автора с ником в сети – Горькая Девочка)
О, женщины!
Держать себя в руках – удел мужчин,
А мне не стоит этим так морочиться.
Я женщина! Есть миллион причин,
Чтоб быть такой, как сердцу хочется!
Чеколаева Светлана
Меня никто не провожал. Были на то объективные причины.
В вагоне было душно, но чисто.
Я никогда и никуда не ездил один с тех самых пор как встретил её, Лизу: наивную, простодушную, восторженную девчонку, про которую с обожанием и трепетом говорил, – прелесть, какая она у меня дурочка!
Девочка моя была волшебно хороша: хрупкая, беззащитная, впечатлительная, ранимая, чувствительная и пылкая, доверчивая и романтичная, мечтательная и наивная, податливая и безотказная.
А ещё… ещё она была робкая, но в меру любопытная, чувственная, сентиментальная, немного капризная, деликатная, и в то же время удивительно деятельная. И это ещё не всё: несмотря на внешнюю неприметность, юношескую угловатость, в неё невозможно было не влюбиться, потому что Лиза излучала некий загадочный свет и умела им щедро делиться.
К сожалению одного меня ей оказалось недостаточно.
Когда влюблённость бесцеремонно набрасывается на нас, похищая возможность мыслить логически, когда стремительно врывается в сердце, мы утрачиваем способность отказывать в чём-либо объекту обожания, перестаём глубокомысленно рассуждать, сомневаться. Что бы ни спросила любимая – ответ будет один, – да, да и да! Всё, что угодно – да.
Это было давно, в другой жизни, длившейся бесконечно долгие семнадцать лет, которые вместили в себя целый мир.
Пока я восхищался совершенством божьего творения, рефлексировал, создавая из самой обыкновенной, в меру симпатичной и скромной девушки, посылавшей провокационные по характеру, сканирующие по сути знаки внимания, воображаемый, сотканный из добродетелей, изящества и прочих достоинств образ, размышляя, стоит ли увлечься прелестницей всерьёз, она уже приняла за нас двоих решение, даже больше – распланировала дату зачатия, имя первенца и дизайн детской комнаты.
Сопротивление было сломлено серией томных взглядов и демонстрацией снисходительного целомудрия.
Любовь, предполагающая серьёзные отношения и персональную ответственность, во многом похожа на азартное участие в экзотических аттракционах в парке развлечений. Если нет соответствующего навыка, если слаб здоровьем, экстремальный заезд начинается волнительным предвкушением, восхитительным ощущением невесомости, опьянением скоростью виражей, восторгом эмоционального потрясения, переходящего довольно скоро в ощущение беспредельной тяжести в желудке, в потерю ориентации, головокружение и рвущуюся изнутри тошноту.
Не дано нам, человекам, испытать или понять в любви всё и сразу: слишком много тепла и энергии выделяется в процессе реализации божественного замысла, слишком много эмоций, адреналина, страсти.
Поторопишься – сгоришь дотла, даже вспомнить не о чем будет. Чувства беречь, экономить нужно, чтобы надолго хватило, ещё лучше навсегда.
Все стадии игры в брак, начиная с карнавального медового шествия, заканчивая скандальным выворачиванием внутренностей семейных отношений, были нами пройдены.
Однажды Лиза с равнодушием в голосе произнесла, пряча при этом взгляд, – извини, я тебя разлюбила. Нам нужно расстаться, – как будто нажала по-хозяйски кнопку выключателя, уходя ненадолго из дома, чтобы не тратить зазря средства на оплату освещения.
А ведь ещё вчера всё было иначе. Разве я мог в одно мгновение забыть её голос, нежные поцелуи, сводящие с ума, лицо, прикасающееся к горячему до щекотки дыханию: не задохнуться бы от избыточного желания, не ошпариться от душистого, трепетно-влажного обожания.
Как это – разлюбила, после стольких счастливых до безобразия лет?
Даже если так – к чему расставаться? Можно же договориться, обсудить варианты.
Но, нет, всё, что принадлежало мне на правах супруга, было экспроприировано, изъято.
Я мужчина, но эмоциональный, чувствительный. Слёзы, когда никто не видел, как бы нехотя вытекали из моих глаз, засыпая рядышком на подушке. Не было сил переживать о несбывшихся мечтах, пустых надеждах, страдать, создавать желанную, оттого ещё более болезненную иллюзию казавшегося незыблемым счастья.
Со временем я немного успокоился, но в тайниках души всё ещё происходило волнение.
Дети наши к тому времени подросли, но понять, осмыслить что произошло, не смогли, или не захотели: предъявили, как им казалось объективно обоснованный иск по поводу хронической нелюбви. О, как!
Претензий оказалось бесконечное множество: если бы вы… если бы меня… да вы никогда… и вообще – кто вам позволил! Именно потому мы несчастные, закомплексованные со всех сторон неудачники!
Спорить бесполезно: мы в своё время думали приблизительно так же. Каждое следующее поколение мнит себя умнее предыдущего.
Нет ничего удивительного в том, что я надолго выпал из реальности, подорвал духовное и физическое здоровье, которое и ехал поправлять на моря.
Береговой прибой шумел у меня в ушах, когда я рассматривал происходящее на перроне.
Море я любил беззаветно, детей возил ежегодно на побережье несмотря ни на что, даже если приходилось влезать в долги и выколачивать из начальства недостающие дни отпуска за свой счёт.
Возвращались с юга мы, как правило, без копейки денег, но неизменно в приподнятом настроении. Дома нас ждала батарея молочных бутылок, сдав которые можно было прожить до аванса или до материальной помощи, в которой редко отказывали отпускникам.
Всё было привычно: шумные носильщики, стопки чемоданов, вежливые проводники, в меру возбуждённые пассажиры и провожающие.
Необычно было видеть чересчур эмоциональное прощание молодой парочки. Создавалось ощущение, что они расстаются навсегда.
Девушка плакала, вешалась мужчине на шею, подставляла для поцелуя то губы, то шею, то грудь. Огромный букет мешал расставаться. Рассыпанные по плечам волосы лезли в лицо, по которому грязными потёками стекали струйки туши. На щеках и рубашке мужчины красовались отметины губной помадой.
Воркующие так нежно влюблённые привлекли всеобщее внимание.
Я им завидовал.
Когда-то и мы с Лизой были единым целым, разве что цветы дарить, у нас не было принято. Она – девушка из многодетной семьи, я – рациональный, практичный, знающей цену заработанной копейке инженер.
Любовь исчисляется не хризантемами да розами, тем более что цветами в горшках в нашем уютном доме были заставлены все подоконники.
Не знаю почему – срезанные цветы мне всегда было жалко. Я предпочитал дарить стихи, свои и чужие. Например, такие, – хочешь, коснусь легонько твоих волос? Смятые простыни, в чашке остывший чай, – доброе утро, – выдохну, – как спалось? Сладко потянешься: тёплый, родной насквозь, и улыбнёшься, – ладно, не отвечай. Хочешь, ладонь в твою положу ладонь, переплетая пальцы, слегка cожму? Сильный, чудесный, ласковый, молодой, словно рождённый под золотой звездой! Ладно, молчу. Я просто так – ни к кому… хочешь, дотронусь впадинки у виска, тихо губами глупости нашепчу? В горле волной горячей, совсем близка, дикая нежность. Чтобы не расплескать слепо замру, услышав твоё, – хочу!
Мужчина едва удерживал огромный букет крупных белых роз. Если разделить его по цветку – можно было бы одарить всех проводниц в составе и украсить головной вагон.
Провожающего не волновали все девушки мира: он влюблён в одну – самую-самую, несмотря на то, что она не красавица: чересчур худа, выше на голову, одевается слишком броско, накрашена довольно безвкусно.
Интересно, что бы ответил он, как отреагировал, скажи ему такое?
Проводница торопила.
Так грустно было смотреть на слившиеся в последнем поцелуе, замершие, вросшие друг в друга тела.
И всё-таки им повезло больше: они ещё встретятся – стоит только подождать, чего нельзя сказать о нас с Лизой.
Девушка едва пролезла с цветами, которые держала одной рукой, между проводницей и поручнем. Другую руку не отпускал молодой человек.
– Приедешь – отзвонись. Люблю-люблю, люблю!
Он долго бежал за составом, махал руками, посылал один за другим воздушные поцелуи.
Смотреть на девчушку было больно. Она рыдала, размазывая остатки косметики по лицу.
Букет едва уместился на столе.
– Возьмите влажные салфетки, – пожалел её я, – туалет не скоро откроют.
Попутчица шумно всхлипывала, застенчиво прятала взгляд: кому понравится, когда тебя рассматривают в таком неприглядном виде?
Проводница принесла трёхлитровую банку с водой, – какая любовь, какая любовь! Вам так повезло. Удивительные чувства! Жених?
Девушка не ответила. Ей было не до нас.
Я так и не познакомился с ней, хотя очень хотел посочувствовать, выразить своё отношение. Попутчица, молча, переоделась, застелила постель, и всю дорогу лежала, укрывшись с головой, лицом к стенке.
Её состояние давало повод задуматься: о любви и ненависти, о преданности и искренности, о скоротечности всего сущего, о молодости, наградой которой является такая пылкая любовь.
Мне было, о чём вспомнить.
Я тоже любил.
К счастью взаимно.
К сожалению, отвергнут в финале, не успев состариться.
Кто знает, куда исчезает любовь, почему и в чём растворяются возвышенные чувства.
Время в пути пролетает незаметно, чему способствуют смена пейзажей, особенный, с запахом дыма чай в музыкально дребезжащих подстаканниках, шумное общение пассажиров, ритмично убаюкивающая тряска, мерный перестук колёс на стыках рельс, ожидание скорого прибытия, мысли о море, предвкушение чуда общения с природой и климатом из другого, южного мира.
Вот показались пригороды Симферополя. Ещё немного и разбредёмся, кто куда, забудем, что ехали, общались, переживали вместе.
У каждого свой путь, своя цель.
Печальная девушка так ни с кем и не общалась. Да это и понятно. Расставание – маленькая смерть. Конечно, ей лихо.
Незадолго до прибытия пассажирка оживилась: тщательно массировала шлепками лицо, шею, грудь, накладывала многослойный макияж.
Девушка умело пилила и шлифовала ноготки, накладывала на них ярко-алый лак, придирчиво расправляла складки полупрозрачного платья, причёсывалась, вновь и вновь всматриваясь в зеркальное отражения себя.
Жизнь продолжается. Разве может быть иначе?
Не рыдать же она приехала в солнечный Крым.
Нужно и мне, наконец, забыть про свою, теперь уже совсем чужую Лизу.
Пусть ей повезёт. Я ещё не стар. На море так просто знакомиться. Кто знает, кто знает, может быть, и я невзначай найду свою судьбу.
Печальная девушка просветлела вдруг взглядом, расцвела, покрылась нежным румянцем. Сквозь макияж проступила загадочная улыбка.
Она начала пробираться к выходу одной из первых.
Какая у неё была энергичная, свободная походка, какая амбициозная стать!
– Букет, – встрепенулся я, – вы забыли букет!
Дама смерила меня неприязненным взглядом, смысл которого сложно было уловить, – заберите себе!
– Ладно, ладно, как скажете. Я думал…
– Люсенька, любимая, – подхватил её, закружил, не обращая внимания на выползающих из вагона пассажиров, жизнерадостный молодой человек с огромным букетом алых, под цвет маникюра загадочной прелестницы, роз, – как я соскучился! Устала?
Он целовал её, целовал, целовал! Девушка визжала от восторга.
Я застыл в оцепенении, не понимая, что происходит: когда она настоящая, кого любит, с кем играет?
Может быть, и Лиза… сама не понимает, чего хочет?
О, женщины!
(Стихи Марины Фольмер)
Нужное направление
– Чёрт возьми, – возмущалась про себя Марина Сигизмундовна Селезнёва, ошарашенная до крайности непредсказуемым действием шальных для её зрелого возраста гормонов после нескольких рюмок аперитива, выпитого в компании скаредного и лениво-безвольного любовника, сбежавшего, увидев счёт, прямо из ресторана, – скотина, импотент, моральный урод! Сам ведь пригласил.
Она ожидала от этого вечера в пятницу чего-то необыкновенного. Мужчина выглядел интеллигентным, породистым, ухоженным, смелым.
Как иллюзорен, как циничен мир!
Душа невыносимо, до рассеянных влажных галлюцинаций, до искажённого восприятия действительности жаждала сентиментальной романтики, тесного общения и горячего, до помутнения в мозгу секса, но не просто так – как минимум по обоюдной симпатии.
– Отчего мне так неспокойно, так грустно сегодня? Я так долго живу и ничего, по сути, не познала, кроме стремления всегда и для всех быть хорошей, лучшей. И чего добилась? Шиш с маком, вот чего! Должность главного экономиста и квартира в элитной новостройке не в счёт. А я хочу!
– Хочу бегать как раньше на высоких каблуках, оголять, без опасения выглядеть дурой, стройные ножки, до самой… вот именно, до неё, родимой. До сих пор мечтаю выставлять напоказ тугую, как в семнадцать лет грудь с пробивающими насквозь лёгкую ткань одежд сосками. Почему, нет? Хочу жрать этот грёбаный бездуховный мир, стремящийся к энтропии и хаосу вместе с чёрной икрой и белыми итальянскими трюфелями за тысячу баксов за порцию огромными ложками. За счёт благодарных любовников, естественно: ведь я не просто дурочка с переулочка, я настоящая леди!
Что с того, что со мной поздоровался преждевременный климакс, что у меня нет детей, мужа, разве это приговор?
Хочу пить с молоденькими воздыхателями прямо на работе винтажное полусладкое шампанское, плевать на начальство с высокой колокольни. Хочу вон того плечистого мальчугана. Прямо сейчас.
Пусть все завидуют!
Марина Сигизмундовна дьявольски элегантно вскинула руки к небу, распрямила спинку, выпятила слегка сдувшуюся с годами грудь и поскакала как в детстве с одной ножки на другую, вприпрыжку, босиком, что оказалось совсем непростым развлечением для её сорока трёх лет.
Утомившись, дама вдруг остановилась, задумчиво прислонила пальчик к губам, после чего уверенно задрала до того интимного места, о котором недавно вспоминала, подол, не совсем правда маленького, но определённо чёрного платья (обязательный для каждой уважающей себя женщины аксессуар).
Смелый поступок, если учесть, что ночная жизнь в городе не затихает ни на минуту.
Марина ловко сдёрнула с себя ажурные, специально для сегодняшнего рандеву приобретённые в дорогом бутике эротические трусики, эффектно помотала их на указательном пальчике и задорно шмякнула их об асфальт.
– Нам ли, красивым бабам, быть в печали! Так лучше. В молодости я ещё не такое вытворяла.
Сладкое томление внизу живота напомнило о том благостном времени, когда безнаказанно, без неприятных последствий можно было забавляться любым доступным способом, даже стриптиз танцевать без ущерба для репутации на банкетном столе и бюстик бросать на удачливого.
Глупые выходки на вечеринках и откровенная интимная агрессивность лишь добавляли очки в копилку элитарной эксклюзивности на тесном эротическом олимпе. Когда-то её благосклонности добивались многие. Марина придирчиво выбирала, предпочитая состоятельных и надёжных партнёров с развитыми мужскими инстинктами и сильным либидо.
Что изменилось, кроме прожитых лет? Ни-че-го!
Отчаянная удаль захлестнула её горячей волной, увлекла, ослепила, вскружила голову.
Ночь была такая прозрачная, такая заманчиво тёмная и томная, такая впечатляюще очаровательная. Именно в такие волшебные ночи, с мириадами ярких звёзд на безоблачном небе особенно хочется быть счастливой.
